Читать книгу "Коллекционер жизней. Джорджо Вазари и изобретение искусства - Ной Чарни"

Имя Буффальмакко раскрывает его личность. Слово buffone означает «дурак», «шут». Macco связано со словом macchia, что означает «пятно» (само слово macco означает еще и «бобовый суп»). Вазари наслаждается игрой в имена, как мы бы сказали, по-диккенсовски, хотя сам он считал, что по-бокаччовски. Имена у него предопределяли характер. У Рафаэля Санти фамилия означает «святой», Вазари и изображает его как святого. Современник Рафаэля Джованантонио да Верчелли по прозвищу Содома показан грешником. Люди либо пытаются соответствовать своим именам, либо невольно воплощают их значение в реальность. Буонамико Буффальмакко, чье имя можно перевести как Добрый друг Глупопятн (или Глупосуп), едва ли имел шансы стать кем-то иным. А вот имя Джотто сразу напоминает об истории с «О», ведь внутри у него спрятано сразу два чудесных круглых «О». Возможно, это имя — сокращение от Анджелотто, «маленький ангел». Вазари сравнивает Джотто и Буффальмакко, но истории об их противостоянии были известны и в предыдущие столетия. В XV веке поэт Буркьелло написал поэму о джоттовском «О». Там он пишет: «Al tuo goffo buffon daro del macco» («Я дам бобового супа, macco, неловкому шуту, goffo buffon»). Buffon и macco — это, вне всяких сомнений, отсылки к Буффальмакко. И нет никакого совпадения в том, что, воспевая триумфы Джотто, Вазари упоминает его противоположность.

А теперь немного о непослушных обезьянах.

Эти существа появляются в «Жизнеописаниях» Вазари гораздо чаще, чем вы могли бы подумать. Обезьянки были экзотическими домашними питомцами, их привозили за большие деньги для развлечения хозяев. В «Жизнеописании» Буффальмакко рассказывается об эпизоде в Ареццо. Реально существовавший епископ Гвидо заказал Буффальмакко фрески в епископском дворце. Домашней обезьянке епископа вся эта возня с красками казалась интересной, и она наблюдала за работой Буффальмакко. «Животное это влезало иногда на подмостья, чтобы посмотреть, как работает Буонамико, и, стоя у него за спиной, не спускало с него глаз и примечало всё, когда он смешивал краски, встряхивал баночки, разбивал яйца для темперы и вообще что бы он ни делал»[106]. Когда Буффальмакко ушел на ночь, обезьянка сменила его и стала заново раскрашивать часовню. Вышла бы хорошая шутка, если бы на следующее утро Буффальмакко увидел бы, что его фрески закончены и даже лучше, чем он мог бы это сделать. Но у Вазари другая стратегия юмора. В его истории дикую обезьянью мазню посчитали вандализмом. Епископу сообщили о содеянном, и он приказал поставить вооруженного стражника и «беспощадно рубить всякого», кто бы этим вандалом ни оказался. Простые прихожане вполне могли уничтожить часть фресок с изображением «негодяев» в средневековой и ренессансной Европе. Портились демоны, деспоты, Иуды и евреи — это было нередким явлением[107]. Дьявольское воплощение Несправедливости на фресковом цикле Амброджо Лоренцетти в палаццо Публико в Сиене покрыто царапинами, которые столетиями оставляли посетители. Совершенно выцарапаны и лица обидчиков Христа на фреске Андреа Кастаньо «Бичевание» в галерее церкви Санта-Кроче во Флоренции. Чудовище, у которого змея выползает из волос и кусает его в морду, — аллегорическое воплощение зависти, нарисованное Джотто в капелле Скровеньи в Падуе, — покрыто граффити и рубцами от порезов на шее, на теле змеи, щеке и на глазах.

Но обезьянки редко портили картины — даже те, на которых изображен Иуда.

Обезьянка из истории Буффальмакко, почувствовав вкус к живописи, вернулась в церковь даже несмотря на то, что к ее ноге был привязан деревянный чурбан, не дававший ей бегать и прыгать где попало. Животное снова принялось за работу. Стража Буффальмакко поспешила на помощь, но, увидев рисующего виновника, расхохоталась.

Лучше всего повел себя в этой истории Буффальмакко. Он пришел к епископу и сказал: «Монсиньор, вы желаете, чтобы я писал так, а ваша обезьяна хочет писать по-другому».

Фресковый цикл Буффальмакко в Бадии дает Вазари повод строго оценить всю его художественную карьеру:

«…он изобразил там страсти Христовы, с талантливой и прекрасной выразительностью показав в Христе, омывающем ноги ученикам, кротость и смирение величайшие, в евреях же, ведущих его к Ироду, — жестокость и свирепость, особенные же талант и легкость он проявил, изображая Пилата в темнице и повесившегося на дереве Иуду; после чего нетрудно поверить тому, что рассказывают об этом приятном живописце, а именно что, когда он хотел постараться и потрудиться, что бывало редко, он не уступал ни одному из других живописцев своего времени».

Тот факт, что в этой фразе рядом поставлены фигуры Пилата и Иуды, дает основания предположить, что Вазари считал недостаток усердия у Буффальмакко настоящим грехом. В «Жизнеописании» он связывает его с несчастным случаем, произошедшим во Флоренции в мае 1305 года:

«…однажды он [Буонамико] вместе со многими другими был распорядителем празднества, устроенного обитателями предместья Сан Фредиано в день майских календ на Арно, на нескольких лодках, а когда Понте алла Карайя, который тогда был деревянным, обрушился, будучи слишком перегруженным людьми, сбежавшимися на это зрелище, он не погиб, как многие другие, ибо как раз в то время, когда мост рухнул в Арно на сооруженное на лодках изображение ада, уходил, чтобы добыть кое-что, не хватавшее для праздника».

Буффальмакко в то время было не больше пятнадцати лет. Едва ли его можно обвинить в несчастье, но Вазари всё равно удается намекнуть на какую-то ответственность. «Жизнеописание» этого жизнелюбивого, немного ленивого живописца служит прежде всего мощным литературным противовесом героическому образу Джотто, наделяя того сияющим нимбом.

7. Преимущества войны

Война открывала новые возможности перед художниками и архитекторами. Им поручали задачи, которые сейчас выполняют военные специалисты: сооружение крепостей, артиллерийских орудий, пороховниц, ружей, осадных орудий и укрепленных бастионов. Микеланджело и Бенвенуто Челлини работали над укреплениями замка Святого Ангела в Риме, как и Леон Баттиста за столетие до них. Хотя Леонардо больше всех знаменит тем, что баловался с военной инженерией, еще в первой половине XVI века в ней отличились семья Сангалло во Флоренции, Бальдассаре Перуцци в Сиене. Их проекты городских стен специально придуманы для отражения ударов быстро развивающейся в те десятилетия пороховой артиллерии.

В 1527 году Вазари еще только предстояло стать архитектором. Обычно этим ремеслом занимались зрелые мужчины. В свои шестнадцать лет, без какого-либо опыта в военном деле и лишившийся покровителей, снова высланных из Флоренции, едва ли Вазари мог предложить что-то ценное с инженерной точки зрения. Другое дело — современник Вазари из Сиены Ванноччо Бирингуччо. Сын главного подрядчика Сиенского собора, Ванноччо с ранних лет делал доспехи и пиротехнику вместе со своим отцом. Вазари хвалил книгу Бирингуччо 1540 года «О пиротехнике», в которой рассказывалось также о металлургии. Но в перечне «Жизнеописаний» Ванноччо нет. В представлении Вазари, как, наверное, и в нашем, Бирингуччо был и остается скорее ремесленником, чем художником[108].