Читать книгу "Мироныч, дырник и жеможаха. Рассказы о Родине - Софья Синицкая"

Пьетро с тонкой улыбочкой смотрел на Арлекиновы кривляния. В его глазах Миня читал одобрение. Итальянец был доволен Миней — в игре Телегина угадывались движения взволнованной души, страдание, мятеж, вдохновение. Сальтофромаджо был убеждён — ничто так не украшает фарс, как намёк на трагедию; буффонада в сочетании с волнением и слезами заставляет смеяться громче; шутовство становится ярче на фоне несчастья; и наоборот, способность заставить зрителя смеяться и плакать одновременно — проявление высшего мастерства. Пьетро не знал, чем именно заканчивался вариант знаменитой пьесы, которую разыгрывали у Бердюкина. Побив Арлекина, он показал зрителям несколько гимнастических трюков и лаццо голодного с мухой, намекая, что представление окончено и всем пора ужинать.

Зрители кричали и хлопали. Демонический шут спрыгнул к детям и занёс над ними палку. Дети охнули. В мгновение ока чёрт превратился в доброго дзанни, стал ловить мух над кудрявыми головками и жадно их поедать. Мухи жужжали у него во рту и щекотали живот изнутри, заставляя уморительно дёргаться. Дети протянули Пьетро свои корзиночки. Закатывая глаза и мыча от удовольствия, шут ел сладости и целовал детские ручки.

Киприан Иванович был в неописуемом восторге. Он стал дурачиться и тоже изобразил Панталоне: потрясая тростью, побежал за Миней Телегиным, ударил его по спине, погрозил пальцем и дал рубль. Морщась, Миня поклонился. За ужином Бердюкин угощал Пьетро лучшим вином, Карлотте подарил борзую и в конце концов сердечно пригласил артистов пожить в Коньково и поучить людей высокому искусству комедии. Пьетро и Карлотта низко поклонились. Настасья Петровна недружелюбно глянула на Коломбину.

* * *

В бердюкинской библиотеке Митрофанушка, охая и ахая, рассматривал альбом с видами Италии. Изумлялся античным развалинам, горам и морю, по которому шли кораблики.

— Это самая красивая страна на свете! Мне жаль того, кто не видел Италию! — говорил Пьетро, пристально глядя в голубые глазки Митрофанушки.

— Господин Сальтофромаджо, возьмите меня с собой! А то как же я увижу Италию?

— Путешествовать очень разорительно, мой друг.

— Вот беда-то...

Пьетро нашёл у Киприана Ивановича редкую книгу со сценами из итальянских комедий, представленных во Франции во время правления Генриха III.

— Что вы видите на этот картинка, мой друг?

— Арлекин едет на осле с копьём наперевес. На голове котёл. Осёл тощий, старый. Задрал голову и ревёт. Написано по-французски: «Подобно рыцарям Круглого стола, я еду прославлять имя прекрасной дамы Франчискины». Над Арлекином все смеются, собака лает, капитан Орасио знаки непристойные показывает.

— Бедный Арлекин! Он видит себя благородным рыцарем, которого ждут великие подвиги, а на деле это всего лишь жалкий безумец. Кого вам напоминает этот Арлекин? Хитроумного идальго Дон Кихота, не правда ли?

— Конечно! Мы с бабушкой читали во французском переводе.

— Создавая Дон Кихота, Сервантес вспоминал Арлекина из итальянской комедии, он её видел во Франции. Дон Кихота нам подарила комедия дель арте. Читали вы с бабушкой Данте?

— Нет, господин Пьетро.

— Вот Данте, — сказал Пьетро, доставая книгу. — Инферно. Канто двадцать первый. Аликино, Калькабрина, Барбариччья, Граффиканте, Фарфарелло, Либикокко. Драгиньяццо, Чириатто, Рубиканте!

— Что это вы, господин Пьетро, — колдуете? Наколдуйте мне денег для путешествия!

— Мой друг, это имена чертей. Они гуляют в аду среди кипящей смолы, кривляются, дерутся и ведут себя совершенно как шуты на карнавальной площади. Великие писатели и поэты вдохновлялись итальянской комедией, и в будущем — я уверен — какой-нибудь русский сочинитель полюбит Арлекина и напишет о нём прекрасную повесть. На площади, в балагане он увидит носатого дурака, который жалкими шутками потешает публику, но при этом — жаждет высокой любви и говорит правду о человеке. Шут будет плакать сквозь смех и смеяться сквозь слёзы. Он войдёт в сердце поэта и останется там навсегда.

На улице послышались крики. Пьетро высунул нос в окошко. Бердюкин в окружении испуганной дворни орал на Миню Телегина. У Киприана Ивановича лицо было красное, как кирпич, кулаки сжимались, щёки тряслись. Рядом плакала Нюта в птичьем платьице, с перьями на голове. Миня, театрально жестикулируя, что-то запальчиво объяснял барину, издали было похоже, что это лунный император призывает людей стать добрыми и справедливыми. Бердюкин замахнулся тростью и ударил Миню по лицу. Пьетро захлопнул окно.

— Аликино, Фарфарелло, Рубиканте, пошлите Дураццо деньги! Помогите мне убраться из России!

* * *

Целое лето Пьетро учил бердюкинскую дворню играть комедию дель арте. Все соседи и родственники Киприана Ивановича были оповещены, что скоро в амфитеатре дадут лучшее представление, которому столичные театры позавидуют. Постановка знаменитого итальянца Сальтофромаджо! Он же — в главной роли! Все с нетерпением ждали премьеру.

Пьетро привязался к Телегину. Он видел его рабское положение и жалел, что молодому таланту суждено увянуть, не раскрывшись, в мирке Бердюкина. Итальянец делился с юношей секретами актёрского мастерства, учил импровизации и, главное — внушал, что за всеми буффонными трюками и дурачествами должны стоять «высокие идеи».

Миня не совсем понимал, о каких именно высоких идеях говорит Сальтофромаджо, но интуитивно придавал своей игре ту двусмысленность, которую итальянец хотел видеть в пьесах. Сквозь его шутовство пробивалось сильное чувство: дурак говорил серьёзные, важные вещи о несовершенстве человека, о его слабостях, глупости и надежде на лучшую жизнь.

Пьетро ставил комедию выше трагедии. Трагедия однозначна — в ней люди страдают и погибают, побеждённые злой судьбой. В комедии тоже страдают, но злодейка-судьба одурачена, ведь повсюду смех. Шут, на которого обрушиваются несчастья, не только смеётся сам, но и смешит весь свет. В смехе — мудрость и сила маленького человека, бедного дзанни.

Пьетро учил Телегина свободно выражать свои чувства на сцене, ибо сцена для того и существует, чтобы раскрывать сокровенное и высказываться, никого не боясь, — ведь с шута взятки гладки: глупо возмущаться дураком, тем более, что за все слова и выходки он бит, унижен и осмеян. А ещё итальянец учил не бояться быть смешным и жалким: «Сильному не страшно показаться слабым. Умный не боится дурачеств. Смеясь над собой, то есть высмеивая своего героя, актёр смеётся над всем человечеством, ведь главные черты комических персонажей — глупость, алчность, тщеславие — свойственны любому человеку, даже вам, мой дорогой Миня, даже мне, великому Пьетро, даже вашему барину Бердюкину, ха-ха-ха!»

В бердюкинском театре было задействовано много народа — кто-то хорошо пел, кто-то лихо плясал, кого-то природа наградила смешным рылом. Всех этих горе-артистов Пьетро терпеливо обучал умению двигаться по сцене, декламировать и правильно махать руками. Карлотта давала уроки танца и французского коньковским певуньям и плясуньям. Бердюкин обещал щедро заплатить за труды, но вперёд ничего не давал — боялся, что итальянец съедет раньше времени. Пьетро с подругой имели крышу над головой (им отвели целый флигель рядом с господским домом), обедали вместе с Киприаном Ивановичем и надеялись, что после премьеры смогут покинуть Россию. Итальянец страдал несварением желудка от жирных бердюкинских блюд, он мечтал о нежном козьем сыре и винограде, зреющем у подножия Монте Дженерозо, где всегда светит солнце и нет комаров.