Читать книгу "Смена - Светлана Павлова"

мире вещь пострашнее измены телесной – измена ментальная, какая случается у супругов невозможного уровня близости, умеющих без лишних слов услышать топчущийся на задворках сознания вопрос. На такое он и не думал решаться.

В то утро день начался по приятному, первому сценарию. Разум, которому удобно видеть мир через простую логику причинно-следственных связей, объяснил это нашей с Люсей недавней ворожбой – чистая казуистика. Антон, по неведомым мне причинам бодрствующий в пять утра, написал: «Ну че сег? Давай?» А потом добавил: «Ток плз гандонов сама купи. Я в запаре».

Помню, прочитав это сообщение, я наконец с обреченной ясностью осознала: да, ничего не будет. Мы никогда не накупим в крохотную однушку светлого будущего в виде «Икеи». Мы никогда не войдем в ту стадию отношений, когда люди в туалете уже не выкручивают на автопилоте ручки смесителей. Мы даже никогда не поругаемся по-настоящему – с ором, битьем посуды и исчезающими из квартиры матюгами.

И ответила: «ок».

* * *

На самом деле сказать было проще, чем сделать. Презервативов я никогда в жизни не покупала – стеснялась. Я прокладки-то просить в аптеке только недавно научилась, а тут такое. Нет, объясните мне, пожалуйста, почему презервативы почти никогда не лежат в свободном доступе? Чтобы на всю очередь говорить кассирше: «Да, мне вон те, ребристые, банановые. Самые маленькие, пожалуйста»?

Конечно, можно было попросить – у той же Люськи. Но тогда пришлось бы отвечать на вопрос, зачем это мне такое понадобилось. Поэтому вариант отпадал. Единственным способом обзавестись нужным без лишних расспросов было это нужное украсть, подумала я. И таки достала из-под кровати Люськин чемодан. В нем почти ничего не было, кроме упаковки накладных ресниц, трогательно соседствовавших с молитвословом, увидев которые мне стало стыдно. Не за Люську, конечно, а за себя.

Стыд стыдом, но в кармашке подкладки я все-таки покопалась. Пальцы нащупали что-то прохладное, пластиковое. Извлеченное на свет оказалось зиплоком, а внутри – я долго пыталась разглядеть – странного вида серый комочек. Комочек долго не поддавался идентификации, пока наконец до меня не дошло: «Гашиш!» Я в ужасе осознала свою теперь причастность к чужому преступлению – из-за отпечатков пальцев. Неловко обтирая норовивший выскочить пакетик об плед, я все никак не могла успокоиться. Откуда взяла? Неужели привезла из Москвы? Зачем? Она и курить-то особо не любила; так, баловалась иногда.

– А что это ты тут делаешь? – раздался резкий голосок.

Я подняла голову. В проеме стояла – слава богу – Ника. Я как-то вычитала в интернете, что выброс адреналина улучшает деятельность сердечно-сосудистой системы. Что говорить, в тот день моей сердечно-сосудистой системе беспокоиться было не о чем. Едва найдя слова, я ответила:

– Тьфу, напугала. Чего орешь-то так?

– Да не ору я, – обиделась Ника, к счастью не заметившая мое ничтожное ухищрение, и отвернулась к зеркалу – прихорашиваться.

Бросив зиплок в чемодан и задвинув его обратно под кровать, я подумала проработать вариант с Никой:

– Ник, слушай, а ты сюда, случайно, не брала…

– М-м?

– Жидкость для снятия лака!!! – спросила я зачем-то громче и радостнее, чем стоило бы.

– Ну и кто из нас орет? Есть у меня жидкость. Только зачем тебе? У тебя же ногти ненакрашенные.

– Ой, и вправду, – ответила я, посмотрев на руки и искренне удивившись – не отсутствию маникюра, а своей нелепой лжи.

– Странная ты, Ви, в последнее время. Втрескалась, что ли?

Я выкурила три сигареты, вяло реагируя на новые сообщения Вадика и больше думая о том, насколько чудовищным будет обратиться с деликатной просьбой к Бадлону. Он ведь их, в конце концов, уже и так покупал – для Колесниковой. В итоге совесть, помучив меня, подтвердила: да, просить подростка в высшей степени чудовищно. И я отправилась сама, как и велит того взрослая жизнь.

Всю дорогу до магазина я на разные лады повторяла фразу: «Здравствуйте, презервативы, пожалуйста» – угрожающе, вежливо, равнодушно. Думала: избавиться, избавиться к чертовой матери от всего зашитого с малых лет матерью родной. И вспоминала, как однажды мощно покуролесившая накануне Люська попросила меня сходить с ней в аптеку за какой-нибудь экстренной контрацепцией, а злая, красная, как редис, фармацевтка отчитывала нас за это, как пятиклассниц, брызгала слюной, вздыхала и продала в итоге со словами «последствия необратимы, в перспективе рак». Где-то на середине пути я незаметно начала говорить вслух. Наверное, в тот момент ничем не отличалась от тех уличных сумасшедших, репетирующих свои будущие интервью.

Презервативы в тот день я все-таки купила. Не в поселковой «Продуктошке», а в аптеке местного ТЦ в часе ходьбы, где, заплутав в помещениях, потеряла выход. Тогда сидевший над пухлой тетрадью за школьной партой охранник спросил:

– Выход ищете?

– Ну да.

– А не надо его искать.

– В смысле?

– Выхода нет! В смысле совсем. Понимаете?

А потом добавил:

– Шутка! Сюда идите.

И я пошла.

* * *

Готовое пропасть за горизонтом солнце напоследок заглянуло ко мне через кружево беседки, где мы договорились встретиться. Закат не медлил, а вот Антон – да. Опаздывал уже на непозволительные в моем понимании 12 минут. Острый угол пачки презервативов, упрятанной глубоко в карман, больно колол бедро. Еще через полчаса сумерки намекнули мне, что пора бы и честь знать. Еще через семь пошел дождь. Только не шел Антон.

Я гипнотизировала телефон, не разрешая себе написать, позвонить, спросить.

Last seen recently

Last seen recently

Last seen recently

Last seen recently

Last seen recently

Было почти десять, когда в марле тумана я наконец увидела его приближающуюся не торопясь фигуру. Вот он подошел, по-мальчишески размахивая авоськой (внутри вино, яблоки и коробка шахмат – надо же, вспомнил!), а с ним эхо столовского запаха. Замотанный, усталый, с закрахмаленным жирным пятном супа на футболке. На шортах расстались пуговичка с дыркой. Ни капли брезгливости, чудеса да и только. При виде Антона, как обычно, грудь расперло от счастья, а по кончикам пальцев стрельнуло током – хотелось броситься на шею, душить в объятиях, целоваться.

– Ты почему опоздал?

– А мы че, на конкретное время договаривались?

– Да, на девять.

– Нет, ты ж сама сказала: «В районе девяти». Я и подумал, что после девяти.

– Блин, пять утра – это тоже после девяти.

– Чего ты передергиваешь?

– Ничего я не передергиваю, тебе просто на меня наплевать.

– Ну ты охренела, что ли? Весь день с этими котлетами носился, чтобы к тебе успеть!!! А потом еще название беседки не мог вспомнить!

– Я ведь сказала: Брюсов!

– Вет, да я ебу, что ли: Брюсов, Пушкин…