Читать книгу "Ритм-секция - Марк Бернелл"

22 июля. Говорил с Бет Марриот, вдовой капитана воздушного судна NE027 – отклонила мою просьбу об интервью. Позвонил некий «друг», сказал, что готов помочь. Будет снабжать информацией.

25 июля. Сегодня утром «друг» от 22 июля подкинул пакет с документами. Невероятно – похоже, что чокнутый! Подписался именем Смит. Вопрос: как он меня нашел? Как узнал обо мне?

Стефани медленно двинулась дальше, собирая воедино обглоданные косточки полученной Проктором информации. Из сокращенных записей в дневнике было видно, как его первоначальное мнение о Смите постепенно менялось. Похоже, что с каждой новой записью Проктор все дальше продвигался по указанному Смитом пути. Другие контакты – родственники и друзья погибших – стали встречаться все реже и реже, пока наконец 30 ноября их имена исчезли полностью, за исключением первого контакта Проктора со Стефани, который состоялся в середине декабря. Вскоре она наткнулась на два знакомых имени, – Брэдфилд и Кадик. Это тотчас вернуло ее к главным вопросам: кто убил Проктора? Зачем? А что будет с ней? Если квартира Проктора была под наблюдением, то убийца наверняка знал, что она там живет. Вдруг Проктор был убит сгоряча?

На этикетке одной из дискет зеленым фломастером было написано «Смит». Стефани вставила ее в дисковод компьютера. На дискете оказались всего три файла. В одном из них подробно излагалась версия событий, которую Проктору рассказал Смит.

Благодаря доступу к информации о наблюдении MI-5 за предполагаемыми террористами, Смиту стало известно о некоем Цезаре – этим именем он, или же кто-то еще, называл того, кто предположительно подложил бомбу на борт NE027. Было непонятно, входил ли Смит в состав группы наблюдения, которой было поручено следить за Цезарем, или он руководил операцией, или же вообще никак не участвовал в ней, но каким-то образом он о ней узнал. Стефани решила, что такая дымовая завеса была намеренной. Было ясно, что Смит усомнился в уместности такой операции, но начальство к нему не прислушалось. Он утверждал, что и в разведке, и в Скотленд-Ярде знали о пребывании Цезаря в Лондоне. Он также утверждал, что Цезарь – это законспирированный студент Имперского колледжа Лондонского университета, и даже указал специальность, которую тот изучал: аспирантура по химическому машиностроению и химическим технологиям.

Гнев Смита, как отметил Проктор, был неподдельным. И оправданным. Человек, подложивший в самолет бомбу, что повлекло за собой гибель почти четырехсот невинных людей, свободно разгуливает по Лондону, о чем прекрасно знают сотрудники тех учреждений, чья работа состоит в том, чтобы охотиться на террористов и привлекать их к ответственности. Что еще хуже, он выдает себя за студента, проживая за счет правительственных грантов, оплачиваемых британскими налогоплательщиками. Проктор, похоже, был убежден в честности Смита просто по тону его голоса, так как лично они ни разу не встречались.

Во время другого их разговора Смит предупредил Проктора, что тому следует быть осторожным с теми, с кем он говорит. Вопросы к полиции, например, неизбежно передаются наверх, и рано или поздно кто-то внутри спецслужб заметит его имя. Прямой выход на MI-5 или MI-6 исключается сразу – кто знает, каковы будут долгосрочные последствия такого шага? Вывод был ясен. Шагать осторожно, оставаться в тени, шептать тихо.

* * *

Я лежу в постели, полностью одетая, под простыней, одеялом и оранжевым покрывалом. Настенный нагреватель включен, но дает лишь скудное количество тепла. Я дрожу, но это никак не связано с тем, что я замерзла.

Сейчас без десяти минут полночь. Комнату слева занимает какая-то проститутка. С половины девятого вечера она с перерывами занята – принимает клиентов. Изголовье ее кровати придвинуто вплотную к стене, разделяющей наши комнатки, и бьется об нее, когда она зарабатывает деньги. Просто удивительно, что она еще не сломала стену – перегородка настолько тонкая, что мне слышны почти все ее разговоры с клиентами. Это натужный обмен репликами; неискреннее поддразнивание и ложь. Шепот, кряхтенье, наигранные стоны поддельных оргазмов… ее лексикон хорошо мне знаком во всей его удручающей полноте. Я – это она.

Меня по-прежнему трясет; кто скажет, из-за чего? Похоже, это шок. Рано или поздно он должен был взять надо мной верх. Честно говоря, я удивлена, что продержалась еще так долго. Но что, если причина в чем-то другом?

Каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу Проктора, изуродованного и истерзанного, буквально лишенного последних соков жизни. Или же доброго, отзывчивого человека, который не заслужил смерти, ибо был моей полной противоположностью. Весь день мной управлял разум, защищал от эмоций. Но теперь я слишком устала, чтобы сопротивляться. Во мне, грозя утопить меня в своих волнах, поднимается вал непреодолимой печали. Я думаю о его ранах, об ужасных пытках, которым его подвергли. О том, что если б не жестокое совпадение – совпадение, порожденное моей безобразной вспышкой ярости, – я могла быть там, когда туда пришел убийца. И либо мы оба остались бы живы – еще один бесценный алмаз в мою сокровищницу раскаяния и вины, – или же меня убили бы вместе с ним.

Так что же теперь со мной будет? Своей добротой Проктор подарил мне шанс. Всего шесть недель назад моя судьба была ясна и понятна, как и в течение последних двух лет. Постепенное скатывание к неизбежному печальному концу – или в результате передоза, или от рук какого-нибудь клиента-психопата, или самоубийство. Проктор же изменил мою жизнь, предложил мне альтернативу. Его отношение ко мне было чем-то вроде буфера между тем, кем я была и кем я стала. Он показал мне, что в жизни всегда есть выбор. Он был надежным и честным человеком. Похоже, я привыкла полагаться на него даже больше, чем отдавала себе в том отчет, и теперь, когда его больше нет, вновь теряю контроль над собой.

Лишь сейчас я начинаю по-настоящему понимать, что случилось. Его уже не вернуть. Надежной скалы поддержки больше нет, я осталась одна. Даже если не принимать во внимание пережитый мной шок, я скована ужасом. Вот почему меня сейчас бьет дрожь. Я в ужасе от самой себя, потому что знаю, что могу сделать с собой; рядом же больше нет никого, кто мог бы меня остановить. Я – свой собственный враг.

И все же, несмотря на страх, я чувствую что-то еще. Это нечто затаилось в дальнем темном углу в глубинах моей души. Оно гложет меня, питается мной, оно ждет.

Это ярость.

9

Новое утро, новое настроение. Стефани не была уверена, во сколько наконец уснула, но это было точно после четырех. В конце концов усталость переборола шок. Теперь, спустя три часа, она снова проснулась. Страх по-прежнему никуда не делся, затаившись где-то под поверхностью, но впервые после злосчастного поцелуя Проктора Стефани почувствовала, что вновь способна контролировать себя.

Она провела три часа, проверяя оставшиеся файлы дискет. Затем, собрав две сумки, вышла из отеля «Шербурн-Хауз» и съела несколько тостов и выпила кофе в соседнем кафе. После чего нашла ближайший банкомат, сняла с прокторовской «Визы» еще двести фунтов и купила упаковку дискет, чтобы сделать для собственной защиты копии оригиналов. Ей требовалось безопасное место, где можно надежно спрятать информацию, что было серьезной проблемой: любое место, где потребуется подтверждение ее личности, полностью исключалось. На ум пришло одно место, но оно влекло куда более серьезные риски. В конце концов Стефани решила, что выбора у нее нет, и поэтому купила небольшой фонарик.