Читать книгу "Тайна царского фаворита - Елена Хорватова"

Зевак не остановили ни дождь, ни ветер, ни небо, плотно затянутое тучами. Конечно, для бедной событиями деревенской жизни убийство – явление неординарное, о котором здешние аборигены будут вспоминать годами и рассказывать легенды внукам…

Деревенская публика, игнорируя непогоду, все прибывала и прибывала в надежде увидеть своими глазами кульминационный момент – появление урядника, а потом и вынос тела, закрытого простыней. Почему-то такие представления многим по вкусу. Люди даже согласны вымокнуть под дождем, простудиться и свалиться с воспалением легких, лишь бы посмотреть на чей-нибудь труп.

Но нашим раненым, топтавшимся поблизости, несмотря на приказ разойтись, пожалуй все же не стоит увеличивать толпу, лучше отдохнуть и обсушиться где-нибудь в спокойном месте.

– Господин штабс-капитан! – В присутствии подчиненных я решила обратиться к Салтыкову строго официально, чтобы не подвергать его компрометации. – Разрешите солдатам и офицерам переждать дождь тут, по соседству, в усадьбе Привольное? До Гиреево даже лесом по короткой дороге не меньше двух верст, люди вымокнут под таким сильным дождем. А ведь не все еще как следует оправились после ранений.

– Не возражаю, – лаконично ответил Валентин. – Надеюсь, сударыня, на меня ваше любезное приглашение тоже распространяется?

– Можете не сомневаться, штабс-капитан! Вашу руку!

Мы через парк направились к дому. Погода вовсю демонстрировала свой отвратительный характер. Ни дождь, ни ветер не стихали ни на минуту. Но в конце концов ни одно правое дело никогда не обходится без мук и страданий. Именно так и добываются мученические венцы.

Промокшая юбка с ожесточением хлопала меня по ногам, требуя, чтобы мы с ней поспешили в укрытие, и я поторопилась выполнить ее пожелание.

Последующие часы были наполнены какой-то несусветной утомительной суетой.

Мое появление в Привольном без Анны Афанасьевны, но зато во главе отряда военных повергло няню в полное смятение. А уж известие о женском трупе, обнаруженном в лесу за усадебным парком, окончательно вывело ее из себя.

Пришлось проводить старушку в ее комнатку, где она повалилась на кровать, рыдая и причитая. Я накапала бедной женщине валерианки и вернулась к гостям.

Солдат я решилась пригласить в большую столовую, где они по моей просьбе развели огонь в камине, чтобы обсушиться.

Взяв с них обещание не плевать на пол и не разбрасывать вокруг окурки «козьих ножек», я отправилась на кухню уговаривать кухарку приготовить военным что-нибудь горячее.

Она попыталась сопротивляться, ссылаясь на отсутствие должного количества провианта. Но я, взывая к милосердию доброй женщины, согласилась на что-нибудь простенькое вроде котла каши или овощной похлебки, лишь бы блюдо было горячим и хватило бы его на всех…

В довершение своих убийственных (о, как же некстати нынче это определение!) аргументов я в ярких красках описала кухарке, как фронтовики, страдающие от ран, все как один, не говоря лишнего слова, поднялись и отправились на поиски пропавшей девушки; шли по проселочной дороге несколько верст на раненых ногах; под дождем на холодном ветру прочесывали лес и натолкнулись, наконец, на мертвое тело любимой всеми сестрицы милосердия, жестоко убитой и брошенной в кустах… Как они стояли над телом девушки, смахивая с обветренных лиц капли дождя, смешавшиеся со слезами… Просто грех не поддержать солдатиков в такую трудную минуту хотя бы миской горячей похлебки! Мы же не звери!

Сраженная моим красноречием кухарка, утирая концом передника глаза, с благоговейным выражением на загрубевшем от вечного стояния у печи лице пообещала сделать для фронтовиков все, что будет в ее силах, особенно если пара солдатиков придет к ней на кухню и поможет с чисткой овощей.

Честно признаться, я еще собиралась сходить с корзиной в винный погреб и выдать промокшим военным по чарке винца, но в последний момент передумала. И не столько потому, что неприлично столь беззастенчиво распоряжаться чужими припасами, – уверена, что в данных плачевных обстоятельствах Анюта легко простила бы мне это самоуправство.

Просто я самым вульгарным образом побоялась открывать скучающим фронтовикам тайну места, где хранятся неисчислимые запасы спиртного, из опасения, что доблестные бойцы решатся ближайшей ночью, распугав всех призраков, взять Привольное вместе с винным погребом штурмом по правилам военной фортификации, и немногочисленный гарнизон усадьбы в лице Анны, няни и меня будет сметен могучим ураганом…

Пусть сокрытие тайны и не слишком милосердно по отношению к вымокшим под дождем бойцам, зато более чем благоразумно для обитательниц Привольного.

Урядника все не было, а члены поисковой команды, между тем, уже подкреплялись горячей пищей – овощной похлебкой и пшенным кулешом, заправленным луком и салом. А на кухне доходил поставленный кухаркой двухведерный самовар и были вынуты из кладовки банки с вареньем.

Да, когда Варвара Филипповна просила меня следить за санаторным меню, боюсь, она имела в виду какую-то иную пищу, более диетическую. Но кто в то время мог предположить столь трагическое для этого тихого уголка развитие событий?

Мы с Валентином Салтыковым на общих основаниях тоже получили по миске кулеша (кто бы мог подумать, что это так вкусно?) и уединились в малой боковой гостиной для задушевной беседы.

Малая гостиная давно не использовалась хозяйкой по прямому назначению и по первости удивляла унылой безжизненностью – укутанные полотном диваны и кресла, люстра в марле, мутные стекла в окне, клочья паутины в углах, всюду заметный слой пыли, не такой как в погребе, но все же вполне внушительный…

Впрочем, у нас сегодня были более важные дела, кроме как осматривать обстановку запущенной усадьбы. Однако Валентин все же не удержался от замечания:

– Мрачный дом. Красивый, но мрачный. И на всем печать тления…

– О, ты даже не представляешь, какая печать! – перебила его я. – Есть еще уголки, куда не проник дух ультрасовременной цивилизации. С чем с чем, а с тлением тут все в порядке. Стиль «вампир». Даже призраки по дому шляются и беспокоят нас по ночам.

Валентин посмотрел на меня долгим странным взглядом.

– Призраки? Леночка, ты о чем? – переспросил наконец он.

О, если бы я сама могла так однозначно сформулировать – о чем… Черт знает о чем, откровенно говоря.

– Не хотелось бы, чтобы ты подумал… Ну в том смысле… Понимаешь… Я хочу сказать…

Обычно я не привыкла лезть за словом в карман, но сейчас моя речь никак не желала складываться в красивые гладкие фразы, потому что слова прыгали в голове как взбесившиеся кузнечики. Махнув рукой на условности, я поспешила признаться в этой странной слабости, и говорить сразу стало легче.

– Кажется, мне полностью отказало красноречие, и есть с чего. Ночью я почти не сомкнула глаз и теперь чувствую себя похожей на снулую рыбу. Видишь ли, здесь, в Привольном, наблюдаются некие загадочные явления… Ты не думай, я и сама обычно не верю в привидения, в материализовавшиеся души прежних хозяев, бродящие по старым домам, в оживающих по ночам вампиров и прочее… И даже если духи усопших утащат меня в преисподнюю, на моей могиле в качестве эпитафии можно написать: «Она не верила в призраков… ». Но не верить – это не значит отрицать очевидное. Знаешь, я не из тех, кто вздрагивает от каждого шороха и шарахается от каждой тени, но только ночью я своими ушами слышала звуки, которых в этом доме и в помине быть не должно. Возможно предположить, что привидениям вздумалось передвинуть пару старых сундуков на чердаке, просто так – развлечения ради.