Читать книгу "Серебряная кровь - Рейчел Хартман"

– Он хотел как лучше, – возразила Глиссельда. Я впервые слышала, чтобы она оправдывала неуклюжие действия Комонота. – Как бы то ни было, сыновья святого Огдо понесут наказание за убийство саарантраи. Ты же знаешь Люсиана, он не отступит, пока не раскроет это дело. Мы примем все необходимые меры, чтобы сохранить мир.

– Лоялисты Комонота – наши союзники. Такова объективная ситуация, – сказал Киггз. – Горедду необходимо подстроиться под нее.

– Разумеется, – слабо проговорила я. – Я знаю, что у вас все под контролем.

Однако когда мы закончили разговор, я еще долго лежала на кровати, прикрыв глаза рукой. Меня охватило ноющее разочарование. Неужели я всерьез рассчитывала, что после того, как открою правду о своем происхождении и обнажу чешую, в Горедде что-то изменится? Неужели думала, что сыновья святого Огдо рассыплются в прах? Неужели надеялась, что гореддийцы за четыре месяца научатся доверию, которое не пришло к ним за сорок лет?

Конечно же, это было невозможно. Но я все равно мечтала в одиночку изменить отношение гореддийцев к драконам, достучаться до их сердец и научить здравому смыслу.

Несмотря на заверения Жоскана, наши нинийские охранники были не в восторге от сопровождения полудраконов. Они скрывали свои чувства за маской профессионализма, но чем дольше мы путешествовали, тем чаще я замечала их истинное отношение. А стоило мне увидеть его однажды, я уже не могла не обращать на него внимания.

Некоторые солдаты Восьмерки делали знак святого Огдо, когда мы с Абдо подходили к ним слишком близко. Это был несложный жест – два пальца, сложенные в колечко, – который якобы оберегал человека от драконьего зла. Сначала я решила, что мне померещилось. Мужчина, седлавший нам лошадей, держал руку на гриве, и его пальцы вроде бы были сложены в кольцо, но когда я посмотрела на него прямо, они оказались распрямлены. В другой раз я заговорила с одной из женщин, и она сложила знак на груди – или у нее просто зачесалась кожа?

А потом наступил день, когда Нэн купила целую связку ячменных веточек – тонких, хрустящих хлебных палочек, которые Абдо просто обожал. Конечно, Абдо выхватил из ее рук сразу три штуки. Двое из наших солдат, которые подъехали к Нэн, чтобы угоститься, нерешительно застыли на месте, внезапно передумав. Наконец один из них сложил пальцы в знаке святого Огдо – так незаметно, как только мог. Но Абдо все равно увидел и замер. Он провел в Горедде достаточно много времени, чтобы знать, что это за жест.

Нэн тоже заметила знак и пришла в ярость. Уронив оставшиеся ячменные веточки, она соскочила с лошади и стянула на землю своего товарища по Восьмерке, а затем набросилась на него с кулаками. Капитану пришлось их разнимать.

Нэн отделалась рассеченной губой, а вот ее противник вышел из битвы с подбитым глазом. Капитан отругал обоих и пообещал наказание. Я слишком плохо знала нинийский, чтобы понять, какое именно, но Жоскан, услышав его слова, побледнел. Нэн вела себя так, будто ей все равно. Она подошла к нам, погладила лошадь Абдо и хрипло проговорила:

– Не плинимай близко к зердцу, муш.

В переводе с нинийского «муш» означало «мушка» – так Нэн обычно обращалась к Абдо. Тот посмотрел на нее широкими глазами и кивнул.

Ну а я приняла это близко к сердцу.

Теперь мне было некомфортно рядом с ними. Это беспокоило меня по вечерам, когда я играла на флейте. Жоскан заметил перемену, но если и догадался о ее причине, то не подал виду.

– Ты посланник Горедда, а не цирковой медведь, – сказал он мне однажды. – Ты можешь и отказать.

Но я не отказывала. Флейта была единственным известным мне средством, благодаря которому люди могли увидеть во мне человека, а не чудовище.

Примерно через неделю на горизонте замаячили восточные горы. Сначала я приняла их за облака, но, когда мы подъехали ближе, смогла различить заснеженные пики и лес, который темным пятном разливался у их подножия. Легендарная Пинабра.

Еще через два дня мы прибыли в Меши. Город стоял у самой кромки леса, возле реки, которая отделяла долины от сосен, а возделанные западные земли – от восточных лесопилок и рудников. Зубчатые башни Палашо Меши возвышались над самым центром города. Местный баронет был одним из самых значительных лордов Ниниса и занимался добычей двух необходимых для пирии ингредиентов: серы и сосновой смолы. Этой ночью нам предстояло воспользоваться его гостеприимством.

Тем не менее, когда мы въехали в городские ворота, еще не было и полудня. Так рано являться в палашо было нельзя.

– Давайте съездим в храм Святой Фионнуалы и спросим священника о девушке, которая рисовала фреску, – предложила я Жоскану.

Быстро переговорив с капитаном, Жоскан повел нас по солнечным улицам к реке – логично, что храм, посвященный Повелительнице Вод, построили именно там. Солдаты Восьмерки весело спорили о том, куда нужно идти – вниз или вверх по реке, когда Нэн вдруг что-то воскликнула и указала направление жестом. Храм стоял на севере, вверх по течению.

Подойдя поближе, я смогла рассмотреть фасад. Я никогда не видела ничего подобного: это была настоящая какофония витых колонн, изогнутых листочков, вырезанных из камня, статуй святых в углублениях стен, позолоченных ракушек и ниспадающих мраморных лент. От изобилия украшений терялась их красота – по крайней мере, по гореддийским меркам.

«Эта церковь шевелит бровями, – произнес Абдо, обведя взглядом изогнутые карнизы. – А еще здесь есть рыба».

«Святая Фионнуала дарует дождь, – отозвалась я. – Поэтому фасад храма такой текучий».

Внутри храма украшения точно так же струились по стенам, но с этим было легче мириться благодаря полутьме: пламя свечей отражалось от позолоченных поверхностей – потолка, колонн и статуй. Мы зашли втроем – Жоскан, Абдо и я, – чтобы не пугать священника. Звук наших шагов по мраморному полу эхом раздавался по сводчатому залу.

Мои глаза привыкли к полутьме, и я увидела над алтарем фреску, освещенную рассеянным солнечным светом. Жоскан прерывисто вздохнул и прошептал: «Санти Мерди!» Святая Фионнуала смотрела на нас ясными глазами, полными сочувствия. Ее полное великодушия лицо казалось одновременно неземным и совершенно реальным. Светло-зеленые волосы струились по ее плечам и потоком ниспадали к стопам. Ее одеяния были мерцающим потоком, который орошал благодатную землю. Казалось, еще чуть-чуть, и она заговорит. Мы замерли на месте, словно ожидали услышать ее слова.

– Беневенедо дэс Селешти, амини! – раздался голос справа, заставив нас подпрыгнуть. Из тени вышел высокий, сутулый священник. У него была седая борода и белая одежда, но свет как-то странно падал на них, окрашивая в другие цвета. Его накидку украшала вышивка золотистых волн святой Фионнуалы.

Жоскан благочестиво поцеловал ему руку – в этом нинийские обычаи не отличались от гореддийских. Я последовала его примеру. Абдо не стал утруждать себя исполнением обряда, зато наклонился, чтобы изучить содержимое глиняного блюда, которое священник держал в узловатых пальцах.