Читать книгу "Ката - Стейнар Браги"

В тайнике был предмет, напоминающий гирьку на цепочке. Носорог притянул ее к себе и передал Кальману, а девушка лежала на кровати без движения.

– Это вам, – сказал Кальман, вытянул руки и повесил гирьку Кате на шею. – Теперь вы будете весить больше – но не больше, чем сами думаете. И помните: это не гирька, а флэшка.

Ката склонила голову. Все ее тело охватила тяжесть, проникла в каждый нерв, в каждую мышцу. И все же она ощутила, что – наконец-то – просыпается от неспокойного сна.

19

Она отыскала свободную парковку возле Собора, перешла площадь Эйстюрвётль[17] и вошла в ресторан отеля «Борг». Походка у нее была легкая, покачивающаяся, в ней не было ни следа утреннего недомогания. Она выбрала в ресторане тихий уголок и заказала бокал белого вина. Народу в зале было мало: всего лишь несколько иностранцев и художник Эрроу[18]: он сидел за столиком у окна, а с ним были еще двое человек, которые без умолку болтали, а он, улыбаясь, смотрел в окно.

Выкурив одну сигарету на улице, Ката поставила на стол компьютер и открыла файл, чтобы составить план на следующую неделю. Сегодня вечером ей предстоит пойти в больничную столовую, чтобы участвовать в подготовке прощального ужина для Инги, переводящейся в Коупавог. Ката уже пошепталась кое с кем из девочек: одна собиралась купить шапочки и свистки, но другая, долго проработавшая в этом отделении, посчитала, что там, где кругом больные, это будет неуместно. Кто-то предлагал опрокинуть по рюмашке в ординаторской, а потом пойти в ресторан; одна заявила, что у нее нет времени на такую «ерунду», и предлагала просто скинуться на подарок; еще одна спрашивала, можно ли ей привести с собой своего парня – чтобы представить его Инге, которая так многому научила ее, – пока та не ушла… А Кате предстояло найти компромисс между всеми этими мнениями.

Она не стала сосредоточиваться на этом и достала флэшку, как будто только сейчас вспомнила про нее: ведь ей было непонятно, как она отыскалась. Утром Ката проснулась за столом в гостиной, но не помнила, как попала туда; на столе перед ней стоял домик, а в изголовье кровати с балдахином была открыта маленькая полочка. В ладони у Каты была зажата (так крепко, что врезалась в кожу) флэшка, к которой была прикреплена цепочка; на этой флэшке явно было что-то, что Вала хотела скрыть от других.

Отпив несколько глотков вина, Ката вставила флэшку в компьютер; на экране всплыло требование ввести пароль. Ненадолго задумавшись, она ввела слово «Батори». Компьютер заурчал, и на экране открылось окошко.

На флэшке была всего одна папка под названием «Батори». Ката навела на нее курсор и кликнула два раза. В папке лежал текстовый файл «Ворд»: сверху были обозначены дата и время. Иногда попадались строчки с цифрами, дававшие понять, что это скопированные и-мейлы.

Быстро пролистав файл, Ката заметила, что все письма посланы с одного и того же адреса – [email protected] – и расположены в хронологическом порядке. Судя по обращениям, адресатом была Вала, но ответов на письма нигде не было. Первое письмо было датировано весной того года, когда Вале исполнилось тринадцать. В нем Батори выражала радость по поводу того, что перешла с бумажных писем на электронные: в Интернете они могут писать друг другу чаще и «посылать друг другу картинки и все такое».

Письма, которые Вала прятала у себя в комнате, явно относились лишь к начальному этапу общения девочек, которое продолжилось в Сети уже долгое время спустя после того, как Ката с Тоумасом прознали о нем. По адресу в начале первого письма Ката определила, что Вала завела новый, неизвестный родителям почтовый ящик, но боялась, что это обнаружат, ведь ее мама, по словам Батори, – «ищейка паршивая». Для вящей безопасности, на случай, если кто-нибудь обнаружит их переписку, та помогла Вале выдумать легенду об однокласснице, переехавшей в Норвегию, и советовала ей уничтожать и-мейлы тотчас по прочтении – а также уничтожить их ранние, бумажные письма.

Как и те, первые письма, и-мейлы были сплошь посвящены сексу и насилию и содержали элемент фантазии, распространявшейся на все; ее жертвами становились все вокруг Батори или Валы, кто в тот момент не нравился им: учителя, родители, друзья, поп-звезды, киноактеры и мышка, которую Батори держала в качестве домашнего питомца и замучила, когда ей приспичило удовлетворить свои садистские наклонности. А еще она писала, что иногда сама себя калечит:

«Просто слов нет, как мне хреново. Я не знаю, что делать, и поэтому иногда режу себя. Весь день думаю о самоубийстве, но не решаюсь, боюсь. Режу себе руки и запястья острым напильником до крови. Сперва режу, а потом уже ничего не чувствую. А потом сильно болит, но ведь я это заслужила».

Ката быстро пролистнула все эти мерзости и замедлила темп на письмах, написанных зимой – в тот самый период, когда Вала изменилась, стала мрачной и неуравновешенной. По одному ответу, датированному серединой января, она определила, что дочка пожаловалась на то, какие эти письма злые и грубые, и рассказала, что сама стала плохо чувствовать себя, потому что все время такая «остервенелая» и что мама уже беспокоится. Батори отвечала: «И ты еще удивляешься, почему я всегда такая остервенелая? Жизнь – это мерзкая, склизкая нора, полная крыс, которые друг друга в клочки порвут, лишь бы выползти наверх и позагорать на солнышке! А знаешь, о чем они не догадываются? Что рядом еще одна такая же нора с крысами, и еще одна, и еще, и еще… Весь земной шар полон крыс, которые думают, что в другом месте жить лучше! Если б они перестали париться и просто трахались, вместо того чтобы убивать друг друга, они хотя бы получили удовольствие перед тем, как подохнуть. Да, трахаться! Ты спрашиваешь, почему я все время говорю про то, как трахаются. Я, наверное, в следующем письме отвечу. Моя жизнь – одна сплошная тайна, так что даже не знаю, когда мне не опасно проболтаться. Если я сболтну лишнее – меня могут убить. Например, если кто-то прочтет письма, которые я тебе посылаю. Все, что я говорю, должно остаться тайной. Но тебе я доверяю».

Батори продолжала настаивать, чтобы Вала непременно удалила их переписку, иначе ей грозит «смертельная опасность». Когда Вала поинтересовалась, какая именно, Батори ответила, что будет вынуждена подробно описать ей свое происхождение, а в первых письмах она наврала; она просила прощения за обман, но ведь он был необходим. На самом деле она провела детство вовсе не на Аульвтанесе, и мама у нее вовсе не венгерская дворянка, а родом из бедной деревушки в Латвии и родила Батори от моряка, который быстро их бросил. Тогда ее мама нашла работу в баре в столице и познакомилась там с исландцем, а когда Батори исполнилось семь лет, он позвал их жить в Исландию и оплатил дорогу. «Сперва все было хорошо, но потом Пьетюр начал бить маму и заставлять ее добывать деньги. Он был наркоманом и знался с преступниками из нашей страны, и когда не смог с ними расплатиться, они заставили маму работать в рейкьявикском публичном доме, делать массаж старикам и прочие гадости. Мама не хотела, но она не говорила по-исландски, а паспорт они у нее отобрали и сказали, что это они дали ей деньги на дорогу до Исландии и на квартплату и что теперь она должна им, а если обратится в полицию, они убьют меня. Я научилась исландскому языку, потому что год ходила в школу, а потом нам с мамой почему-то больше нельзя стало жить в Исландии и пришлось скрываться; никто не должен был знать, где мы живем, поэтому мы завели на почте ящик, чтобы переписываться с родней».