Читать книгу "Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков"

– Я за все заплачу, извините.

Ой, как паршиво Марсель себя в этот момент чувствовал! Прямо как-то по-дурацки… Правда – лучше уж выглядеть дураком, чем быть хладным трупом. Павел вовсе не считал, что поступил как-то несуразно – всякое могло быть. Ну, не случилось – но ведь могло бы!

– С вами такое часто бывает, месье? Может быть, вызвать медиков?

– Ой, не нужно медиков, – счистив с рукава остатки крема, в беседу вступила Полетт. – Он просто хотел меня поцеловать… так вот неудачно.

– Просто поцеловать?!

– Ну, вы уж извините за разгром. Мы заплатим, вы вставьте в счет.

– Вот, пожалуйста… Всего лишь два бокала и тарелки, – старший официант – дородный мужчина в белоснежном фартуке и черной рубашке – неожиданно улыбнулся. – Приходите к нам еще, господа. И… – вот вам подарок… – Он протянул Марселю бутылку. – Это бордо сорок восьмого года. Уверяю вас, потрясающая вещь!

– Но… – влюбленные изумленно переглянулись.

– Берите, берите… Вам – от заведения. Как самым страстным посетителям. Это ж надо – какой поцелуй! В нем и страсть, и брызги вина, и осколки. Потрясающе, господа!

Желто-красные листья кленов, кружась, падали вниз, усыпая узкую аллею шуршащим осенним ковром. Светло-голубое, с тонкими прожилками прозрачно-белых облаков, небо казалось все еще летним, высоким, залитым ярким веселым солнышком. Впрочем, хоть дни и стояли теплые, прошли уже и первые заморозки, а по утрам на траве частенько серебрился иней.

Кленовая аллея, проходя по берегу реки, по самой круче, упиралась в штабель серых от времени бревен, сложенных лет пять тому назад, а то и больше – по обеим сторонам от штабеля уже протянулись, огибая его, кривенькие, хорошо утоптанные тропки. Здесь, не так и далеко от домов, все же было достаточно укромное место, причем очень красивое, особенно сейчас, осенью – клены, круча – высоченный обрыв в речной омут, – а за рекой была хорошо видна живописно расположенная деревенька со старой, ныне давно уже закрытой, церковью и молочной фермой. На том берегу паслись на заливном лугу коровы, и присевший под кустом жимолости пастух в старом ватнике, воровато оглядываясь, прикладывался к бутылке.

Поудобней примостившись на бревне, Вадим улыбнулся – и что это пастух назад-то оглядывается, на ферму? Не увидеть его оттуда никак, деревья, кусты мешают, а вот с этого берега пьяница-то как на ладони, вот чего надо бояться. Хотя… с чего бы этому мужику опасаться чужих? Ему своих надобно опасаться – бригадира, председателя…

Ну, где же Полинка? Давно уже обещала прийти и вот… Расстегнув пиджак, юноша, щурясь, посмотрел на солнце – ну да, часа три уже есть, наверное, если не все четыре.

Пожав плечами, он вытащил из кармана записку – маленький клочок бумаги, вырванный из школьной тетрадки… тетрадки не из дешевых – бумага плотная, в косую линейку – Полина именно такие любила. А написала – печатными буквами – вот конспираторша! Бывало, бывало, находило на нее такое – мол, чтоб никто не догадался, не подсмотрел… А что? Тот же противный Фунтиков, вот ведь черт – все время подглядывал. Или это случайно так получалось? Да какое случайно – в Полинку-то он еще в детском саду втюрился, уж Вадик-то это помнил.

Молодой человек оглянулся – показалось, будто позади, за штабелем, послышались вдруг чьи-то крадущиеся шаги. Нет, вроде бы никого. Показалось. А вообще, место здесь хорошее, безлюдное – осенью сюда вряд ли кто придет. Да и красотища, и… и целоваться можно спокойно, никто не увидит. Может, Полинка не зря столь укромный уголок выбрала? Ой, не зря… Еще и записку печатными буквами написала, вложила незаметно в портфель, будто он, Вадим, не догадался бы – от кого. «Жду тебя в три часа на круче у штабеля» – ну, кто еще мог такое написать? Ясно, кто. И где только эту девчонку носит? Должна б скоро прийти…

Выглянувшее из-за облачка солнце пригревало там жарко, что юноша, распахнув пиджак, откинулся спиною на бревна, прикрыв от солнца глаза, да и сам не заметил, как задремал…

А позади, за штабелем, делал свое черное дело так и незамеченный Фунтиков. О, он долго готовился, почти весь вчерашний вечер – явился с ножовкой, что-то пилил, подкладывал клинья… Теперь оставалось только вышибить брусок, и… И вся эта бревенчатая гора, подскакивая на ухабах, неудержимой лавою покатится по круче вниз, к обрыву! Тяжелые бревна неизбежно сомнут, переломают кости столь неосторожно задремавшему парню, увлекут с собой в омут – и никто ничего не узнает. Никогда. Даже труп вряд ли найдут, а впрочем, даже если и найдут – при чем здесь комсорг Фунтиков? Осмотрительней надо быть, когда по бережку крутому гуляешь или вот, на старых штабелях спишь.

И Полинка совсем скоро станет свободной! И…

Ухмыльнувшись, Фунтиков подобрал заранее припасенную палку и с силой вышиб из-под бревна брусок. Что-то хрустнуло, загудело… И старый штабель, с виду казавшийся столь же несокрушимым, как седые пирамиды Египта, вдруг рассыпался и с гулом покатился по круче… А Вадик… Вадик лишь слабо вскрикнул… и затих. Окровавленное тело его, увлеченное бревнами, упало в омут…

А потом стало темно. Навечно.

Ремезов в ужасе распахнул глаза и едва не свалился с коня – слишком уж резко дернулся. Да что ж это такое-то? Опять кого-то убивают, да еще так подло! Не там, так здесь, не во Франции, так в СССР. Ну, комсорг, черт гунявый – сообразительный малый оказался, что и говорить, как и догадался-то? Или… это не совсем он? Кто-то… Кто? Нет уж, врешь, не выйдет по-твоему никогда, не выйдет!

Сжав зубы, Павел смежил веки… Нет уж!

Мысли его, его сознание ворвалось в дремлющий мозг Вадима – парнишка, вздрогнув, проснулся и, сам еще не понимая, зачем, проворно спрыгнул со штабеля… как раз в тот момент, когда бревна уже начинали катиться к обрыву! Ох, как задрожала земля! И все вокруг затряслось, загудело, а от реки, с омута послышалась канонада – бух!!! Бух!!! Бух!!! Как будто стреляли тяжелые пушки!

Юноша смотрел на все это, словно завороженный, и даже не мог представить – что было бы с ним? Если б он не проснулся бы ни с того ни с сего, а продолжал бы расслабленно дремать… Ужас!

Таившийся за кленами Фунтиков дрожал, как осиновый лист, зубы его стучали, а сиявшее в глазах багровое пламя вдруг как-то быстро угасло. Тотчас же унялась и дрожь, и пришедший в себя комсорг удивленно огляделся, недоумевая – а как же его занесло на это аллею, и, главное – зачем? Наверное, просто гулял, думал о своем, и вот как-то незаметно пришел… Тут еще штабель был, бревна – интересно, куда делись? Ого!!! Миша резко насторожился, увидев за деревьями своего старого недруга Вадима. Этот-то что еще здесь делает? Тоже гуляет? Или. Скорее, Полинку свою ждет… Ну и пусть ждет. Черт с ней, с Полинкою, тоже еще, цаца – будто других девок нет. Есть, да еще и покрасивее. Ему, Мише, вообще-то всегда беленькие нравились, блондинки, а эта… эта – только в детском саду. Так что черт с ними, с обоими – любовнички, мать их…

Грязно выругавшись, комсорг усмехнулся и, на всякий случай стараясь не попадаться на глаза Вадику, быстро зашагал прочь.