Читать книгу "Феминизмы. Всемирная история - Люси Делап"

к рабочему движению[112]. Главными феминистскими пространствами стали профсоюз и пикет. Коббл указывает на опыт таких активисток, как сторонница панафриканизма Майда Спрингер-Кемп (1910–2005) и литовская еврейка Полина Ньюман (1887–1986). И Спрингер-Кемп, и Ньюман помогали объединиться работницам швейных фабрик в Нью-Йорке. Спрингер-Кемп заняла видное место в Международном профсоюзе дамских портных и к 1950-х годам работала над расширением прав профсоюзов в Либерии, Танзании, Кении и Гане[113]. Наряду с феминизмом на ее убеждения повлияли идеи панафриканизма. Спрингер-Кемп глубоко беспокоили вопросы равной оплаты труда и ухода за детьми работающих женщин. Ньюман сотрудничала в Женской профсоюзной лиге и жила с Фридой Миллер — феминисткой и профсоюзной активисткой, возглавившей в 1944 году Бюро США по делам женщин. Коббл называет их «феминистками, боровшимися за социальную справедливость».

В этот важный период профсоюзный активизм стремился к тому, чтобы лучшим образом соответствовать потребностям женщин. Огромное увеличение доли женщин, работавших в офисах, в легкой промышленности, преподавании и розничной торговле, привлекло к ним внимание профсоюзных организаторов. Спрингер-Кемп приписывала своему союзу «выдающийся успех в деле улучшения положения женщин», хотя она была одним из его немногочисленных заметных лидеров-женщин. Несмотря на то что Международный профсоюз дамских портных объединял в основном женщин, руководили им мужчины, и вместо деятельного анализа гендерного неравенства он проводил политику (без учета гендерных факторов) «недопущения дискриминации». Верные профсоюзам Спрингер-Кемп и Ньюман заявляли, что лучший для женщин способ добиться равной с мужчинами оплаты — это переговоры при посредстве тред-юниона, а не законодательный, и выступали против принятия поправки о равных правах. Кроме того, обе они настаивали, чтобы нужды матерей и детей учитывались в договоре найма. Это было чрезвычайно важным требованием, поскольку в условиях бума рождаемости 1940–50-х годов все большему количеству работниц приходилось совмещать труд с деторождением, грудным вскармливанием и уходом за детьми. Поэтапный, полагающийся на обстоятельства подход Спрингер-Кемп и Ньюман можно критиковать за то, что он не бросал вызов гендерному порядку в целом. В этом их упрекали сторонницы движения за освобождение женщин, разочарованные теми компромиссами, на которые пошли женщины из профсоюзов в условиях крайне неблагоприятного статус-кво. Тем не менее важно отметить существование в феминистском движении традиции «борьбы за социальную справедливость», в которой эмигрантки, темнокожие женщины и женщины из рабочей среды принимали активное участие и добивались успехов.

Именно активисты рабочего движения неоднократно предлагали альтернативу поправке о равных правах — проект Закона о положении женщин (Women’s Status Bill), внесенный в Конгресс в 1947 году. Если указанная поправка предполагала строгое равенство перед законом, то связанные с рабочим движением феминистки, выступавшие за социальную справедливость, требовали, чтобы к работницам относились сообразно их положению.

Ньюман называла сторонниц принятия поправки о равных правах «эгоистичными карьеристками». Те, в свою очередь, считали оппоненток обманщицами из профсоюзов, в которых хозяйничали мужчины. Эти противоречия наглядно проявились в ожесточенных спорах по поводу американского Закона о равной оплате труда (Equal Pay Act, 1963). В то время как феминистки, боровшиеся за социальную справедливость, рассчитывали добиться равной с мужчинами оплаты равного труда, Кэтрин Сент-Джон — конгрессвумен-республиканка, сторонница принятия поправки о равных правах и последовательница «уравнительного» феминизма — настаивала, что законодатель должен гарантировать женщинам равную с мужчинами заработную плату. В условиях американского рынка труда, в высшей степени разделенного по гендерному признаку, это неизбежно привело к тому, что законодательство применялось лишь к небольшому диапазону профессий, в которых функции мужчин и женщин в точности одни и те же.

Вопрос о том, чем именно является для женщины та рабочая должность, за которой ей платят зарплату, занимает центральное место в спорах между течениями феминизма. Активистки, которые предпочли сотрудничество с профсоюзами, часто сталкивались с негативным отношением к женским запросам и потребностям. Требование повышения заработной платы и улучшения условий труда женщин иногда копировало требования работников-мужчин, но в большинстве случаев в споре с участием женщин поднимались и вопросы о конкретных видах маргинализации трудящихся женщин, в том числе связанных с материнством и домогательствами на рабочем месте. Профсоюзы, в которых хозяйничали мужчины, неохотно занимались этими вопросами и не отдавали женщинам руководящие посты. Тем не менее рабочее движение стало важным союзником и источником сил и средств для тех, кто стремился превратить рабочее место в плацдарм для расширения прав женщин.

Рыночная площадь

Феминистки в рабочем движении занимали место оппозиции по отношению к «боссам» и нередко критиковали капиталистическую систему в целом и положение трудящихся в частности. Но женское движение не всегда и не везде противопоставляло себя миру предпринимательства и коммерции. В XIX веке во многих странах мы отмечаем в среде женщин, которые с трудом сводили концы с концами, модели повседневной мобилизации на базе мелкой торговли. Отсутствие альтернатив часто вынуждало небогатых женщин браться за случайный поденный труд — в роли прачек, торговок и секс-работниц. Это вкупе с подпольной торговлей позволяло им хоть как-то выживать, но женщинам постоянно приходилось уклоняться от попыток властей контролировать и регулировать их жизнь[114]. Изучив положение трудящихся женщин (свободных и рабынь) в бразильском Сан-Паулу в XIX веке, Мария Одила Лейте да Силва Диаш продемонстрировала их уязвимость, а также расширение возможностей посредством участия в торговле. В Бразилии перед отменой (в 1888 году) рабства культурная значимость ручного труда снизилась. «Задиристые» трудящиеся женщины (свободные и рабыни) нашли общую платформу с другими торговками и сопротивлялись попыткам правительства контролировать их экономическую деятельность и обложить налогами. Они часто пользовались оружием слабых — распускали слухи, тянули резину, прибегали к манипулированию и разного рода уклонению.

Уклонение и затягивание времени особого успеха не принесли, и женщины перешли к открытой мобилизации и сопротивлению. Так, в управляемой англичанами Нигерии деревенские женщины были главными изготовителями и продавцами пальмового масла. У игбо, народа из дельты реки Нигер, женщины, занимавшие должности, например ому, и контролировавшие рыночную деятельность женщин (у мужчин эквивалентом выступали оби), обладали значительными полномочиями. Колониальная администрация попыталась вмешаться в эту сферу, чтобы укрепить положение мужчин-оби за счет сокращения полномочий женщин-ому. В 1920-х годах англичане, действуя через назначаемых ими «колониальных вождей» (warrant chiefs), увеличили налог на жилье (hut tax) и таким образом превысили полномочия действующей системы, в рамках которой женщин можно было заставлять платить. У женщин имелся инструмент воздействия на мужчин в виде коллективного оскорбления, и в 1929 году такого рода приемы пошли в ход для борьбы с чрезмерно высокими налогами и женской политической маргинализацией. К кампании протеста присоединилось более 10 000 женщин. Чтобы бросить вызов местной и английской элитам, они прибегли к традиционным формам