Читать книгу "Крест великой княгини - Юлия Алейникова"

Домой Иван шел сам не свой. Вот дурак! Вот дурак! Сколько времени потерял, а ведь мог бы и тетку эту Катерину, и дочку ее Настасью тепленькими взять, да и Евграфа застать можно было. У, ворюга! Но тут у Ваньки заныло под ребрами и почки подозрительно заломило, и он, горько вздохнув, махнул рукой.

К Настасье соваться, ясное дело, не осмелился, там Степан с квадратной рожей, узнает еще. Оставалось Катерину искать. А как? Пришлось к Агафье Харитоновне на поклон идти. Та Ваньке, конечно, обрадовалась. Бражки из кладовой даже достала, посидели они, выпили, Ванька ей про свои печали-радости рассказал, не про крест, конечно, боже упаси, а так, вообще. Про больницу, про зятя рыбинского, про свадьбу. Про самого Евграфа Никаноровича, что арестовали, мол, не успел с кумом побеседовать. Агафья Харитоновна обрадовалась очень, собралась благодарственную молебну заказать, во как Евграфа ненавидела. А Ванька ей поплакался, что теперь ему надо Евграфову жену повидать.

— Про то, что сестра у нее есть, знаю, Варварой зовут, а где живет? Не ведаю, можа, и за рекой. А ты вот что, Ванюш, ты черкни мне свой адресок, а я вдруг, когда ее встречу, Катерину-то, все и разведаю, а? И тебе отпишу.

Так Ванька и сделал, а уже через неделю они с Анфисой тряслись в товарном вагоне в родной Алапаевск.

— Ванька, никак воротился? — хмуро глядя на сына в сенях, сурово спросила Марфа Прохоровна.

— Так Петр же вам сказывал, что вернусь, мамань, — перетаптываясь с ноги на ногу возле порога, промямлил Иван. Эх, подзабыл он маманин характер, подзабыл.

— Это, значит, женка твоя? — ткнула пальцем в оробевшую Анфису Марфа Прохоровна, не спеша их в дом пускать. — Родители кто?

— Папаня машинистом всю жизнь отслужил, — робко ответила Анфиса, косясь на мужа. — На хорошем счету у начальства, благодарности имеет.

— Благодарности, чай, в карман не положишь. Приданое-то есть?

— Перина, пять простыней, три скатерти вышитые, одеяло атласное, — торопливо принялась перечислять Анфиса, перехватывая поудобней узел.

— Ладно уж, проходи, поглядим, — смилостивилась Марфа Прохоровна, отступая от двери. — Ноги вытирайте.

Ванька покосился на Анфису, та от такой встречи даже с лица спала, подтолкнул ее под локоть, пойдем, мол, не робей, и, подхватив узлы, пошел в избу.

— Ну что, девка справная, красивая, — разглядев покрасневшую от смущения Анфису, словно корову на ярмарке, заключила маманя. — Делать чего умеешь?

— По дому все умею, а еще шить, вышивать… Ой! Я ж гостинец вам привезла, — засуетилась Анфиса. — Вот скатерть, не побрезгуйте, сама сработала.

— Гм, — хмыкнула, разглядывая скатерть, Марфа Прохоровна. — Красиво. Ладно, ступайте умойтесь, я пока на стол накрою. Завтрева уж молодая пусть к плите встает, тяжело мне хозяйство справлять, старая стала.

Ничего, прижились. Маманя Анфису приняла, ворчала, конечно, но, как Глафиру, не обижала. Три дня прожили, можно сказать, душа в душу. Ванька Анфису с братниной семьей познакомил, город показал, на завод сходил, насчет работы на лесном складе переговорил, все вроде на лад пошло, а в субботу днем… Мать как раз из церкви пришла.

Перекрестилась на образа, кликнула Ваньку со двора, где он дрова колол.

— Да, мамань? Чего?

— Ты, Иван, почему до сих пор завещание великой княгини не выполнил? — сверкнув глазами, грозно спросила мать.

— Мамань, вы чего? — сигнализируя матери глазами и косясь на Анфису, бросившую возле плиты возиться, проговорил Иван.

— Я того, а на жену не косись, она теперь семья, какие уж от нее секреты? Ты лучше скажи, поганец, куда крест дел? Али в Екатеринбурге пропил?

— Да вы что, маманя?! — возмущенно воскликнул Ванька. — Да вот те ей-богу, нет! Да и не пью я, вы же знаете.

— Где он тады? Два года прошло, как Советы твои великих князей, царскую кровь, живыми в шахту покидали. А народу наврали, сбежали, мол! — гневно выкрикивала мать. — Уж мы-то теперя знаем, следователи тела из шахты достали да народу предъявили, отпели по-христиански, не то что вы, супостаты!

— Да вы что такое говорите? — бросаясь к окну, воскликнул испуганно Ванька, захлопывая рамы и задергивая занавески. — Ежели кто такие разговоры услышит, нас же всех в НКВД заберут! А уж там… — бледнея на глазах, прохрипел Иван. — Уж я-то знаю!

— Уж ты-то знаешь! — поддакнула ему злобно мать и гаркнула так, что тарелки на полке подпрыгнули: — Где крест?

— Отняли, — падая перед матерью на колени, повинился Ванька. — Избили бандиты какие-то ночью на улице, месяц в больнице провалялся, вон Анфиска подтвердит, ходила за мной, как за малым дитем.

— Ага, — с готовностью подтвердила Анфиса, пытаясь понять, из-за чего такой сыр-бор разгорелся.

— Врешь! Мне Петька все рассказал. Как вы крест продать удумали, как ты в Екатеринбург к куму его поехал, — глядя горящими, как угли, страшными своими глазами, выплюнула ему в лицо мать. — Где крест, Иуда?

— Так кум и отнял! Нанял каких-то, они меня избили и крест отняли, а я потом к куму пошел, а его и след простыл, скрутили уже и без меня! — крестясь и тараща глаза, стенал Ванька, зная, какая у матери рука тяжелая. В гневе она и покалечить может, а у него организм и так едва оправился, до сих пор ребра перед дождем ноют и почки побаливают, когда долго не помочишься.

— Ах ты, ирод проклятущий, не побрезговал крестным знамением, нехристь поганый! — треснув Ваньку по спине подвернувшейся под руку кочергой, прогромыхала Марфа Прохоровна. — Княгине на смертном одре слово дал, руки безвинной кровью замарал!

— Не марал я, вот ей-богу не марал, в обозе я сидел, а в убийстве не участвовал! Не мог я такого! Маманя, не мог! — Тут уж Ванька не приврал нисколечко, хоть бей. — Не хотел я этого, вот те крест, не хотел, — снова принялся по забывчивости креститься Иван, не найдя другого сильного средства правоту свою подтвердить.

— Ну вот что, — нависнув над Ванькой, как какая-нибудь фурия или гарпия, прогрохотала Марфа Прохоровна. Про фурий и гарпий Ваньке Сергей в подвале, когда сидели, очень красочно рассказывал. — Если крест в храм не снесешь до моей смерти, прокляну, и тебя, и Петьку, и детей ваших, и внуков. Так и знай! Возьму грех на душу. Мое слово твердое. А сейчас вон из моего дома, и чтоб ноги твоей на пороге не бывало, и Петьке передай, подыхать буду, а вас, иродов, не позову. Вон! — потрясая кочергой, завопила Марфа Прохоровна, так что стекла в окнах задребезжали, Анфиса с перепугу мимо лавки грохнулась, а Ванька ужом в сени выскочил.

Как Анфиска узлы собрала, он и не спрашивал, похватал их пожитки, погрузил на подвернувшуюся телегу и к брату Петру подался.

— Не горюй, Ванька, пока у нас с Глашей поживешь, потеснимся, а завтра в Совет сходи, напомни о своих заслугах, попроси должность и квартиру, ты у нас человек заслуженный, Романовых охранял, не робей! — поучал вечером за бутылкой самогонки Ивана брательник. — Проживем и без старой карги.