Читать книгу "Млечный Путь, 21 век, No 1(46), 2024 - Кирилл Николаевич Берендеев"

о простых людях. Сотни лет будут идти споры, почему Рембрандт внес какой-то женский образ в картину с изображением роты солдат. Совершенно понятно, что это портрет его любимой жены Саскии, но она изображена таким образом, что на нее падает свет, более того, она сама его излучает, причем настолько ярко, что зритель невольно обращает на нее внимание. И еще две детали: кубок в ее руке и тушка белого петуха на поясе. Так вот, эта девочка с женским лицом и есть ключ ко всему полотну. Для того, чтобы понять, что же хотел нам сказать Маэстро, - улыбнулся Мессир, - мы должны внимательно вглядеться в его картину "Автопортрет с Саскией на коленях", написанный в 1635 году. Обрати внимание, в это время мастеру сопутствовал успех, у него гордый взгляд, дерзкая улыбка, темпераментный жест его руки держащий КУБОК! Обрати внимание на великолепие и роскошь его костюма - надвинутая набекрень черная бархатная широкополая шляпа с белым страусовым пером, нарядный, отороченный золотисто-красным мехом камзол, из которого торчат широченные рукава ярко-красной рубахи, и мы как будто слышим низкий голос Рембрандта, провозглашающего тост за счастье, за жизнь и красоту. Как он похож на какого-то щеголя, глаза смеются, в них задор, веселье, страсть. Он, как художник, был склонен к художественным ассоциациям и в любовных играх представлял себя гордой, красивой птицей, с цветным красивым гребнем, богатыми серьгами и разноцветным хвостовым оперением, обладающим своей прекрасной и нарядной "курочкой", и был счастлив...

- Он никак не мог расстаться с ней, - Мессир грустно покачал головой, - и рисуя ее последний портрет, как воспоминание о прекрасной прежней жизни, поместил ей в руку кубок, а свою душу, в виде тушки мертвого петуха, навечно повесил на ее пояс.

- Он здесь, - раздался из темноты голос Азазелло, - как вы просили.

- Господин художник! - тихо сказал Мессир.

- Нарушив все человеческие и церковные каноны, я позволил себе, на короткое время, вернуть вас из "Царства вечности", чтобы вы увидели то, ради чего пожертвовали своим благополучием, семейным счастьем и карьерой. Я ваш должник, ведь я именно вас избрал объектом своего исследования, поэтому мне хотелось вернуть свой долг. Азазелло!!!

Ярко вспыхнул свет, осветив огромный, богато украшенный зал с высокими сводчатыми потолками, украшенными по периметру красочными гобеленами. На одной из стен, между мраморными колоннами, висело огромное полотно.

- Моя картина, - застонал Рембрандт, - "Выступление стрелковой роты капитана Франса Кока и лейтенанта Вилена ван Рейтенбюрга", - и глухо добавил, - моя гордость и мое проклятие.

- Да, - кивнул головой Мессир, - это ваша картина, только сегодня у нее другое название - "Ночной дозор".

- Как это? - недоуменно спросил художник, - почему "Ночной дозор"?

- Позвольте мне, - Мессир встал с кресла, - кратко изложить вам, что произошло с картиной после вашего ухода в лучший из миров. Вначале, картину поместили в "Большом зале" стрелков-ополченцев в Амстердаме. После расформирования рот ополченцев, в 1715 году ее перенесли в здание городской Ратуши, но так как она, из-за своих больших размеров, не умещалась между колоннами помещения, ее обрезали с трех сторон, что привело к потере двух персонажей с левой стороны.

- Это были Якоб Дирксен де Рой и Ян Брюгман, - вздохнул Рембрандт, и ехидно добавил, - хотя не очень-то и жалко. Они столько крови попортили мне своими претензиями, что мол находятся на "задворках" картины и их плохо видно...

Так им и надо! Но позвольте, вот же они, хотя..., - воскликнул он присмотревшись к полотну, - нет, нет, это не моя кисть!

- Картину восстановили на основании копии работы Геррита Лунденса, которая была сделана им до обрезки, - пояснил Мессир, - ну, а потом ее дорисовали уже другие художники. Теперь о названии. Картину назвали "Ночной дозор" через 200 лет после ее написания. Все эти годы она висела в разных залах, где для освещения использовались коптящие сальные свечи, для обогрева камины. Со временем, она покрылась толстым слоем сажи и копоти, отчего фон сильно потемнел, поэтому решили, что действие происходит ночью, и картину назвали "Ночной дозор". И только в середине двадцатого века полотно очистили и выяснили, что автор писал ее солнечным днем, но название прижилось, и его решили уже не менять.

- Ну, конечно, - перебил его взволнованный Рембрандт, - я писал картину днем, ведь чтобы подчеркнуть игру света и тени, я использовал свет солнца.

- Это выяснилось относительно недавно, - продолжил Мессир, - но, это не все. Трижды на нее варварски покушались. И ножом ее резали и кислотой обливали...

- Боже мой! - не выдержав, в отчаянии воскликнул художник, - за что? Почему они это делали? Моя картина!

- Не волнуйтесь Маэстро, - успокоил его Мессир, - вандалы были наказаны и каждый раз ее тщательно восстанавливали. Теперь о главном.

Сейчас, через 370 лет со времени создания вашего, Маэстро, шедевра, мы находимся в художественном музее Амстердама, который входит в двадцатку самых посещаемых музеев мира. Главное место в экспозиции музея, - он посмотрел на Рембрандта, - отведено вашему "Ночному дозору", которому отдан этот прекрасный зал. Каждый год на вашу картину смотрят более двух миллионов человек, - он подошел к художнику, - вы представляете Маэстро? - два миллиона! Но, и это еще не все. В этом музее есть еще несколько залов с вашими произведениями, и вы сможете своими глазами увидеть, какой интерес они вызывают у восторженных потомков. Немного терпения и свершится то, о чем вы мечтали всю жизнь.

- У меня нет слов, - прослезился Рембрандт, - но мне бы хотелось самому походить между людьми, увидеть их лица, услышать, о чем они говорят, как обсуждают мою картину. Это возможно, или вы боитесь, что меня увидят?

- Для меня нет ничего невозможного, - ответил Мессир, - а видеть вас не могут, так как вы с ними находитесь в разных измерениях. Извольте, вы можете идти.

Азазелло!!

Зал, заполненный разноязычной публикой, по хаотичности напоминал муравейник. Все взоры зрителей были направлены на картину. Кто-то молча рассматривал ее, другие, указывая на картину, тихо переговаривались и обсуждали между собой какие-то детали, но всех их объединял неподдельный интерес к "Ночному дозору". Рембрандт напряженно смотрел на людей, вглядывался в их лица, пытаясь уловить их разговоры, и вдруг воскликнул:

- Саския! - и протянул руки в сторону рассматривавшей картину миловидной женщины в старинной широкополой