Читать книгу "Девочка моя, или Одна кровь на двоих - Татьяна Алюшина"

– Что? – затребовал снизу Дмитрий.

– В течение попала! Умница, правильно! Она его перехватила за волосы, чтоб грести удобней было! – крикнул Осип, отлип от окуляров, посмотрел на Диму. – Вес у них разный! – и вернулся к наблюдению. – К нам несет!

Дима уже увидел, как девушку с мужчиной несло на веревку с буйками, и сразу нырнул, вместе с ним нырнул Олег, вынырнув почти одновременно, они рванули к девушке.

«Давай, девочка, продержись еще немного, ты все правильно делаешь!» – подбадривал он мысленно девчушку, рассекая воду мощными гребками.

Он увидел, как выскочил из-под большого безвольного тела буек, хлестнув ее веревкой по руке, слышал, как она вскрикнула. Тело мужика несло дальше, на Диму с Олегом.

Это хорошо!

Девушка, перекинув через голову веревку, подплыла к мужику, притянула к себе рукой, взяв под подбородок.

Дима с Олегом подплыли к парочке, чуть приотстав, их догонял Игорь, перехватили у нее из руки мужика, и Дима поддержал девочку за локоток.

– Игорь, возьми девушку!

Машка уже плохо соображала, сквозь фиолетовые круги она увидела двух мужчин, принявших у нее безвольное тело, и подплывающего к ней третьего.

– Я помогу! – сказал этот третий и прижал, обхватив рукой за талию.

– Да я смогу, наверное… – прохрипела Машка.

– Ничего, подышите.

– Нет, поплыли, у меня ноги…

Он понял, что она сильно замерзла и устала, и, перехватив ее за локоть, поплыл к берегу, буксируя за собой.

Они доплыли очень быстро, парень помог ей выйти на берег.

Машка рухнула на колени, уперлась руками в песок, опустила голову и дышала, с хрипом втягивая в себя воздух, попутно приобретая знания, что именно чувствует и как дышит загнанная лошадь.

Грудь ходила ходуном, делая больно легким и ребрам, сердце колотилось тяжелым бедовым колоколом, перед глазами плыли, переплетаясь, фиолетовые круги, к которым присоединились черные братцы. Кто-то накрыл ее большим махровым полотенцем и легонько похлопал по плечу, она не видела кто и поблагодарить не могла.

Покалейдоскопив, круги стали терять яркость и растворяться, дыхание постепенно выравнивалось, только сердце все ухало и ухало. Она распрямилась, села на подогнутые ноги, стряхнула с ладоней мокрый песок и смогла увидеть, что происходит на берегу.

Двое мужчин делали искусственное дыхание и массаж сердца неудачливому ловеласу.

Раз, два, три, четыре, пять – вдох! Еще раз.

Тот, который делал массаж сердца, стоя на коленях возле утопленника, располагался к ней лицом, загорелый, с мощным разворотом плеч, большой и сильный. Второй, вдыхавший воздух после счета «пять», спиной к Машке – молодой, жилистый.

Пострадавший закашлялся, очнулся, перестав быть утопленником, его быстро перевернули на бок, он удушливо сипел, кашлял надсадно и отплевывался вытекающей из нутра водой.

Машке показалось, что воды неправдоподобно много.

– Осип! Врачей из пансионата! – жестким командирским тоном распорядился тот, кто делал массаж сердца.

– На подходе! Спасатели их сразу подняли по тревоге, они видели, что мы их вытащили.

– Девушку быстро в горячий душ! И дай ей виски или коньяка!

Машку кто-то поднял, поставил на ноги, поправил сползающее с плеч полотенце.

– Девушка! – обратился к ней командующий здесь всем, поднимаясь с колен. – Вы молодец! Если бы не вы, он бы утонул!

И улыбнулся, глядя ей в глаза золотистыми, чуть с прищуром тигриными глазами!

У Машки остановилось дыхание, сердце ударило под коленки, и она стала заваливаться на бок, и если бы не подхватили чьи-то руки, она бы упала, ударившись о мокрый песок.

«Дима!» – выстрелило в висок узнавание.

И всего на мгновение она отключилась.

– Ей плохо! – крикнул кто-то у нее над ухом.

– Нет. Нет, – возразила Машка, возвращаясь из секундного помутнения.

«Помутнение рассудка», кажется, так это по-красивому называется у романтичных барышень.

– Игорь, да неси ты ее в дом скорее! – прогремел недовольный командирский голос. – Вот и врачи прибыли!

Все это она слышала как бы издалека. Машку подняли на руки и куда-то понесли.

«Не надо мне ни в какой дом! Мне надо в свой номер!» – думала она отстраненно.

На пороге дома их – Машку и того, кто ее нес, – встретила женщина, улыбавшаяся сочувственно.

– Неси ее прямо в душ! – распорядилась женщина.

Через какие-то коридоры, комнаты, двери и снова коридоры Машку принесли и поставили в душевой кабинке.

– Я вот здесь полотенце повешу, – сказала женщина, демонстрируя Машке полотенце и где она его повесит.

«Ладно, душ!» – согласилась с обстоятельствами Машка.

Душ – это хорошо. Ей надо согреться, разморозить мозги, перестать трястись мелкой противной дрожью перепуганного, замерзшего тела.

Она врубила горячую воду, уперлась обеими руками в стену и так и стояла под лупящими обжигающими струями, не сняв купальника. Черный раздельный купальник калифорнийского приобретения ей нравился необычайно за удобство и за то, как он ей шел – с высоким поясом плавок, подчеркивающим талию, визуально добавляющим длины ногам, с глухим, в спортивном стиле, верхом, удобным и эластичным.

Сможет ли она его теперь носить после таких событий, думала Машка, он будет ассоциироваться с неприятным воспоминанием.

Вос-по-ми-на-ни-ем!

«Дима!»

Вот каким ты стал. И кем.

Хозяином данной частной собственности «не влезай, убьет!». Хозяином жизни.

То, что он был хозяином, и командиром, и отцом родным здесь, понятно с лету, без необходимости каких-либо дополнительных вопросов.

Богатым. Сильным. Жестким. Тигриные глаза.

Машка узнала его сразу и рассмотрела немного. Конечно, он изменился, но она узнала сразу.

«Кажется, еще сегодня ночью тебе было интересно, каким он стал. Теперь неинтересно, теперь почему-то грустно, совсем грустно!»

Сколько она простояла под хлещущими горячими струями, потеряв счет времени?

Машка одним движением закрутила краны, обрывая набежавшую непонятную грусть-тоску. По несбывшемуся, наверное.

«Ладно, Мария Владимировна, давай вытираться и дуй отсюда!» – приказала она себе строго.

Выпуская на свободу клубы пара, Маша распахнула дверцы кабинки и вышла из душа. И, вытираясь, все придумывала, как бы половчее смыться из этого дома, и поняла, что оттягивает момент выхода за пределы душевой и боится встретиться с ним снова.