Читать книгу "Независимость мисс Мэри Беннет - Колин Маккалоу"

Ангус же думал, что наследник Фица меньше всего походит на хлипкого женоподобного слизняка, какого он ожидал увидеть. Хотя он приехал в Пемберли в девятый раз, знаком с Чарли он не был, как и с четырьмя девочками. Фиц держал детей, даже семнадцатилетних, в классной комнате. Теперь, впервые глядя на наследника Фица, он страдал за мальчика. Да, Чарли не отличался ни бычьим телосложением, ни атлетической жилкой, но интеллект его не оставлял желать ничего лучшего, как и чувства. И ни намека на женоподобную расслабленность! Если он поставит перед собой цель, то горы сдвинет для ее достижения, но никогда — насилием, никогда не за счет других. Будь он моим сыном, думал Ангус, я бы очень им гордился. Фица не любят, а вот Чарли любить будут.

Очень скоро Чарли признался, почему он внезапно приехал в Пемберли, когда там ожидался наезд скучнейших гостей.

— Я должен выручить мою тетю, — сказал он.

— Мисс Мэри Беннет, не так ли?

Чарли ахнул.

— Откуда… откуда вы знаете? — Я чуточку с ней знаком.

— Правда?

— Да. Я провел несколько дней в Хартфорде в апреле.

— Но вы знаете, что она немножко закусила удила?

— Изящно выражено, Чарли. Да, я знаю. Она доверилась мне.

— Кто такой этот нестерпимый субъект? Аргус?

— Не знаю. Его письма приходят по почте.

Тут в библиотеку вошел Оуэн и разинул рот от благоговения, которого ему совершенно не внушала Бодлейнская библиотека Оксфорда. Когда удалось отвлечь его от полок и заставить присоединиться к ним, Чарли и Ангус вернулись к Мэри.

— Вам обязательно совершать променады с Дербиширами и епископом Лондонским? — требовательно спросил Чарли у Ангуса.

— Время от времени, но отнюдь не каждый день. Я привычен к горам и получаю большое удовольствие от пропастей и качающихся скал. Но моя слабость — пещеры. Я просто влюблен в пещеры.

— Значит, вы из тех, кто предпочитает промокнуть насквозь и вымараться в жидкой грязи, чем перегреваться, копаясь в мусоре. Могу предложить вам еще одно занятие — отправляться верхом со мной и Оуэном на поиски Мэри.

— Куда более заманчивая идея! Ловлю вас на слове.

Чарли вспомнил, как Ангус сказал, что предпочитает пешие прогулки верховым и встревожился.

— Э… на лошади вы себя удобно чувствуете, так ведь? — спросил он.

— Абсолютно, даже верхом на аристократических одрах вашего отца.

— Превосходно! Утром мы с Оуэном отправимся в Бакстон. «Плуг и звезды» в Макклесфилде знаменит своими завтраками и примыкает к почтовой станции, так что мы намерены обшарить и Макклесфилд. Присоединяетесь?

— Боюсь, что нет, — сказал Ангус с сожалением. — Думаю, завтра я должен быть под рукой, чтобы приветствовать Дербиширов и спикера.

В Хартфорде не было постоялого двора для почтовых карет. Следовавшие через него останавливались сменить лошадей в «Синем кабане» — таким образом, приравненного к почтовой станции — около полудня. Оказавшись перед выбором либо поехать в Лондон, а оттуда более прямым путем, либо направиться на север и где-нибудь пересесть в карету, направляющуюся на запад, Мэри, как она и сказала Ангусу, решила ехать на север. Как-то нелогично ехать на юг, чтобы добраться до противоположной метки на компасе.

Все было продумано до мелочей, могла она сказать себе с удовлетворением. При содействии возчиков Пикфорда большая часть ее имущества отправилась в Пемберли к Элизабет для хранения, а то, что она захватила с собой, было сведено почти к нулю. Понимая, что ей придется (по крайней мере от времени до времени) идти пешком, неся свой багаж, подходящие вместилища она покупала с большим тщанием. О дорожных сундучках, по сути ящиках, стянутых металлическими обручами, разумеется, и речи быть не могло. Как и о настоящих портманто, приспособленных, чтобы их носить, но слишком больших и тяжелых. В конце концов, она остановила свой выбор на двух дорожных сумках из крепкой ковровой ткани. В их низ были вделаны металлические пружинки, оберегавшие ткань от соприкосновения с водой. У той, что побольше, было фальшивое дно, чтобы прятать грязное белье, пока ей не представится случай выстирать его. Кроме этих сумок — черный ретикюль. В него она спрятала двадцать золотых гиней (гинея стоила несколько дороже фунта — двадцать один шиллинг вместо двадцати), флакончик нюхательных солей, пять самых любимых писем Аргуса, кошелечек для мелочи и носовой платок.

В сумки отправились два тщательно сложенных черных платья, лишенные оборок и рюшей, кофточки, простые нижние юбки, ночные сорочки, панталончики, запасная черная шапочка, две запасные пары толстых шерстяных чулок, подвязки, носовые платки, тряпки для месячных, запасная пара черных перчаток и рабочая шкатулка. После некоторого раздумья она положила пару домашних туфель в мешочке поверх ночных сорочек на случай, если пол в ее комнате окажется холодным или грязным. Для чтения — том произведений Уильяма Шекспира и молитвенник. Аккредитив покоился в кармане платья на ней — она пришила по такому карману к каждому из трех своих платьев, чтобы ни на минуту с ним не расставаться.

На ней было ее третье черное платье, поверх которого полагалось бы надеть мантилью, но, презирая мантильи как неудобные и не греющие, она сделала себе пальто на манер мужчины. Оно застегивалось спереди, доходило ей до горла вверху, до колен внизу и до запястий. Ее шляпка также была домашнего изготовления: даже хартфордские шляпницы не выставляли в своих окнах ничего и вполовину столь безобразного. Спереди маленький козырек, который не мог помешать ни ей, ни кому-нибудь еще, и просторная тулья, удобно вмещавшая и шапочку и волосы. Крепко завязанные под подбородком прочные ленты гарантировали, что шляпку не сдует никакой ветер. Для ног имелась единственная пара обуви — шнурованные сапожки на низком каблуке без намека на какую-либо моду.

Ретикюль, обнаружила она, пока ожидала в «Синем кабане» прибытия направляющейся на север кареты, был очень тяжелым — кто бы поверил, что девятнадцать золотых гиней весят так много? Накануне в банке она взяла двадцать, но двадцатый уплатила в конторе почтовых карет за билет на перегоны до самого Грэнтема. В нем указывалось, что она будет прерывать свою поездку в Биглсуэйде, Хантингдоне, Стэмфорде и, наконец, в Грэнтеме. Там ей придется купить другой билет, поскольку она намеревалась покинуть Великий Северный тракт.

Огромная колымага тяжело подкатила в полдень; от четырех тащивших ее битюгов поднимался пар, а дешевые места на козлах и империале были набиты битком, и кучер отказался взять новых наружных пассажиров. Пока битюгов перепрягали, Мэри показала ему билет до Биглсуэйда, только чтобы быть обруганной: в его списке пассажиров она не значилась.

— Доедете только до Стивенэйджа, — сердито пробурчал он, когда она начала настаивать. — В Донкастере скачки.

Какое отношение это имело к почтовым каретам на Грэнтем, Мэри не поняла (не понимала она и того, почему джентльменам взбредаете голову ехать в такую даль для того лишь, чтобы посмотреть, как лошади бегут наперегонки), но она смирилась с тем, что сойдет в Стивенэйдже. В дни ее юности, смутно помнилось ей, ее старшие сестры иногда куда-то ездили в почтовых каретах или дилижансах, но только не она. И как она помнила с того времени, ни Джейн, ни Элизабет не брали с собой горничную, хотя иногда дядя Гардинер одалживал им слугу, чтобы оберегать их в дороге. Поэтому она не видела ничего неприличного в том, что едет одна. В конце-то концов, она — старая деза в годах, а не юная красавица, как Джейн или Элизабет в то время.