Читать книгу "Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант - Василий Звягинцев"

— Сейчас выйду. Оно и вправду интересно. Потом перезвоните.

На Неглинной Шульгин остановил первое попавшееся такси, снова «ЗИС-101», тогда их в Москве было больше, чем вероятных пассажиров. Вот бы цирк получился, если бы опять за рулем сидел Слесарев. Но тот в ближайшее время на трассу не выйдет, его долго милиция с чекистами мурыжить будет. И поделом, нечего приличных людей сдавать.

Велел ехать на Кузнецкий. На удивленный взгляд водителя ответил, что это только начало и они еще покатаются по городу.

Как Сашка и ожидал, таксист, мужик постарше Слесарева, годам к пятидесяти, немедленно начал рассказывать о той самой истории. Случай и вправду неординарный. Солидный пассажир, выдававший себя за писателя, оказался крутым уркой, избил водителя, отнял все деньги, и казенные и свои, выбросил в глухом переулке, а машину угнал. Только утром нашли разбитую…

Хитер Серега! Сам, что ли, рожу себе раскровянил, для убедительности, а деньги зажал. И, похоже, на свободе, раз информация, довольно близкая к подлинной, по всем паркам разошлась.

— Да, бывает, совсем бандиты обнаглели, пора бы органам за них всерьез браться, а то уже и на улицу страшно выйти, — сочувственно сказал Шульгин. — Ну, я не писатель, меня можете не опасаться…

Таксист оценил шутку, подкрепленную дорогой папиросой пассажира.

— Вот здесь остановите, сейчас человека подберем и дальше поедем.

Тут и Овчаров появился, в прежнем своем пижонском пальто и в шляпе, невзирая на погоду. В руке портфель. «Тревожный чемоданчик», что ли, на случай ареста или внезапной командировки?

У Шестакова и самого был такой же: две смены теплого белья, несколько пар носков, мыло, полотенце и тому подобное, сухой паек на три дня, курева на неделю. Часто бывало, что поступала команда — через час вылетать самолетом в Норильск или Свердловск, срочно, сверхсрочно, домой забежать некогда. Ну и для тюрьмы тоже все предметы нужные, кроме бритвы, разрешенные. Коньяк тоже отберут, разумеется, и письменные принадлежности, а остальное — нет. Все же лучше себя будешь чувствовать в камере, чем те бедняги, которых брали на улице летом в тенниске и сандалетах, а потом на зимний этап в том же самом отправляли.

Да что опять в голову лезет всякая глупость? На самом деле все совсем хорошо, вырвались из тисков обстоятельств, сами можем свои судьбы решать. Про недавнее покушение он почти забыл. Мало ли в него стреляли? Нервничать — бессмысленно, размышлять по сути — не хватает данных.

Шульгин щелкнул дверцей. Вышел прямо в косой сугроб сухого жесткого снега у бордюра. Дворники сгрести не успели, а машин, чтобы колесами разнести, здесь столько не бывает.

И тут же вспомнилась картинка, когда по обеим сторонам Дзержинки и вниз по Кузнецкому автомобили стояли впритык, едва-едва троллейбусам проехать. Так это — в восемьдесят четвертом, не видел Сашка той же улицы двадцать лет спустя. По сравнению с Дюма изменения еще более разительные. Да, впрочем, видел, только не этот Сашка.

— Витя, ты не меня ждешь?

Пришлось сделать некоторое внутреннее усилие, чтобы идентифицировать свои мысли и ощущения с шестаковскими. Но — получилось. И не очень трудно. Сашка вообще считал, что для нормального матричного совмещения какие-то мозговые структуры должны совпадать изначально. Иначе ничего не выйдет. Как движок от «КамАЗа» не поставишь на «Волгу», а прицел от гаубицы «М-38» — на ручной пулемет.

Тогда, значит, и Андрюха Новиков вполне совместим со Сталиным? «А что, если да?», как говорят в Одессе. Чем плохо, в конце концов? Дело же не в структуре личности, а в том, как ты ее используешь.

Старый клоун в цирке на Цветном, с которым молодому Сашке приходилось (и нравилось) общаться по ночам после представлений, не раз твердил, допив свой обязательный граненый стакан: «Саша, мы с нашими способностями могли бы зарабатывать карманными кражами в сто раз больше, чем нам платят здесь. Но мы же этого не делаем?»

Шульгин соглашался, что именно так. Не добавляя, что в отличие от старика гораздо больше мог бы заработать и разбоем. Мгновенным и нераскрываемым.

— Жду! Ох, как я тебя жду! Морду прямо сейчас можно бить или подождем до более подходящего места?

— Если хочешь — давай прямо сейчас. Виноват. Однако садись в машину, там и разберемся…

Они сели на заднее сиденье, Шульгин велел таксисту поднять разделяющую салон и водительский отсек стеклянную перегородку из звуконепроницаемого стекла и ехать через центр, по Большой Ордынке до Добрынинской площади, а с нее — направо.

— Вот так, Витя, у меня получилось, — и рассказал ему практически все, от прощания на Павелецком до текущего момента. С точки зрения Шестакова — ничего не искажая. Про Лихарева, Заковского, самого Сталина.

— Не-ет, ну ты даешь, — протянул Овчаров, и Шульгин немедленно протянул ему стальную, обтянутую замшей фляжку коньяку. Нашел в буфете у Валентина и положил в карман на всякий случай.

— Что нам, Витя, делать? Так сложилось. Я честно собирался взять у себя в сейфе чековые книжки, завезти тебе. Поймали б меня ежовские соколы — тогда, конечно, все. Мне конец, и деньги б ушли неведомо куда. Не вышло у них. Теперь я, похоже, на коне. О тебе я думал, не сомневайся. Если по-прежнему на загранработу настроен — поезжай, конечно. Думаю, теперь нравы у нас значительно смягчатся, вашего брата опять зауважают, перестанут дергать… Вздумаешь дальше в серьезные игры поиграть, могу тебе предложить как минимум должность начальника управления по международным связям в моем наркомате. В Мадрид, в Париж, да и в другие интересные места будешь ездить невозбранно. Ну и нашивочек добавим, что там у вас следующее по тарифной сетке — посланник, что ли?

— Посланник, — машинально ответил Овчаров, — но это уж больно высоко, за пределами твоей компетенции. Считай, не меньше чем комкор в армии. Да чего ты мне всякой ерундой голову забиваешь? Я еще от прежнего в себя не пришел. Только вообрази, что я за это время передумал, от каждого скрипа половицы вздрагивал…

— Чего тут воображать, сам такой был, с раскаянием принес все возможные извинения. Что еще от меня требуется? Скажи лучше, Татьяна твоя не вернулась?

— Нет, она на весь отпуск уехала. Бродит сейчас, наверное, по Эрмитажу, а вечерами — театры…

— Вот и ладненько. Тогда давай тоже куда-нибудь закатимся. Хочешь — в «Националь»?

— В «Националь» — не надо, в «Метрополь» тоже. Там меня в лицо знают, часто по делам бывать приходится. Найдем попроще, где обслуга не стучит в штатном режиме.

— Знаешь такие места — командуй, я в этих делах пас.

Овчаров привез Шульгина в небольшой особнячок без вывески неподалеку от ипподрома. С зашторенными окнами и пропускным режимом. Внутри же оказался вполне приличный, только не общедоступный ресторан. Каких всегда было достаточно в современной Шульгину Москве. Домжур, Дом архитекторов, актеров, писательский, само собой, и тому подобное. Зал попроще на первом этаже, побогаче и уютнее — на втором. Сюда пускали не всех даже и из «своих». Но Виктор прошел мимо вахтера свободно, лишь слегка кивнул. Обстановка здесь явственно отдавала стилем перворазрядного тестовского трактира. Мебель, занавеси на окнах, громадная буфетная стойка мореного дуба — все, похоже, так и осталось здесь с прежних времен. Так ведь, подумал Шульгин, чего особенно удивляться, лет-то с тех пор сколько прошло? Всего ничего, можно сказать, с ликвидации НЭПа — десять всего…