Читать книгу "Бабочка во времени. Новое прошлое - Рацлава Зарецкая"

изменит своего решения.

— Но можно же поддерживать тайную связь, как Мария со своим офицером, — стояла на своем я. За Ольгу было страшно обидно.

Старшая царевна отрицательно качнула головой. Она сидела прямо, сложив руки на коленях. Лицо невозмутимое, гордое и статное.

— Ни к чему это. Я решила, что брак — это не мое.

Ирэн в возмущении открыла было рот, но Мария ее опередила:

— К ней сватались принцы — будущие короли, но она всех отмела! Говорит, что не хочет покидать Россию.

— Знала бы ты, от чего так упорно отказываешься! — всплеснула руками Ирэн. — Могла бы уже стать королевой какой-нибудь страны.

— Мне это не нужно, — уверенно произнесла Ольга. — Я русская, и хочу всегда оставаться таковой. Да и жить в чужой стране у меня нет желания. От меня больше проку, если буду здесь, подле отца.

— Она его тайный политический советник, — шепнула Мария, не скрывая своего восторга сестрой.

— Батюшка как получит новости с фронта, так сразу бежит к Оле советоваться.

Невольно я вспомнила подслушанный разговор Димы и Владимира Михайловича, в котором они обсуждали наследника и его здоровье. Тогда князь Волконский упомянул, что до рождения Алексея император планировал сделать наследницей Ольгу, а Дима осторожно заметил, что если здоровье цесаревича не улучшится, то надо будет убедить Николая в смене наследника.

Я не была знакома с Алексеем, так что не берусь судить, кто больше достоин стать следующим правителем: он или его сестра. Однако Диме и Волконскому должно быть виднее.

С любовной темы девушки перешли на тему войны. Они обсуждали победы русской армии и надеялись, что с таким успехом война действительно скоро закончится.

Внезапно наш разговор прервала появившаяся в саду медсестра. Она извинилась и протянула Татьяне письмо.

— От кого это? — удивилась девушка.

— Этот человек сказал, что вы все поймете, когда его прочитаете.

— Благодарю. — Татьяна вскрыла письмо и пробежалась по нему взглядом. В ее серо-голубых глазах мелькнуло понимание. На щеках выступил легкий румянец.

Вездесущая Анастасия заглянула в письмо и громко зачитала:

«Все было тихо; лишь ночные

Перекликались часовые,

Да дрожек отдаленный стук

С Мильонной раздавался вдруг;

Лишь лодка, веслами махая,

Плыла по дремлющей реке:

И нас пленяли вдалеке

Рожок и песня удалая…»

— Евгений Онегин? — вскинула бровь Ольга.

— Это ведь от того, кто в твоем сердце, да? — воскликнула Мария, округлив глаза.

— И это явно не сербский принц! — радостно воскликнула Анастасия.

Румянец на щеках Татьяны стал еще ярче. Девушки принялись подшучивать над ней, а я задалась вопросом: если это Дима, то с каких это пор он стал таким романтиком, что цитирует «Онегина»?

* * *

Около часа ночи Санкт-Петербург все еще был окутан сумерками, в которых прекрасно были видны тротуары, набережные и здания на противоположном берегу Невы.

Дима в третий раз добрел до дворцовой набережной, полюбовался спокойной гладью Невы и, развернувшись, направился к Миллионной улице, на которой назначил свидание той, при виде которой сердце билось так же отчаянно, как непокорная птица, попавшая в клетку.

Примерно год назад, перебрав с выпивкой в трактире, где отмечали именины одного из сослуживцев Димы, он вернулся домой и в порыве написал Татьяне анонимное письмо. Затем, опасаясь того, что она может понять, кто он, Дима вооружился романом Пушкина «Евгений Онегин» и начал воровать строки у великого поэта для своих писем.

Правда, Татьяна быстро поняла, кто ее тайный воздыхатель, и уже в третьем своем письме называла Диму по имени.

Они начали тайно встречаться и гулять, держась за руки. Позволить большего Дима не мог. Татьяна была для него чем-то вроде богини, которую нельзя осквернять объятиями и поцелуями. К тому же царевна была скромна и чиста, и Дима ни в коем случае не хотел каким-либо образом опорочить ее светлый образ.

Остановившись на Зимнем мосту, Дима повернул голову в сторону Зимнего дворца и увидел, как по Миллионной улице к нему спешит тоненькая фигурка. Сердце молодого человека отчаянно забилось.

Татьяна, милая Татьяна, тяжело дыша от легкого бега и заливаясь румянцем, подошла к Диме и спустила с головы платок. Ее взгляд, полный обожания, скользнул по лицу молодого человека. Тонкие руки потянулись к его рукам.

— Я скучала, — прошептала царевна, не сводя с Димы взгляда.

— Я тоже, — сказал он, всеми силами сдерживая порыв обнять девушку и вдохнуть ее запах.

Вернее, царевну — не девушку.

— По тебе не скажешь. — Взгляд Татьяны погрустнел. Она отступила на шаг от Димы и повернула голову в сторону канала.

— Почему? — озадачился Дима.

— Ты холоден. Будто я уже тебе не интересна, — не глядя на него, поделилась своими домыслами Татьяна.

— Глупости! — с жаром произнес Дима. — Я думаю о тебе, не переставая, с тех самых пор, как впервые увидел. Ты для меня все! Без тебя мне жизнь не мила…

Громкие, пафосные слова. Дима всегда над ними смеялся и никогда не думал, что когда-нибудь с переполненным искренностью сердцем будет произносить их перед девушкой.

Царевной. Об этом всегда надо помнить.

— Мне кажется, что ты не испытываешь к о мне того же, что и я, — пробормотала царевна. — Не хочешь того же, что и я…

— И чего же ты хочешь? — спросил Дима прежде, чем понял, на что намекала Татьяна. Он закусил губу и почувствовал, как горят кончики его ушей.

Однако вопрос уже слетел с языка, и Татьяна медленно повернулась к Диме, готовая ответить.

— Я хочу коснуться твоего лица, провести по его контурам пальцем, запоминая каждую черточку. Хочу знать, каково это — быть в объятиях того, кого отчаянно люблю.

Дима нервно сглотнул, ощущая бешенный стук своего сердца даже в горле. В ушах стоял легкий звон, а перед глазами Татьяна, которая внезапно из неприкосновенной царевны стала просто девушкой — красивой, хрупкой и нуждающейся в нем.

Дима несмело шагнул к Татьяне. Сделал глубокий вдох, успокаивая свое глупое сердце, и притянул девушку к себе. Его мгновенно окутало тепло и аромат жасмина. Дима с наслаждением вдохнул запах Татьяны, стараясь запомнить его навсегда.

Девушка прижалась к нему, крепко обвила спину своими хрупкими нежными руками. Так они и простояли на мосту, не в силах разомкнуть объятия. Поглощенные друг другом, они совсем забыли, что белые ночи в Санкт-Петербурге на то и называются белыми, что в них можно хорошо рассмотреть лица людей.

От угла дома напротив отлепилась фигура в плаще и шляпе, чьи поля закрывали большую часть лица мужчины. Пригладив короткие усики, он скользнул в проулок, оставив влюбленных в объятиях друг друга.

Глава 10