Читать книгу "Тысяча жизней - Жан-Поль Бельмондо"

Я интересуюсь тоном, выдающим мой план немедленно уйти, как долго продлятся мои муки, осведомившись о его собственных: «Давно ждешь?» Он окидывает меня стальным взглядом голубых глаз и говорит: «Успокойся, они здесь».

Действительно, большая двустворчатая дверь кабинета распахивается, и я слышу: «Ален Делон, вы можете зайти». Он встает и скрывается. Расстались мы ненадолго: через несколько дней я наткнулся на него в моем любимом квартале. Между нами завязалась дружба, которая не закончилась и по сей день.

Всю жизнь нас будут противопоставлять, пытаясь столкнуть лбами, подпитывая соперничеством легенду. На самом деле мы близки, несмотря на очевидную разницу социальных корней. Его детство было таким же печальным, бедным и одиноким, как мое – радостным, буржуазным и полным любви.

Наше прошлое, разумеется, обусловило наши имиджи – один сумрачный, другой лукавый, – но нас роднит жажда приключений, актерская натура до мозга костей, искренность в игре. Волею случая, пощадившего нас, мы никогда не были конкурентами. Единственная роль, которую должен был сыграть я и которую, в конечном счете, получил он, – «Господин Кляйн». Да и то пробовались мы не одновременно. Коста Гаврас не нашел денег на постановку фильма и отказался от проекта, но Ален пришел на помощь режиссеру, решив продюсировать фильм. Он был идеален в роли человека, затравленного нацистами, – куда лучше, чем сыграл бы я.

В эти годы первого кинематографического опыта опасаться мне следовало скорее Лорана Терзиева.

Однажды я оказался на финишной прямой кастинга важного фильма на пару с этим актером, непроницаемым и загадочным, с неподражаемым голосом и невероятной дикцией. Гений «Детей райка» и «Вечерних посетителей», Марсель Карне замыслил фильм о золотой молодежи 1950-х годов. Вдохновившись двумя молодыми людьми, которых знал, он написал сценарий – сложный, несколько искусственный и довольно спорный.

Несмотря на огромный успех «Обманщиков» у широкого зрителя, тенденциозный фильм Карне вызвал в свой адрес нападки критики за искаженное и превратное видение поколения, которое он якобы понимал.

Тогда, в феврале 1958-го, все дебютанты, какие есть в столице, проходили прослушивания на роль в этом фильме. Среди них мне удалось привлечь внимание Карне, который долго колебался, подумывая, доверить ли мне главную роль. Я узнал, что мой конкурент – Лоран Терзиев, молодой актер, с которым я сошелся по-приятельски во время подготовки. Мы поговорили откровенно и решили, что тот, кто получит роль, угостит другого обедом.

Ни он, ни я не готовы возненавидеть друг друга за место в первой строчке афиши. Это не в наших традициях. Этому меня научил спорт: надо быть начисто лишенным гордости, чтобы не уметь проигрывать.

После полутора месяцев тягомотины Карне все же выбрал Терзиева, и тот, как и было условлено, пригласил меня на обед. А я признал правоту режиссера, ибо плохо представлял себя в роли молодого философа, спокойного и педантичного. В утешение мне дали другую роль. Я тем более доволен, что в кои-то веки в моих карманах зазвенели деньги. И потом, сниматься предстоит в моей юрисдикции, в Сен-Жермен-де-Пре, на тех самых террасах, что видели мой разгул с моими статистами, в подлинных местах событий, где я давно как у себя дома.

Вся улица Сен-Бенуа тут как тут, и, хоть роль у меня второстепенная, я очень востребован, потому что присутствую в качестве мебели в большинстве сцен. Так что я провожу уйму времени с уличными дружками, которые часами сидят за столиками с виски, поставленным продюсерской компанией. К середине дня мы совершенно пьяны, и нас становится трудно контролировать. Вечернее представление «Оскара» восполняет энергию, которую я трачу в «Обманщиках» в сидячем положении.

Бедняга режиссер, несколько выбитый из колеи этими молодыми людьми, которых он по идее должен вывести в своем фильме, изо всех сил старается навязать свой авторитет. Но мы, подогретые спиртным, отмахиваемся, сначала вежливо, а потом и грубо.

Нередко мы, в конце концов, орем: «Отстань, Марсель!», что приводит его в ярость. При виде его растерянной физиономии мы расходимся еще пуще и покатываемся со смеху, заканчивая, как правило, под столами.

Поскольку я обычно во всем этом заводила, Карне думает, что это моя месть за упущенную роль Терзиева и что я затаил на него обиду. Увы, меня иногда принимают слишком всерьез, отыскивая смысл в моих действиях, в которых нет ничего, кроме поиска радости, подозревая умысел в том, что происходит зачастую в спонтанности момента.

В том же году Марк Аллегре, с которым у меня отношения проще, чем с режиссером «Обманщиков», снова пригласил меня сыграть в «Забавном воскресенье».

Он сохранил хорошую память о моей игре в «Будь красивой и молчи», несмотря на недостаток, принесенный из театра, который он помог мне исправить: я произносил свои реплики громовым голосом. На съемочной площадке он ухмылялся, видя, как вздрагивают ассистенты, и окликал меня насмешливо: «Говори чуть потише!»

Съемки этого второго фильма планировались в Париже, но из-за плохого прогноза погоды переместились в Марсель. Мы прибываем – там льет как из ведра. Все прыскают со смеху. Группа подобралась веселая: Даниэль Дарье, Арлетти, Бурвиль.

С последним мы замечательно проводим время. Он рассказывает смешные истории и сам смеется так заразительно, что ему вторят все. Я оценил и Арлетти, восхищаясь ее талантом и аристократическими манерами. Съемки мы заканчиваем поздно, на рассвете, машины у меня нет, и я иногда отвожу ее на такси в отель.

Позже, когда «Забавное воскресенье» принесет мне неплохие деньги, я куплю машину по своему вкусу: черный «Санбим». Впервые в жизни я заработаю миллион старых франков и постараюсь потратить их с толком. В частности, увезу мою нареченную Элоди в романтическое и роскошное путешествие на юг с незабываемым пребыванием в дорогом отеле «Ноай».

Этот комфорт от солидного гонорара окончательно убедит меня жениться. Пришло время перемен, пора мне остепениться.

10. И потом – Годар

Все в нем меня раздражает.

Во-первых, он обращается ко мне, никогда не снимая темных очков, что кажется мне в высшей степени невежливым и очень подозрительным. Как знать, с кем говоришь, если не видишь его глаз? Как быть уверенным, что я не сорву с него очки и не выброшу их за окно, в канаву? Во-вторых, он, похоже, культивирует свой небрежный вид, не бреется и не причесывается, зато курит бессчетное количество кошмарных желтых сигарет «Боярд».

И потом, речь у него до того замедленная, что с ним «Атласный башмачок»[28] продолжался бы неделю, а мне потребовался бы опиум, чтобы вынести, не взорвавшись, эту словесную тянучку. Наконец, уныние, исходящее от всей его долговязой особы, создает впечатление, что только что задавили его собаку, убили жену и погубили будущее.

Эту очевидную неврастению подтверждает, кстати, и его голос, очень тихий.