Читать книгу "Условия диктуем мы - Сергей Зверев"

Он первым выскользнул из лачуги и, пригибаясь, больше по привычке, затрусил в сторону ведущего к башне склона. Костер на вершине, который боевики продолжали поддерживать, был для него прекрасным ориентиром. Добравшись до полуразрушенного каменного вала, Володя притаился за ним, дожидаясь, когда его товарищи выйдут на свои позиции, и, осторожно вытянув нож, огляделся. На фоне костра он увидел только троих боевиков. Двое, по всей видимости, спали, а третий, сгорбившись, сидел у огня, спиной к Володе.

«Куда же еще один подевался? – подумал Локис, шаря взглядом. Ушел в охранение? Вряд ли. Они все время маршировали, как на параде. Стоп! А пропал-то Бак! Тогда все понятно: прячется где-нибудь неподалеку, хитрый грузин… Черт, ребят предупредить не смогу!»

В темноте утробно ухнула сова. Почти тут же отчаянно заверещал заяц, доставшийся ей на ужин. Сидевший у костра человек встрепенулся, испуганно завертел головой и пробормотал, поднимаясь в полный рост:

– Шайтан!

Володя приложил ко рту раскрытую ладонь. Тоскливый, протяжный вой с подтявкиванием заставил боевика шарахнуться вперед. От стены отделилась тень и метнулась к нему. Бандит так и не понял, что произошло. Своим коронным ударом Чернов перерезал ему горло. Движение разведчика было настолько стремительным, что лезвие ножа осталось чистым. Убитый опустился сначала на колени и тут же рухнул на своего спящего товарища.

– А, шигин, цицин! – заругался тот спросонок и вдруг захрипел. Нож Локиса вонзился ему в сердце. Боевик засучил ногами, выгнулся в предсмертной агонии и затих. Третьего боевика Зотов оглушил во сне и деловито связал, засунув в рот его же кепку.

– Лежи тихо, – приказал он бесчувственному телу. – И не шали!

– Четвертый пропал? – тихо спросил Чернов, отступая в темноту.

Володя обтер нож об одежду убитого им человека, огляделся и так же тихо ответил:

– Да прячется где-то здесь, хитрый грузинский лис. Я его сам возьму, вы не вмешивайтесь.

Зотов, подхватив пленного боевика, оттащил его в ту сторону, куда укрылся Чернов.

– Эй, артисты! – раздался откуда-то сверху знакомый, чуть насмешливый голос Бакурадзе. – Вы зарезали баранов. Теперь попробуйте справиться с их пастухом!

В темноте Володя не мог видеть, где именно стоит его бывший армейский друг, но догадался, что он спрятался в башне, прихватив с собой оба зенитных комплекса и свой «АК». В «пирамиде» возле догорающего костра стояли только три автомата. Понимая, что в темноте Ушанги не видит, кто напал и уничтожил его группу, Локис опять спрятался за валом. Достав из-за спины «Винторез», мысленно обругал себя за то, что поленился сменить обычный прицел на специальный, для ночной стрельбы. Предполагалось-то, что стрелять не придется, все пройдет тихо, на одних ножах…

– Бак! – громко крикнул Володя, обшаривая, стены башни и ее бойницы оптикой. – Ты проиграл! Умей делать это достойно!

– А я еще и не начинал играть! – все с теми же насмешливыми интонациями ответил Бакурадзе, – только карты стасовал!

Локис помнил эту странную особенность бывшего сослуживца – шутить при сильной опасности.

– Ты нисколько не изменился за эти годы, Бак, – проговорил он, – вот только кавказское гостеприимство подрастерял… Что, новые хозяева запрещают дружить с русскими? Может, ты уже и веру поменял, мусульманином заделался?

Володя умышленно бил по одному из самых больных мест Бакурадзе. Сын осетинки и грузина, Ушанги как-то по-особенному трепетно относился к русским и при каждом удобном случае подчеркивал, что он с ними одной веры. На несколько минут повисла напряженная тишина. Видимо Бак «придумывал», что ответить.

– Слушай, ты, муфлон безрогий! – с подчеркнутым спокойствием заговорил наконец он. – Ты меня не серди… – И вдруг осекся на середине фразы. Только теперь Володя увидел его через прицел в одной из бойниц. Бакурадзе осторожно высунул голову, пытаясь рассмотреть того, кто завел с ним эти дурацкие переговоры.

– Выходи, Бак! – крикнул Локис. – Имей в виду, я срисовал, где ты засел. Если не сдашься, пущу туда гостинец из «Мухи». Считаю до трех! Раз, два уже было…

Голова Ушанги исчезла. Опытный боец, Бак прекрасно понимал, что, если начнется заваруха, в башне он заперт, как в мышеловке. К тому же Ушанги понятия не имел, сколько человек его блокировали. В мерцающем свете костра он видел только троих, но это совсем ничего не значило.

– Хорошо, – неожиданно согласился он, видимо, на что-то решившись. – Я выхожу!

Хорошо зная характер Бакурадзе, Локис сообразил, что Ушанги что-то задумал. Девиз спецназа – «смерть лучше бесчестья» – им вбивали в головы очень основательно, он становился для каждого, кто отслужил в этих элитных частях, не просто словами, а смыслом всей оставшейся жизни. Быстро перекатившись по камням вала, Володя подбежал к входу в башню и, прижавшись спиной к стене, затаил дыхание. В тишине он услышал едва уловимые, осторожные шаги по каменным ступеням и догадался, что был прав. Ушанги вовсе не собирался сдаваться без боя.

«В худшем случае он попытается выстрелить из ПЗРК, – лихорадочно просчитывал варианты Локис, но на это потребуется время. Значит, применит старый, но самый надежный вариант – зажатая в руке граната с заранее выдернутым кольцом. Надо сделать так, чтобы он не успел ее бросить…»

Бакурадзе выходил спиной вперед, положив руки на затылок. Несмотря на темноту, Володя все же разглядел эргэдэшку, которую он крепко прижимал к голове.

– Не дури, Ушанги, – тихо проговорил Локис, когда тот поравнялся с ним. – Я все равно не дам ее тебе уронить…

Бакурадзе вздрогнул, медленно повернул голову на голос и полувопросительно произнес:

– Вовка? Ты?!!

Глава 20

Разведчики сидели у костра. Трупы убитых боевиков они отнесли в башню и закидали их старой гнилой соломой. Туда же положили и связанного пленного.

– У меня вся семья погибла в первые же минуты обстрела, – рассказывал Ушанги Бакурадзе каким-то бесцветным монотонным голосом. – Два прямых попадания эрэсов. Мне об этом потом, когда все закончилось, соседи рассказали. Я был в ополчении, контуженный, угодил в плен, сбежал. Ловить почему-то не стали. Хотел вернуться в Цхинвали, а потом передумал.

– Что так? – поинтересовался Локис.

– Не знаю, – пожал плечами Бакурадзе. – Подумал, что мне там делать? Родных нет, семьи нет. Кому я там нужен? Решил остаться в Грузии, найти родню отца…

– Ну, и как, нашел?

– Да лучше бы не искал, – покачал головой Ушанги. – Они же меня даже на порог не пустили. Людям мозги до такой степени промыли, что они уже ничего не соображают. Совсем свихнулись на патриотическом самосознании и национальной грузинской гордости!

– Так ведь ты же сам грузин! – удивленно вскинул брови Локис.

– Грузин-то грузин, но только наполовину, – усмехнулся Ушанги. – А для этих национал-патриотов «полукровки» еще хуже, чем «чистокровные» осетины. К тому же я ведь воевал не на грузинской стороне. Так что мне было велено уматывать к осетинам или к русским. На душе и без того муторно, а тут такое… Ходил по улицам, как зомби, ничего не соображал, даже хотел руки на себя наложить, но не решился. А потом встретился этот Гасан. Он посочувствовал, работу предложил, жилье, документы новые помог сделать. Говорил, что формирует независимую «народную» армию, чтобы бороться за независимость Южной Осетии, с последующим присоединением ее к России. Так сладко пел, сволочь, и так мягко стелил, что я не сразу понял, кто он такой. Умеет, гад, к людям подход находить. В общем, когда дошло, чем он занимается, было поздно назад пятками двигать. Он же кровью всех вяжет, чтобы крепче сидели в этом дерьме…