Читать книгу "Мартин не плачет - Линор Горалик"

– Говорящая собака, – сказал Мартин. – Много лучше.

– На себя посмотри, – сказал Рузвельт. – Я ж тебе говорю – призрак.

– Ах да, – с облегчением сказал Мартин, которому уже случлось беседовать с призраками животных, – здравствуйте, Рузвельт.

– Ты Мартин, – сказал Рузвельт, – я тебя знаю. Ты ее слон.

– Да, – сказал Мартин, – я ее слон.

– Респект, – сказал Рузвельт. – Кто-кто, а я тебя понимаю. Правда, ради меня никто койку во двор ташить не стал.

– Я думаю, – сказал Мартин, – это они все-таки не ради меня, а ради нее.

Дело в том, что разговор Мартина с псом-призраком Рузвельтом происходил в четыре часа утра, и беседовали они действительно на больничном дворе. Потому что когда Мартин узнал, что Дина лежит в коме, он от ужаса и волнения начал расти и едва успел выбежать на больничный двор прежде, чем дорос до размеров самого настоящего слона.

Кома – это очень, очень глубокий сон, такой глубокий, что человека невозможно разбудить никакими способами, пока он не проснется сам. Иногда человек может спать таким образом много лет, а потом проснуться в один день. А иногда такой больной может вообще не проснуться… Поэтому кома – очень опасное состояние. Но врачи считают, что человек в коме не совсем спит. На самом деле он слышит и понимает все, что происходит вокруг него. И поэтому нет ничего лучше, чем когда кто-нибудь очень любящий все время сидит рядом с больным, гладит его руку, рассказывает ему смешные истории, говорит теплые слова и иногда поет про «Сурка» (не очень громко, потому что в больнице не разрешают петь громко).

Мартин успел толкнуть Дину и спасти ее от колес автомобиля, но, падая, Дина сильно ударилась о тротуар. Когда приехала «Скорая помошь», Дина уже была в коме и до сих пор не пришла в себя. Старенькая бабушка Дины не могла провести ночь в больнице, а Динины мама и папа были в отпуске, очень далеко от дома. Сейчас они уже летели через океан, но было понятно, что к Дине они доберутся не раньше следующего вечера. А Мартин наотрез отказывался оставить Дину в больнице и уйти домой. Обычно Мартин уменьшался в размерах, если его гладили по голове, и доктор Циммербург поначалу даже думал приставить к Мартину специальную медсестру, но тревога бедного Мартина была так велика, что ничего не помогало – он все равно оставался огромным. И тогда доктор Циммербург принял беспрецедентное (то есть ни на что не похожее) решение: он разрешил вынести Динину кровать вместе со всеми сложными приборами, трубками и индикаторами прямо в больничный двор, в теплую летнюю ночь, чтобы Мартин мог оставаться рядом с Дамой Своего Сердца.

– Я про тебя наслышан, – сказал Рузвельт.

– Могу себе представить, – мрачно сказал Мартин. – Я тут теперь local celebrity.

– А? – сказал Рузвельт.

– Ты же Рузвельт, а не Буш, – сказал Мартин, – должен быть грамотный. Местная знаменитость, говорю. Не то чтобы это было приятно.

– Да ничего ужасного, – сказал Рузвельт, – я тут тоже был местная знаменитость двадцать лет назад. Мой хозяин тут того. Ну и я того. Только койку, конечно, во двор не поволокли. Да и зима была. Ну и меня, гады, внутрь не пустили. Не положено собак в больницу пускать. Сидел я у него под окном месяц, вся больница меня кормила, только я тебе скажу, все равно это было очень хреновое время.

– И это тоже могу себе представить, – искренне сказал Мартин.

– Ну вот. А потом как он того, я лег и тоже того. И знаешь, так мне хорошо от этого стало.

– Да, – сказал Мартин, – кажется, знаю. Кажется, если что, я тоже того.

– Размечтался, – сказал Рузвельт.

– Ох, – сказал Мартин.

– Извини, – сказал Рузвельт, – я не хотел.

Глава 8

– Мартин! – сказал доктор Циммербург очень медленно. – Откройте глаза. Не шевелитесь. Слушайте меня. Не шевелитесь.

– А? – сказал Мартин, открыл глаза и дернулся.

– Не шевелитесь! – рявкнул доктор Циммербург. Он стоял на пожарной лестнице, чтобы не беседовать с Мартином снизу вверх. Обеими руками он вцепился в одну из перекладин лестницы. Доктор Циммербург порядочно боялся высоты.

Мартин замер.

– Все в порядке, – ворчливо сообщил доктор Циммербург. – Просто во сне Вы привалились к кровати. Отвалите. То есть отвалитесь, я имею в виду. Иначе вы покалечите даму вашего сердца вместе с кроватью.

– Ой, – сказал Мартин.

– Слушайте меня и медленно отваливайтесь, – сказал доктор Циммербург. – Не поворачивайтесь, не делайте резких движений.

– Хорошо, – сказал Мартин и начал медленно отваливаться. Затекший хвост отозвался острой болью. Мартин застонал.

– Что болит? – испуганно спросил доктор Циммербург.

– Хвост, – сказал Мартин.

– Пошевелите, – велел доктор.

Мартин пошевелил.

– Шевелится, – сообщил он.

– Напугали, – с облегчением сказал доктор. – Слушайте же меня, Мартин. Дина проснулась. Не поворачивайтесь! – рявкнул доктор, – пока только слушайте! Она проснулась, но она очень слаба. Прямым текстом: еще может произойти что угодно. Она в плохом состоянии. Запомните, это серьезно. Пожалуйста, не пугайте ее, не говорите громко, помните, какого вы размера, и не ведите себя, как слон в посудной лавке.

– Доктор, – сказал Мартин.

– Не поворачивайтесь, слушайте меня! У нее очень болит голова, ее тошнит, она останется в больнице, и, возможно, надолго, так что не обещайте ей никаких глупостей, – строго сказал доктор Циммербург.

– Доктор, – сказал Мартин.

– И не пытайтесь уговорить меня отпустить ее домой, и не рассказывайте мне, какой прекрасный уход вы ей обеспечите, потому что до выздоровления еще очень далеко. Все рассказывают, какой прекрасный уход они обеспечат, а потом везут больного кататься на лыжах и ломают ему вторую ногу, и я теряю еще три волоса из оставшихся шести, – со вздохом сказал доктор Циммербург.

– Доктор, – сказал Мартин, – Доктор, можно, я повернусь?

* * *

– Дина, – сказал Мартин, – Дина, Дина, Дина, Дина, Дина, Дина.

– Миленький Мартин, – сказала Дина, – Пожалуйста, съешьте хоть печенье. Я не могу больше есть, не обед, а какая-то большая жратва.

– Не могу, – сказал Мартин, – Я слишком взволнован. У меня глаза на мокром месте. Сейчас я высморкаюсь в занавеску и успокоюсь. Дина, я люблю Вас.

– Миленький Мартин, – сказала Дина. – я Вас ужасно люблю. Я бы без Вас пропала. То есть буквально. Мартин, пожалуйста, простите меня, что я кричала. Я просто очень…

– Дина, слушайте, – сказал Мартин, – это все неважно. Важно не это. Важно другое.