Читать книгу "Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он слышал, как люди бежали на север, многие задыхались. Чуть выждав, он расстегнул верх рубашки, натянул ее, как маску, на голову и попытался продвинуться на юг, в самую пыльную бурю. Он давился и ничего не видел. Наконец, последовав примеру остальных, он отступил по улице до места, где воздух был немного чище. Там он уселся на тротуар и начал безнадежно всматриваться в серые силуэты, которые шли подобно теням из Аида. В конце концов, его жена могла быть среди них.
И через десять минут она приблизилась.
– Надеялась, что найду тебя здесь, – сказала она.
– Я думал…
– Я только-только вышла из здания, когда оно начало рушиться. Наверное, поэтому и связь прервалась. Мы толпой ввалились в кафе, чтобы укрыться от пыли, но я пошла сюда сразу, как смогла. У тебя ужасный вид.
– А у тебя отличный. – Он обнял ее.
– Я малость испачкалась.
– Ты жива.
– По-моему, бо́льшая часть вышла. Правда, я не знаю, что с теми, кто выше, над пожаром.
– О боже!
– Что такое?
– Кэти Келлер! Она сказала, что утром у нее какая-то встреча в Финансовом квартале. У тебя есть ее номер?
– Вроде да.
– Давай попробуем позвонить.
Но им никто не ответил.
Вампумный пояс, который с утра переходил из рук в руки, а ныне по-прежнему охватывал талию Сары Адлер, находившейся на самом верху, смотрелся отлично. Белые и цветные ракушки были такими же яркими, как в тот далекий день, когда попали на нитку. Умеющий читать прочел бы любовно сотканное послание, которое гласило: «Отцу Бледного Пера».
И когда наросло пекло, а огромная башня пошатнулась и просела, жар сделался настолько сильным, а давление массивного обрушения таким мощным, что вампумный пояс, как и все вокруг, снизу и сверху, разлетелся в мелкую, почти невидимую пыль. На какое-то время она зависла над основанием исчезнувшей башни. Но вот ее подхватил ветер, который добрее людей, и вознес высоко – все выше и выше над водами бухты, городом и уходящей на север великой рекой.
Лето 2009 года
Они сидели в кафе. День был погожий. Горэм взглянул на здание Метрополитен-оперы и улыбнулся дочери. Он видел, что она готовит подвох, но ждал, когда скажет сама.
У нее был серьезный вид.
– Пап!
– Да, дорогая.
– По-моему, у меня СДВ[108].
– Да ну? Как мило!
– Нет, папа! Я не шучу. Я честно не могу сосредоточиться.
– Что ж, прискорбно слышать. И давно это выяснилось?
– Наверное, в этом году.
– Ты не усматриваешь связи со всеми тусовками, куда ты ходила?
– Пап, давай серьезно.
– Я серьезен. Послушай, Эмма, я должен тебе кое-что сказать. У тебя не может быть СДВ.
– Откуда ты знаешь?
– Вот смотри. Утром я заставил тебя посмотреть две огромные картины Шагала у входа в музей. Тебе было трудно?
– Да.
– Я не имею в виду, что ты всю дорогу через парк ныла и не хотела смотреть на проклятый оперный театр – между прочим, очень красивый, много лучше, чем старый, но бог с ним. Я спрашиваю: смогла ли ты рассмотреть Шагала и проникнуться?
– Мне было очень трудно.
– Ничего подобного. Я наблюдал.
– Так нельзя! Ты хуже мамы.
– Вау! Впечатляющее оскорбление. – Он серьезно взглянул на нее. – Эмма, ты должна понять. Синдром дефицита внимания существует. У некоторых он есть, и если это действительно так, то шутки в сторону. Но в вашей школе на него жалуется половина ребят. С чего бы вдруг?
– Дают дополнительное время на экзаменах.
– Правильно. Это мошенничество. Родители говорят врачам, что подозревают у детей этот синдром, врачи соглашаются, и вскоре он уже есть у всех, так что можно получить дополнительное время и улучшить оценки.
– Разве это плохо?
– Плохо. А еще я знаю про жульничество с риталином.
– То есть?
– Риталин – препарат, который обычно назначают при СДВ. Он улучшает концентрацию. Кроме того, он полезен тем, что позволяет бодрствовать круглые сутки и помогает студентам, когда приходится зубрить всю ночь. И вот школьники, которые якобы страдают СДВ, получают риталин и продают его студентам. По-твоему, я об этом не знаю?
– К чему это все?
– К тому, что если начинается какая-то перепродажа, то хорошего мало.
– А мама не говорит, что у меня нет СДВ.
– Что же она говорит?
– Что не знает.
– Мама – юрист.
– Ты думаешь, что самый умный.
– Я плачу за твою школу. И за репетиторов. В прошлом году тебя двое подтягивали по математике и естествознанию, а третий готовил к отборочному тесту[109]. Скоро появится новый – для подготовки к колледжу. Мама заставит. У тебя столько репетиторов, что, черт побери, не понимаю, зачем оплачиваю школу! Но я не собираюсь оплачивать СДВ. Это исключено. И позволь мне сказать еще кое-что. В Америке полно детей, у которых нет дорогих репетиторов, и они сидят и готовятся без всякой помощи.
– Но они не поступают в лучшие колледжи.
– Тут ты ошибаешься. Я очень рад, что некоторые поступают.
Горэм покачал головой. Конечно, можно возразить, что все это он навлек на себя сам. Он баловал детей именно потому, что желал им лучшего, и теперь пожинал плоды. Но дело было не только в детях, которые чуть испорчены, но в целом нормальны. Ему казалось, что Нью-Йорк – верхушка айсберга и проблема намного шире и глубже.
Допустим, ребенок заболел. Сразу – антибиотики. Тут дело не в Нью-Йорке и даже не в Америке. Друзья Горэма из Европы говорили, что в государственной медицине делают так же: назначат ребенку антибиотики – и не знают горя. Одна беда: что будет с естественным иммунитетом? Рано или поздно до них доберется новая зараза, которая устойчива ко всем антибиотикам.
Неприятности недопустимы. Ничто не вправе пойти наперекосяк. Да, в спорте еще сохранилась прежняя американская крутизна, но не мало ли будет?
– Не может быть. Ты запрещаешь СДВ, – сказала Эмма.
Но Горэм подумал, что в глубине души она довольна. Детям нравится слышать «нет». Он вспомнил, как сын однажды, еще малышом, сказал о другом мальчонке: «Пап, за ним вообще никто не смотрит. Родителям все равно, и он делает что хочет». В этом скрывалась мудрость.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд», после закрытия браузера.