Читать книгу "Тайная тропа - Шарон Крич"

Но торжество тьмы никак не наступало. Вместо этого я наблюдала тончайшие изменения цвета неба, постепенное насыщение его оттенков, причём настолько постепенное, что его было невозможно уловить, а только подумать: неужели это тот самый цвет, что был всего мгновение назад? Разве сейчас он не стал чуточку насыщеннее? Неужели уже темно? Это можно считать темнотой? Вскоре я заметила белые точечки звёзд, но чёрное небо пока не было их фоном. Так что это вряд ли темнота. И хотя я смотрела во все глаза, я так и не уловила миг наступления полной темноты. Может, такого мига просто нет, подумала я.

Глава 28

Ребёнок в сумке

Ночью я услышала треск веток, как будто рядом со мной кто-то был. Я с головой юркнула в мой спальный мешок, слишком сонная и слишком напуганная, чтобы выглянуть наружу. Зато я прислушалась. Больше я ничего не услышала и решила, что это потрескивают угли в костре, и вновь погрузилась в сон. Мне приснилась малышка Роза и пакет для покупок.

По идее, мне полагалось сохранить кучу воспоминаний о Розе – мы росли, как близнецы, и были неразлучны. Иногда мы даже спали вместе, потому что, когда нас пытались разлучить, мы даже закатывали истерики. Меня страшно беспокоило, что я не могу воскресить эти воспоминания.

Кто-то из учителей в школе однажды сказал, что мы потому не можем извлечь самые ранние воспоминания, что наш мозг хранит воспоминания в виде слов, а когда мы – маленькие, нам этих слов не хватает. Мне с трудом в это верится, потому что иногда я видела лицо малышки Розы, когда она была ещё в том возрасте, когда ни она, ни я не научились говорить.

Возможно, наша память устроена как компьютер Гретхен. Иногда, когда она пыталась открыть файл, на экране вспыхивала надпись «введите пароль» или «нет доступа». Гретхен тогда разговаривала с компьютером, умоляла и уговаривала его, как будто перед ней непослушный ребёнок, и если он продолжал упираться, она ругала его и выключала.

Воспоминания о Розе были где-то заперты, и мне было отказано в доступе. Однако в ту ночь одно воспоминание выскользнуло из запертого ящика.

Тётя Джесси выложила покупки из сумки и поставила её на пол. Это была такая красивая, крепкая, широкая и высокая сумка с двумя ручками, сделанная из сверхпрочной бумаги. Роза заползла в неё, и тётя Джесси подняла сумку с пола.

– Я сейчас пойду в магазин, ля-ля-ля, – сказала она, помахав сумкой взад-вперёд. – Кто-нибудь видел мою Розу? – спросила она. – Ля-ля-ля.

Я заглянула в сумку. Роза свернулась калачиком и улыбалась от уха до уха. Тогда я посмотрела на тётю Джесси, и та тоже улыбнулась и засмеялась, и это было самое чудесное, что только можно было увидеть. Тётя Джесси спросила, не хочу ли я перевернуть сумку. Нет, я не хотела. Я хотела видеть в ней улыбающуюся Розу, и тётя Джесси продолжала размахивать сумкой и напевать:

– Ля-ля-ля!

Мой сон был именно таким, как всё было тогда, только во сне эта сценка повторялась снова и снова, а я стояла в сторонке, умоляя, чтобы она никогда не кончалась.

Утром над горизонтом забрезжила тонкая медная полоска рассвета. Капли росы цеплялись за сплетённые в траве мостики из паутины. Мир вокруг был исполнен такого умиротворения, что я удивилась, почему накануне вечером мне было так страшно.

В тот день я вошла в привычную колею и следовала ею в течение следующих восьми дней. Любуясь расчищенным участком тропы, я бралась за работу рано. Сама работа теперь шла гораздо быстрее, чем раньше – по крайней мере, полмили в день, а иногда вдвое больше.

Каждый день я находила что-то такое, что можно было добавить к моей увеличивающейся коллекции находок. Там уже были наконечники стрел, обломки кремня, полоски кожи, обрывки верёвок, крупный охотничий нож и рогатка. Я не сомневалась: дама в историческом музее, увидев всё это, лопнет от зависти. Попадались и окаменелости. В низинных участках встречались окаменевшие растения и похожие на моллюсков брахиоподы. Тётя Джесси наверняка расплылась бы в улыбке шириной в милю и сказала бы, что это твёрдое доказательство того, что миллионы и миллионы лет назад эти места были огромным морем.

В зависимости от того, что я находила, остальную часть дня я воображала себя то охотником-траппером, что по-кошачьи бесшумно шагает по лесу, то археологом на огромном раскопе, то беглым преступником, спасающимся от своих преследователей-тюремщиков. Впрочем, довольно часто я вновь становилась Зинни Тейлор Детективом, разыскивающим кольцо Джейка и медальон. Чем больше я о них думала, тем больше верила в то, что они как-то связаны с тропой, и если продолжать поиски, то я найду новые подсказки.

Мне всё время не давал покоя вопрос о прогулках дяди Нейта по здешним горам. Не мог ли он взять медальон и кольцо? Но я никак не могла взять в толк, зачем они ему понадобились и что он с ними будет делать.

На второй день, вскоре после полудня, тишину нарушил стрёкот мотора небольшого самолёта, и над деревьями низко пролетел одномоторный авиаопылитель. Я испугалась, что меня сейчас опрыскают инсектицидом. С другой стороны, зачем кому-то распылять что-то над тропой? Самолёт покружил над моей головой, и двое сидящих в кабине мужчин помахали мне.

Я помахала в ответ. В свою очередь самолёт снизился и развернулся, и я увидела, что рядом с пилотом сидит мой папа.

– Ты не должен меня проверять! – крикнула я.

Он меня не услышал, лишь улыбнулся и снова помахал. После этого он каждую пару дней пролетал надо мной на этом самолётике, и мне даже стало не хватать его в те дни, когда его не было.

По вечерам после ужина в лагере я собирала дрова и высаживала вдоль нового участка тропы семена циннии. Затем залезала на дерево и ждала гудка шестичасового поезда. Следующие несколько часов – между гудком и наступлением темноты – были самыми тяжёлыми. Первые несколько дней мне стоило немалых трудов не броситься по тропе домой.

На четвёртый день я перенесла лагерь вперёд по тропе. В ранние вечерние часы я начала замечать в лесу всякие мелочи – обычные вещи, вроде кузнечиков, сверчков, бабочек и порхающих над травой мотыльков. Вдоль границы из деревьев-часовых – дубов, вязов, буков и лиственниц – росло множество полевых цветов: лютики и золотарник; ромашки и тунбергия, она же «черноглазая Сьюзен»; козлобородник и венерин башмачок. Я мысленно слышала голос тёти Джесси: «Бинго!» и «Какое чудо!» В своё время они с дядей Нейтом научили меня распознавать все эти цветы и растения.

Порой предметом восхищения может стать кузнечик или окаменелое ископаемое или клён. Вы можете смотреть на них несколько дней, недель и месяцев подряд и каждый раз будете замечать что-то новое. Наверно, так и с людьми: если долго наблюдать за ними, всегда заметишь в них что-то новое. Вот только понравится ли вам это новое? Или всё зависит от того, кто смотрит?

Я отмечала мои достижения на картах. Я уже прошла всю Девичью Аллею, которая пролегала через огороженный луг (хотя луга на старой карте не было), и углубилась в Воронью Лощину, неглубокую долину, окружённую высокими клёнами, в кронах которых обитали сотни каркающих ворон.