Читать книгу "Новая жизнь 8 - Виталий Хонихоев"

просто хочу, чтобы ты знал — если ты когда-нибудь сделаешь ей больно. Если хоть один волосок упадет с ее головы… еще раз… я лично вырву у тебя ноги и затолкаю их тебе в задницу. Ты меня понял? — слова Тамаки-сана бьют в голову, словно удары молота по наковальне. Понял ли я? Да я так понял, что как говаривал Гекельберри Финн — «я бы ее услышал, даже если бы он шептала про себя, а не кричала так, и встал бы, и послушался, даже если бы лежал мертвый.»

— Я понял вас, Тамаки-сан — отвечаю я, чувствуя, как пересохшая глотка слипается при каждом слове: — я вас понял.

— … хорошо. — роняет он наконец, продолжая сверлить меня взглядом: — это хорошо.

— У меня не было намерения причинить вред вашей дочери, Тамаки-сан — говорю я, пытаясь выправить разговор: — и я понимаю всю тяжесть ответственности…

— С этим у вас беда — Тамаки-сан берет себя в руки и делает шаг назад. Уверен, что ему очень хотелось сейчас взять меня за грудки и потрясти как следует.

— Ваши намерения никого не интересуют — продолжает он, садясь в кресло: — хотите вы хорошего, а вот выходит хреново. Двузначное число трупов в моем городе. Как еще не трехзначное. Ты понимаешь, что ваша игра в мстителей вышла из-под контроля?

— Прошу прощения? — моргаю я.

— Мои старшие дети не живут со мной вот уже пять лет. Мама у Натсуми умерла. Мы с дочерью живем вместе… она единственный человек в моем доме. Как ты думаешь, я мог не заметить, чем именно она занимается? — отвечает он и морщится. Потирает виски указательным пальцем: — поначалу я закрывал на это глаза. Нет, если бы она… если бы… — он замолкает. Я понимаю, о чем он хочет сказать. Натсуми больна. Смертельно больна. И то, за что обычная девочка выхватила бы ремня у строгого отца, то, за что она была бы наказана — ей сходит с рук. Просто потому, что это поддерживает в ней интерес к жизни и этого для Тамаки-сана было достаточно. Ну пользуется дочка его персональным компьютером и национальной базой данных… ну и пес с ним. Главное, что она — улыбается. Что у нее появляется цель в жизни. Все остальное неважно… ей не так много осталось, чтобы … чтобы боятся любых последствий.

— Сперва я думал, что это не выйдет за рамки обычных увлечений. Ну… Клуб Детективов в школе, например. Или игра в Нэнси Дрю. — говорит Тамаки-сан: — я здорово недооценил вас. Ее. Тебя. Всю вашу компанию. Я … рад, что у моей дочери есть друзья, пусть даже такие. Ей нужны друзья. Ей… — он стискивает зубы и отводит глаза. Молчит.

Я молчу в ответ. Что тут скажешь. Нам всем чертовски будет не хватать ее. Если бы можно было что-то сделать… Бьянка обещала, что постарается, но обещать ничего не может. Это же не зарин синтезировать на коленке, это смертельное заболевание, над этим все человечество бьется, и не такие гении пытаются эту стенку проломить. А она у нас еще и своими схемами по превращению моей жизни в дешевый комикс про суперзлодеев занята половину времени, когда не спит и ерундой не мается.

— И ты ей нужен — наконец говорит он: — ты мне не нравишься, Такахаси Кента-кун. Ты слишком много о себе возомнил, такие как ты быстро и высоко взлетают и так же быстро — падают и очень больно разбиваются о реальность. А мне бы не хотелось, чтобы моя дочка это видела… Ты — выскочка и дешевка. И если бы у нее было время … я бы выкинул тебя из ее жизни быстрей, чем ты произнес бы «мамочка». Но… у нее нет этого времени. Так что у тебя не так много опций, Такахаси-кун. Ты будешь делать так, чтобы моя дочка была счастливой, даже если тебе придется для этого стоять на одной руке, жонглируя зажжёнными факелами. И не дай бог тебе ее обидеть. По-настоящему. Я приложу все свои усилия и задействую все свои связи… но прежде всего я вырву тебе кадык и затолкаю тебе же в пасть, чтобы ты поперхнулся своим лживым языком манипулятора… ты еще следишь за моей мыслью, Такахаси-кун?

— Да, Тамаки-сан.

— Это хорошо. Мне плевать что вы там делаете, до тех пор, пока она возвращается домой счастливая — делайте что хотите. Но не смей разбивать ей сердце! У тебя достаточно… объектов для симпатии вокруг. Не смей думать, что моя дочь — одна из них. Даже в мыслях такого не допускай. Ясно?

— Да. Тамаки-сан.

— Хорошо. Твоя чертова задача — прожить несколько лет обычной школьной жизнью. Со всеми этими вашими фестивалями… поездками на пляж, свиданиями под луной и прочим. Оставить ей воспоминания не о том, как грязна и отвратительна бывает жизнь. Я… я прошу тебя, Такахаси-кун. Она и так… — он замолкает и стискивает зубы. Отворачивается.

— Да. Тамаки-сан. — повторяю я. Я не боюсь Тамаки-сана. Я боюсь стать сволочью. Забыть о том, что вокруг меня — тоже люди. О том, что за всей это внешней бравадой «умирающей девочки» находится настоящая Натсуми, которой очень страшно умирать. И при мысли что каждый рассвет и закат — может быть для нее последним, что она никогда не будет нянчить своих детей, что никогда не будет стоять на свадьбе своего сына, что не будет собираться на десятилетие выпуска из школы, что никогда… что много, очень много «никогда» — у нее рвется сердце. Но она каждый раз преодолевает себя, не позволяя нам жалеть ее. Не давая этому давить на нас.

Что там гнев Тамаки-сана. Как говорил Макферсон — в полях войны, среди мечей — видал я смерть не раз, но не дрожал я перед ней, не дрогну и сейчас… меня гораздо больше пугают слезы Натсуми-тян, мужественной девочки, которая так хочет жить.

— Да, Тамаки-сан — повторяю я. Я не знаю других слов. Я не знаю, как сказать то, что я чувствую. Что я беру на себя эту ответственность и я не знаю как у меня получится сделать остаток жизни Натсуми-тян лучше и счастливей, но я буду стараться. И… у меня еще много ответственности, очень много. Перед другими людьми, перед семьей, перед друзьями, перед Бьянкой, Косум, Юрико, Сорой… но ведь никто и не обещал, что будет легко, да? Я стискиваю зубы и кланяюсь. Глубоко кланяюсь, так, чтобы не дать понять большому начальнику, грозному боссу