Читать книгу "Нефертити и фараон. Красавица и чудовище - Наталья Павлищева"

– Сумасшедший!

Эйе чуть склонил голову, не то соглашаясь, не то осуждая за такое резкое высказывание. Но Тийе было наплевать на его мнение.

– Они с Неф по-прежнему милуются.

– Уже не так часто, все же повзрослели. Но пер-аа любит девочек и жену.

– Сколько можно рожать! – поморщилась царица.

– Пер-аа очень нужен сын…

– Сына может родить и наложница! Скажи Нефертити, что я хочу с ней поговорить. Им пора переезжать в Фивы, я устала.

– Нет, пер-аа не покинет свой Ахетатон, он дал клятву.

Тийе с изумлением уставилась на брата:

– Ты это серьезно?

Тот только вздохнул в ответ. Что он мог сказать царице об упрямстве ее сына?

Тийе немного помолчала, потом махнула рукой:

– Иди. Завтра поговорим. Я пока подумаю.

После ухода брата она сначала долго стояла под теплыми струями воды, которую лили сверху рабыни, а потом полежала в ванне с лепестками лотоса, как всегда любила делать, когда требовалось подумать. Почему-то именно лепестки голубого лотоса помогали царице собраться с мыслями.

Отдыха не получалось, она надеялась развеяться и отдохнуть, а вместо этого вынуждена заниматься проблемами Ахетатона.

На следующее утро выяснилось, что Эхнатон так не считает, он не видел в своем городе никаких проблем, как и у самого себя тоже. Он был гладко выбрит, как и полагалось жрецу, видимо, вымыт до и после церемонии в храме, но вид имел уставший.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, с чего ты взяла?

– Вид уставший.

– Тебе показалось.

Тийе надоело играть в прятки, спросила напрямик:

– Эхнатон, ты стал плохо видеть?

– Все, что нужно, я вижу внутренним взором.

– Вчера я обратила внимание, что ты смотришь прямо на солнечный диск. Это может привести к слепоте.

Фараон чуть поморщился:

– И ты, как Неф, та все боится, как бы я не стал, как все! Это вы не можете смотреть на солнце прямо, я его сын и могу!

– Но тебя слепит этот свет, после него ты плохо видишь остальное.

Глаза Эхнатона даже радостно блеснули:

– Ты права! Если бы ты знала, как права! Ты поняла даже то, чего не в состоянии понять Неф. Когда впитаешь в себя этот свет, перестаешь замечать мелочное вокруг! А когда не очень хорошо видишь, то лучше слышишь. Фальшь в голосе куда заметней фальши во внешности.

Царица в ужасе замерла, чтобы ничего не произнести и не выдать свои мысли. Сын воспринял ее молчание как поощрение и принялся рассуждать о преимуществах полуслепой жизни, о правде, искренности, необходимости подчинить свою жизнь служению этой правде…

Тийе слушала и думала о том, что теперь делать. Она приветствовала строительство нового города, только чтобы на время изолировать сына от власти, а теперь пожинала плоды этого необдуманного поступка. Каким правителем огромной страны может стать полуслепой, охваченный отвлеченными, пусть и прекрасными идеями, Эхнатон? Привыкшая отвечать самой себе честно, Тийе мысленно сказала: «Никаким!» Кемет нужна сильная рука, а ее нет со времен Тутмоса. Ее ум искал и не находил выхода.

Царица пробыла в Ахетатоне довольно долго и вдруг засобиралась обратно в Фивы. Эхнатон, раньше надеявшийся, что мать переберется к ним совсем, почему-то не возражал. Он уже понял, что ежедневно слышать ее замечания не сможет, лучше пусть царица приезжает погостить. Конечно, вслух пер-аа ничего такого говорить царице-матери не стал, напротив, убеждал ее не покидать Ахетатон. И, понимая, что лжет, нарушая собственное стремление к правде, чувствовал себя плохо.

Перед отъездом Тийе решила поговорить с Нефертити серьезно, но такого разговора, как ожидала, не получилось.

– Неф, в детстве ты мечтала править, как царица Хатшепсут…

– Это было в детстве, сейчас мне больше нравится быть матерью, – улыбнулась своей спокойной улыбкой красавица.

Хотелось крикнуть: «Очнись! Очнитесь вы все! Перестаньте жить в придуманном мире! Нельзя жить на островке счастья и искренности, когда вокруг столько лжи!» Но Тийе смотрела на спокойную Нефертити и понимала, что все слова уйдут, как вода в песок. И все же она сделала последнюю попытку:

– Ты снова беременна?

– Да.

– Хватит рожать, Неф, ты износишься как женщина.

– Нам нужен наследник.

– Пусть его родит наложница!

– Нет! – В больших глазах красавицы блеснули слезы.

– Неф, обещай мне, что, если со мной что-то случится, ты воспитаешь сына Бакетамон как своего собственного, даже если у тебя уже будут свои сыновья.

– Конечно! Нужно было взять его с собой сейчас!

– Он слишком мал, чтобы путешествовать. Да и для пер-аа это было бы неприятно.

В ответ Нефертити только вздохнула. Подруга детства Бакетамон умерла, едва родив сына. Теперь малыша воспитывала царица Тийе. Тийе вернула ее к действительности вопросом:

– У пер-аа есть гарем?

– Да.

– Он часто ходит туда?

– Когда мне уже нельзя.

– Ты правишь гаремом?

– Нет! Я не хожу туда.

– Ну и глупо. Все жены и наложницы должны понимать, что существуют, только пока ты этого желаешь. И на ложе пер-аа бывают скорее по твоей, а не его милости. Немедленно пойдем в гарем, посмотрим, кого там держат!

Царица-мать действительно провела инспекцию, разогнав половину осевших в гареме сына красавиц. В конце концов она заявила:

– Ты права, Неф, что не ходишь сюда, здесь нет соперниц! Но следить за тем, кто сюда попадает, ты должна. Хозяйка Ахетатона ты, и все должны об этом помнить.

Нефертити завидовала решительности Тийе, ей и самой уже надоело быть послушной и покорной. Но в животе снова толкался ребенок, а в детской ждали другие дети. Неужели ее судьба только рожать и растить детей? А как же Хатшепсут, неужели так и останется детской мечтой? В Ахетатоне Нефертити, окруженная множеством детей, даже забыла о своей детской мечте.

Провожая царицу-мать, Эхнатон и Нефертити думали каждый о своем, но оба о том, что подсказала Тийе. К сожалению, думалось об этом совсем недолго, фараона и царицу отвлекли каждого свои заботы.

Жизнь в Ахетатоне потекла по заведенному порядку.

Еще до света пер-аа поднимался с постели, совершал с помощью верного Несеба омовение, позволял себя гладко выбривать, снова мылся и отправлялся в храм Встречи Атона либо во дворцовый храм. Даже если не служил сам, то выстаивал всю службу, потом легко завтракал и обходил свои владения.

Он подолгу молча стоял подле каждой из собственных статуй, но не смотрел, а словно прислушивался к неуловимым для других звукам. Может, советовался? Неизвестно, что подсказывали пер-аа его изображения, но они явно не желали знать ничего дальше стел, ограничивающих территорию Ахетатона! Вместе с ними этого не желал знать и сам Эхнатон. Все доклады советников, кроме тех, что касались храмовых дел, он практически пропускал мимо ушей, отмахиваясь: