Читать книгу "Страшные сказки дядюшки Монтегю - Крис Пристли"

Фрэнсис снова глянул на кошку: та пробиралась по нависавшей над ними ветке. Теперь он понял, почему ласточки так ожесточенно спорили за места для ночевки: ни одна из них не хотела устраиваться вблизи от ствола. Кошка ринулась вперед, схватила ласточку и с добычей в зубах поспешила вниз.

– Это удивительнейшая страна, Фрэнсис, – говорил отец, прикуривая зловонную турецкую сигарету из тех, к каким он пристрастился в путешествии. – Великие цивилизации прокатывались по ней волна за волной, но так до конца не изгладили ее первозданности. Иудеи, христиане, мусульмане – все они жили на этих землях и все оставили на них свой след, но, несмотря на это, повсюду здесь слышны отголоски чего-то более древнего, темного и таинственного. Тебе известно, например, что в Харране язычество сохранялось вплоть до двенадцатого века?

Зная по опыту, что любой ответ повлечет за собой пространную лекцию, Фрэнсис промолчал. Город Харран, до которого от Урфы было рукой подать, они посетили неделей раньше. Дома в этом городе походили на пчелиные ульи, и о нем тоже упоминалось в Библии. Фрэнсис там только и делал, что торчал в тени и наблюдал, как отец рисует, а вокруг него вьются дети, выпрашивая конфеты.

Там же Артуру Уэйбриджу рассказали о деревне, не менее древней и живописной, чем Харран, но, в отличие от него, не известной путешественникам. Туда они собирались поехать завтра, и Фрэнсис был этому совсем не рад.

Отец расплатился за чай, и они отправились к себе в гостиницу, где плотно поужинали, а Артур Уэйбридж по своему обычаю еще и выпил два джина с тоником, после чего принялся долго и подробно пересказывать Фрэнсису забавный случай, приключившийся с ним в русских степях. В истории фигурировали казаки и трехногая собака, и обо всем этом Фрэнсис уже слышал от отца в Эрзеруме.

– Пап, я устал, – сказал Фрэнсис и встал из-за стола. – Пойду, пожалуй, спать.

– И правильно, – отозвался отец, допивая остатки джина. – Завтра у нас тяжелый день. Спокойной ночи, Фрэнсис.

– Спокойной ночи, папа.

Утром, позавтракав хлебом с медом и оливками, они пустились в путь в затейливо украшенном черном экипаже, который немилосердно гнал возница Мехмет – зять управляющего их гостиницей. Два года назад, по его собственным словам, он выиграл этот экипаж в нарды у какого-то француза.

В деревню вело одно из ответвлений большой дороги, пролегавшей через пустыню до самой Сирии. Отец Фрэнсиса планировал по прибытии сделать зарисовки традиционных жилищ и раскинувшихся поблизости римских развалин, но, въехав в деревню, они прежде всего увидели множество полицейских.

Мехмет велел пассажирам оставаться в экипаже, а сам пошел разузнать, что случилось. Не прошло и минуты, как он вернулся в сопровождении человека, который представился начальником полиции и рассказал, что в деревне произошло ужасное несчастье: после нападения хищного зверя – возможно, дикой собаки – погиб мальчик. Пока зверь оставался на свободе, начальник полиции не мог гарантировать гостям безопасности и поэтому со всем уважением просил мистера Уэйбриджа отправиться куда-нибудь еще.

Пока Мехмет разворачивал экипаж, Фрэнсис успел заметить тело, на которое накинули пропитанное кровью покрывало. На лицах детей, выглядывающих из-за домов, было такое выражение, что он поневоле задумался, какие тайны они скрывают. То, что они что-то скрывают, было ему ясно как божий день.

Собственно, у Фрэнсиса осталось отчетливое ощущение, что даже начальник полиции сказал им неправду. Он определенно слышал, как один из мальчишек произнес слово «джин». Возможно, это означало, что несчастного мальчика убил не зверь, а пьяный отец и теперь деревенские пытаются это скрыть. Так или иначе, насильственная смерть – неважно, от руки убийцы или от когтей дикого зверя, – была Фрэнсису стократ интереснее бесконечных минаретов и развалин древнеримских храмов.

– Пап, – предложил Фрэнсис вечером, когда они сидели в чайном садике гостиницы. – Мы сможем вернуться в деревню? В ту, где погиб мальчик.

– Вообще-то начальник полиции просил нас этого не делать, – сказал мистер Уэйбридж. – А таких господ лучше слушаться. Но почему ты спрашиваешь?

– Потому что, не знаю, мне стало любопытно, – ответил Фрэнсис. – В смысле, что-то в этом есть. Неспроста все это.

Мистер Уэйбридж радостно улыбнулся. Наконец-то! Наконец Фрэнсиса хоть что-то расшевелило.

– Хорошо, я постараюсь что-нибудь придумать.

На следующий день Мехмет с большой неохотой повез их в деревню. Если в первую поездку туда он был разговорчивым и неукротимо жизнерадостным, то на сей раз всю дорогу напряженно молчал. Снова ехать в деревню он согласился не сразу и только потому, что Артур заплатил ему в три раза больше, чем в прошлый раз.

В деревне Мехмет остановил экипаж в тени старого сарая. Отец и сын Уэйбриджи выбрались из него и пошли выбирать место, с которого открывался наиболее подходящий для Артура вид. Там он разложил походный стул и по очереди извлек из наплечной сумки деревянную коробку карандашей, пузырек китайской туши, перо и альбом для эскизов.

Фрэнсис и раньше-то не проявлял интереса к отцовской работе, а теперь, после стольких недель, стоило тому взяться за карандаш или перо, он тут же впадал в подобие транса: замирал без движения, блуждал бесцельно взглядом и в конце концов погружался в забытье.

Фрэнсис сразу пожалел, что они притащились в эту деревню. Без свежего мертвеца тут было даже тоскливее, чем в Харране. И вообще, сколько можно мотаться туда-сюда по этой богом забытой стране? Их с отцом путешествие казалось ему наказанием, расплатой за тот несчастный «инцидент», после которого в его жизни переменилось буквально все.

«Инцидент» – только так и не иначе отец называл тот случай – произошел в школе. Мальчик по имени Харрис до крайности невзлюбил Фрэнсиса и, начав с ругани и словесных издевательств, через пару месяцев перешел к тычкам и побоям.

Вместо того чтобы посочувствовать сыну, мистер Уэйбридж объяснил ему, что травля – неотъемлемая часть школьной жизни, что Фрэнсис никогда не станет мужчиной, если не сумеет за себя постоять, и что никто, кроме него самого, Фрэнсису не поможет, потому что такова жизнь.

В итоге как-то в воскресенье, после общей молитвы, Фрэнсис, вооруженный крикетной битой, подстерег Харриса возле теннисных кортов и без предупреждения на него напал.

В последний момент Фрэнсис чуть было не отказался от своего замысла, испугавшись, что Харрис отберет у него биту и его же как следует и отлупит, но все-таки нанес своему мучителю удар, от которого тот, к безумной радости Фрэнсиса, грохнулся без сознания.

Фрэнсис с торжествующим смехом запрыгнул на распростертого на земле Харриса и принялся охаживать его битой по лицу и по голове – даже рука устала, пока его не оттащил прибежавший на шум школьный староста.

Отца Фрэнсиса в тот же день вызвали в школу. Отец держал себя даже спокойнее обычного и был настроен на философский лад, но разговаривать с ним Фрэнсису было все равно куда противнее, чем с директором школы, хотя тот все время срывался на отвратительный крик и так сильно стучал кулаком по столу, что свалилась настольная лампа.