Читать книгу "Идеальные любовники - Ольга Карпович"

– А ну тормозни вон у того кабака, зайду освежусь. Никуда эти немцы не денутся, подождут. А начнут выступать, так мы им напомним 1945 год!

В переговорной, просторной комнате с широким окном, выходящим на главный вход административного корпуса завода, Федор Николаевич Спиричев, коренастый краснолицый мужичок лет шестидесяти, беззвучно матерясь, расхаживал вдоль длинного стола, за которым расселись представители немецких партнеров. Сын опаздывал уже на полчаса.

«Проклятый разгильдяй, опять все на свете проспал и забыл. Делать нечего, придется начинать без него», – Федор Николаевич обернулся к переводчику и начал:

– Дорогие коллеги.

В этот момент с улицы донесся шум мотора. Спиричев глянул на паркующийся «Мерседес» и остолбенел: из машины выкатился помятый, расхристанный Антон. Пошатнувшись, он едва не осел на землю, но устоял на ногах и, вытащив из машины крольчиху, пошел ко входу.

За спиной Спиричева-старшего бесшумно возник предупредительный секретарь, и Федор Николаевич, сделавшись совсем уж свекольного цвета, просипел:

– Перехвати засранца и запри в моем кабинете! Бегом! – Обернувшись к немцам, объявил: – Мне только что доложили… Антон Федорович задержался… на переговорах… на… мм… других переговорах…

Секретарь метнулся к выходу, но Тоша оказался проворнее. Тут дверь переговорной распахнулась, и ввалился менеджер по закупкам сырья во всей своей освеженной красе. И без того длинные физиономии немцев вытянулись еще больше, а наследник семейного бизнеса, обведя комнату царственным жестом, объявил:

– А вот и я! Простите, задержался… задержался…

Федор Николаевич, все еще надеясь спасти положение, значительно произнес:

– На переговорах!

Сын удивленно захлопал глазами, пытаясь выискать среди кружившихся пятен источник знакомого голоса.

– Что? – И, узнав наконец отца, с пьяным добродушием произнес: – А, папа, и ты здесь? А что такое? Что такой грустный? Вот знаешь, папа, я тебе все время хотел сказать: сколько я тебя знаю, ты все время грустный и грустный… Как будто ни дна тебе, ни покрышки…

– Так что там, Антон Федорович, на переговорах-то? – засуетился секретарь.

– На переговорах? А, ну да… на переговорах… – Он принялся неловко пробираться к своему месту. – Так знаете ли, господа, переговорили… Очень… э-э-э… прод… продуктивно.

Тоша запнулся о ножку кресла, потерял равновесие и с размаху уселся на спину представителю германской фирмы, грузному мужичку в очках. Тот от неожиданности опрокинул кофе себе на брюки. Началась суета, участники встречи повскакивали с мест. Лицо Федора Николаевича приняло совсем уже апоплексический оттенок.

– О, прошу прощения. Устал… э-э-э… на переговорах. Эти переговоры, знаете ли… Миль пардон, мада… Простите, мусье! – И Тоша, с неожиданной ловкостью стащив с себя рубашку, попытался вытереть ею испорченные брюки немца.

Федор Николаевич ринулся к сыну, проволок по комнате и вышвырнул за дверь, задыхаясь и безуспешно пытаясь выговорить:

– Зас… зас…

* * *

На свидание через два дня Тоша явился отчего-то в темных очках. Женя решила, что это для пущей шикарности. Встретиться они договорились на Тверском бульваре, Женя наплела, что дает интервью в кафе неподалеку.

– Здравствуйте, Тоша! – пропела Женя.

Настроение у девушки было замечательное и еще улучшилось, когда Тоша расплылся в улыбке при ее появлении. Они пошли по бульвару к припаркованной у поворота на Тверскую машине. Все скамейки облепила студенческого вида молодежь. На другой стороне улицы жевали мороженое за столиками «Макдоналдса» разомлевшие от жары москвичи.

– Ну что, айда тратить денежки! – залихватски предложил Тоша. – Хочешь узнать, красавица, как зажигают олигархи-лайт?

– Мне кажется, меня ничем уже не удивишь… – сморщила носик Женя. – Как-то раз на приеме у Бертолуччи…

– А мы попробуем, – возразил Антон.

– К тому же я не одета… Это интервью, нужен был деловой стиль. – Женя имела в виду свою узкую темно-серую юбку (если быть честной, перекроенную из старого материнского платья). – Не успела заехать домой переодеться.

– Так в чем же дело! Поехали в магазин, подберем вам что-нибудь.

– Право, не знаю, это неудобно, – отнекивалась Женя.

– Неудобно на потолке спать, – отмел все возражения Спиричев-младший и скомандовал шоферу: – Вези в Третьяковский проезд.

В дорогущем бутике вокруг Жени сразу же засуетились: принесли кофе в крошечной чашечке, завалили одеждой. Тоша тоже примерил джинсы из новой коллекции Версаче и, вертясь перед зеркалом, кряхтел:

– Не знаю… Не будут ли они меня дешевить?

Себе он так ничего и не купил, зато Дольча разжилась шелковым шарфиком, который Тоша торжественно повязал ей на шею. Женя же, боясь спугнуть потенциального жениха излишней меркантильностью, остановилась на относительно недорогом черном платье.

– Похоронное какое-то! Выбери что-нибудь поэлегантнее, погламурнее. – Кавалер стащил с полки большую темно-бордовую сумку. – Вот хоть этот баул возьми!

– Тоша, это же «Биркин»… Откуда он здесь?

– Ну и что, что бирки? Срежем!

От сумки Женя, однако, отказалась, представив себе, как страшно будет ехать с таким сокровищем в метро, то и дело ожидая получить по голове от продвинутого грабителя. За ее наряд Тоша расплатился наличными – извлек из кармана несколько измятых стодолларовых купюр. А затем, обняв ее за плечи (Женя решила, что можно уже позволить ему некоторые вольности), повез развлекаться в недавно открывшийся модный ночной клуб.

Удобно устроившись на бархатных диванных подушках, Тоша тут же запросил винную карту. Женя, даже не взглянув в нее, заказала:

– Мне «Кристалл», пожалуйста!

– Ради бога извините, но «Кристалл» закончился. Могу предложить «Вдову Клико», «Дом Периньон», – смущенно расшаркался официант.

– Это не мой уровень, – скривился Тоша, однако заказал сразу пять бутылок.

Дольча, которую Спиричев-младший тоже притащил в ночное заведение, хрумкала специально принесенную из кухни морковь, уютно примостившись в уголке дивана.

От грохочущей музыки у Жени разболелась голова. Она давно уже перестала считать бокалы шампанского и только удивлялась, отчего же ей все никак не делается весело. Напротив, с каждым выпитым глотком на душе становилось все муторнее, россказни захмелевшего Тоши ей опостылели, и больше всего хотелось отправиться – нет, не домой, там из нее клещами начнут тащить, почему она упустила такого выгодного жениха, – а куда-нибудь к черту на кулички.

«Что ж за жизнь-то такая паршивая, а? Отчего молодой красивой женщине приходится корчить из себя невесть что и придуриваться для этого остолопа? Он ведь был бы даже симпатичным, если бы не все эти пошлые и смешные понты», – думала Женя.