Читать книгу "Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт"

– С каждым днем таких, как вы, становится все больше и больше. Видите ли, вот в чем беда общества: оно убаюкивает индивида верой в то, что безопасность, здравомыслие и порядок – естественные состояния. Вы думаете, что гуманизм облагораживает. Уверяю вас, это не так. Нет ничего жестокого в том, чтобы сказать: ходы – опасные, недоделанные, негодные души. Было бы жестоко наделять их возможностями и ответственностью, а затем ожидать успеха. Мы оказываем ходам большую услугу, поручая им простые и практичные занятия. Вы сами видели, что происходит, когда их руки бездействуют.

– Можете считать меня чересчур осмотрительным, но я своими глазами видел, что происходит, когда пара пелфийцев не принимает всерьез одного хода. С недооценки подчиненных начинаются революции.

– Ну, я бы не сказал… – Протест Эйгенграу оборвался из-за доставленных свертков Сенлина. Йоахим протянул ему три коричневые коробки, перевязанные белой бечевкой.

Прежде чем извиниться и уйти, Сенлин поблагодарил генерала за то, что тот нашел настоящего убийцу, и настоял на том, чтобы оплатить его выпивку.

Перед прощанием Эйгенграу сказал:

– Знаете, иногда я думаю, что нам всем было бы лучше, если бы мы просто замуровали Старую жилу и позволили ходам править стенами.

Сенлин узнал термин «Старая жила» – это был приличный синоним «Черной тропы». Он впервые услышал его от Тарру, еще до того, как того самого туда отправили.

Сенлин отнес свертки в туалет клуба, оказавшийся очень просторным. В отделанной темными панелями комнате стояли туалетный столик, диван, барная тележка с полным графином портвейна. На стене висела большая картина, изображающая пышногрудую обнаженную женщину на качелях на дереве.

Он запер дверь и насладился моментом вдали от хвастливых аристократов и шпионов Сфинкса. Налил себе стакан портвейна и осушил до дна. Облегчение, с которым он вздохнул от известия о поимке убийцы, омрачилось мыслью о том, что в сети генерала наверняка попались невинные ходы, эти безымянные «сообщники». Пелфийское понимание справедливости означало, что быстрота и уверенность ценились превыше всего, даже точности. Он усвоил этот урок в Купальнях.

В первом свертке лежал черный костюм, напоминавший и смокинг, и военную форму. Рубашка была ярко-оранжевого цвета и в сочетании с костюмом придавала Сенлину легкое сходство с иволгой. Во втором – лежала пара туфель, отполированных до зеркального блеска и удобных, как медвежьи капканы.

В заключительном пакете обнаружилась маска. Хотя Сенлин и попросил мистера Сталла найти что-нибудь гротескное и смешное, он не ожидал столь отвратительного результата. Маска, закрывавшая только верхнюю половину лица, была покрыта пурпурным мехом и увенчана изогнутыми оранжевыми рогами. У нее была курносая морда мопса и глубоко посаженные глаза с линзами из желтого стекла. Она выглядела так, словно ее сотворили по детскому рисунку. Сенлин надел эту мерзкую штуковину и улыбнулся, став похожим на безумца.

Но, по крайней мере, не на самого себя. Он понадеялся, что этого будет достаточно, чтобы одурачить бабочек-шпионов, и что герцог сочтет маскарад забавным и позволит боскопу выставить себя идиотом перед своими благородными друзьями. И когда наконец его представят Марии, она увидит вычурную личину, а не человека под ней.

Что-то внутри маски укололо Сенлина в щеку, и он снял ее, чтобы найти причину. Оттуда выпала маленькая бумажная бирка, и он поймал ее на лету. На одной стороне бирки красовалась цена – двадцать пять шекелей; на обратной жирными печатными буквами значилось: «МАСКА СФИНКСА».

Сенлин смеялся до тех пор, пока не перестал понимать, над чем смеется.

Глава десятая

Почему мы называем нечестного человека двуличным? Действительно ли это так честно – носить одно и то же лицо изо дня в день, независимо от настроения, состояния или события?

Мы же не часы![1] Имейте лица на все случаи жизни, говорю я! Будьте честны: наденьте маску.

Орен Робинсон из «Ежедневной грезы»

К тому времени, как он покинул Колизей, солнце Пелфии уже сияло над крышей своего «стойла» на западной окраине удела. Из-за странной акустики куполообразного потолка и узких городских кварталов «солнечные» механизмы грохотали, как приближающийся поезд. Стрекот превратился в грохот, а грохот – в рев, пока не задребезжали витрины и не задрожали манекены, и никто ничего не смог расслышать сквозь шум заходящего светила.

Тишина наступила внезапно, словно кто-то захлопнул дверь, отсекая бурю снаружи. Солнце погасло, газовые звезды стали более отчетливыми, и появились иероглифические созвездия.

То, что Вильгельм называл «маленьким званым вечером», в приглашении именовалось «Торжеством июльских огней». Празднество должно было состояться в Придворном Круге – пространстве за живой изгородью, отделявшей четверть площади. Ежедневный путь Сенлина вел мимо этого барьера, который, казалось, был из самшита. Он удивлялся, как живая изгородь уцелела, если ее поддерживали только газовый свет и дождь из спирта. Теперь, приглядевшись внимательнее, он обнаружил, что изгородь сделана из зеленых шелковых листьев и проволочных лоз, прикрепленных к каменной стене.

Вход в Придворный Круг был открыт. Раньше он видел только запертые железные ворота. На них красовался узор в виде огромной, извилистой спирали, похожей на завиток отпечатка пальца. Теперь он едва мог разглядеть этот рисунок сквозь аристократическое сборище. Даже самые низшие лорды и леди прибыли в портшезах, которые несли на плечах лакеи. Некоторые носилки были едва ли лучше обеденного стула, привязанного к паре метел. Более роскошные – обрамлены ширмами из рисовой бумаги и золотой фольги.

Портшезы стучали друг о друга, словно бревна в реке, и Сенлин почувствовал себя так, словно попал в водоворот. Он попытался приблизиться к воротам, но его затянуло в безнадежное кружение дворян, слуг, шестов и кресел. Какой-то лорд свалился с трона в толпу. Чей-то локоть пробил бумажное окошко портшеза, явив публике потрясенное лицо женщины, сидевшей внутри. Раздались крики боли и мольбы о пощаде. Сенлин посмотрел вниз и увидел, как мимо его ноги прополз человек с окровавленным ухом. Что-то ударило его по шее, и Сенлин, обернувшись, увидел лакея, угрожающего ему туфлей. Сенлин выхватил туфлю и ударил лакея в нос, чему удивились оба. Он огляделся по сторонам, надеясь, что вот-вот материализуется какой-нибудь важный человек и призовет к порядку или миру. Вместо этого он увидел, что большинство лакеев орудуют туфлями. Они били по безнадежно застрявшей толпе, получая в ответ столько же ударов, сколько и наносили.

В конце концов, Сенлин сам не понял, удалось ли ему спастись от толпы собственными усилиями, или она просто извергла его. Как бы то ни было, он с облегчением обнаружил, что оказался в самом начале очереди.

Паж в золотом плаще попросил у Сенлина приглашение, затем поднес карточку к лампе и внимательно осмотрел водяной знак. Удовлетворенный, кивнул часовым, которые стояли перед входом со скрещенными винтовками.