Читать книгу "Осторожно, нарцисс! Как вести себя с этими самовлюбленными типами - Джозеф Бурго"

Было бы слишком большим упрощением проводить причинно-следственную связь между смертью матери и нарциссическим поведением Джулии во взрослом возрасте. И все же эта трагическая ранняя утрата наверняка сыграла важную роль. Девочка рано поняла, что близкие люди могут внезапно исчезнуть; возможно, лучше не привязываться к ним, не доводить отношения до того момента, когда она станет нуждаться в них. Наверное, можно избежать чувства беспомощности и опасности, внушая желание другим. Когда вы позже откажетесь от них, это они будут ощущать боль и беспомощность, а не вы.

Нарциссы-задиры, как мы уже выяснили, перекладывают стыд на свою жертву, доказывая, что они победители, и торжествуют над неудачником. Нарцисс-соблазнитель проецирует потребность в любви и желание на других людей, благодаря чему сам чувствует себя сильным, почти непобедимым. Апеллируя к нарциссизму своих мужчин, заставляя их чувствовать себя превосходными сексуальными партнерами, Джулия пробуждала сильное желание. Принимая их обожание, она подтверждала свое представление о себе как о более сильном, неуязвимом человеке. Несмотря на то что она не говорила этого слова, я уверен, что она также видела себя победителем. Когда она говорила об этих мужчинах, я часто замечал в ее тоне нотку презрения, как если бы они были слабы, никчемны и легко поддавались манипулированию – то есть были неудачниками.

На бессознательном уровне нарцисс-соблазнитель тоже бежит от базового стыда – в том смысле, что в его развитии что-то пошло не так и будто внутри у него что-то неправильно. Безусловно, потерять мать, когда вам всего шесть и ваш отец отвернулся от вас эмоционально на много долгих лет, – событие из ряда вон выходящее. Я вижу, что психологический осадок от такой тяжелой утраты – это стыд, но подозреваю, что на первый взгляд это мнение может показаться непонятным.

В своей фундаментальной книге о стыде и гордости Дональд Натансон определяет стыд как своего рода неоправданное ожидание, когда прерывается и прекращается положительный аффект чего-либо (например, интерес или удовольствие){14}. Натансон в основном пишет для профессиональной аудитории, и его книга подчас не очень понятна широкому читателю. Чтобы понять, что он имеет в виду, говоря о теории аффектов и описывая стыд как прерывание положительного аффекта, рассмотрим следующий отрывок из «Анны Карениной».

Кити и Вронский танцуют на балу. Кити думает, что влюблена во Вронского, и до этого момента считала, что ее чувство взаимно: «Кити посмотрела на его лицо, которое было на таком близком от нее расстоянии, и долго потом, через несколько лет, этот взгляд, полный любви, которым она тогда взглянула на него и на который он не ответил, мучительным стыдом резал ее сердце». Итак, когда Кити с любовью смотрит на лицо Вронского, а он не отвечает ей взаимностью, в ней надолго поселяется чувство стыда.

С тех пор как я впервые прочитал этот отрывок, я стал думать о базовом стыде как о своего рода неразделенной любви. Возможно, вам доводилось любить кого-то и, может быть, даже признаваться в любви, а потом выяснять, что объект ваших чувств не отвечает вам взаимностью. Возможно, вы почувствовали особенное унижение, когда вам сказали: «Давай будем просто друзьями». После этого вы, возможно, хотели сохранить это втайне от друзей, опасаясь, что они будут жалеть вас или, что еще хуже, снисходительно улыбаться, довольные, что не оказались на вашем месте.

Испытывать радостное, нежное влечение к другому человеку без взаимности – это мучительный опыт. В известном видеоклипе Still Face Experiment[14] наглядно показано, насколько огорчительно это может быть. Если вы еще не видели этот клип, я рекомендую посмотреть его сейчас, он есть на YouTube. Так же как любящий взгляд Кити встречает равнодушие Вронского, улыбки и жесты ребенка не вызывают никакой реакции у матери. Ребенок явно растерян. На языке теории аффектов, когда положительный аффект младенца (то, что Натансон описывает как интерес/возбуждение или наслаждение/радость) прерывается отсутствием у матери взаимности, результатом будет аффект стыд/унижение. Можно было бы посчитать переживания ребенка простым разочарованием, каковым они, конечно же, являются, но запомните: разочарование подразумевает неоправданное ожидание. Как во фразе «Я разочарован, что не могу выучить этот материал так легко, как ожидал».

Если бы мы могли довербальный опыт ребенка выразить словами, можно было бы сказать так: «Почему мама не улыбается мне в ответ? Это очень плохо. Я сделал что-то не так, раз она перестала смотреть на меня этим особенным радостным взглядом?» Дети очень часто винят себя в родительских просчетах, как будто они нелюбимы, потому что сами сделали что-то неправильно или потому что совершенно непривлекательны. Все матери любят своих детей – а как же иначе! – поэтому, если у вашей мамы нет материнских чувств, наверняка в этом виноваты вы. Дети часто винят себя и тогда, когда родитель умирает, хотя для такой убежденности нет никакого рационального основания. Они могут думать, что родитель умер, потому что они очень плохие и не заслуживают того, чтобы он у них был.

Безвременная смерть матери окончательно прервала положительный аффект, зародив в Джулии базовый стыд. Джулия, возможно, винила себя в смерти матери, как будто такую трагическую утрату можно «объяснить» только ее дочерним несовершенством. Чтобы сопротивляться этому болезненному (и в значительной степени бессознательному) чувству ущербности, Джулия отвергла собственное нуждающееся в тепле, уязвимое «Я» и выработала своего рода защитную нарциссическую модель поведения, увиденную нами. Ей явно не хватало сочувствия к своим «жертвам». И, не будучи явно претенциозной, она в глубине души ощущала превосходство, дававшее ей право использовать их так, как ей хотелось.

Согласно теории объектных отношений, для нарциссов невыносимо ощущать потребность в ком-то и зависимость от кого-то; в результате они вырабатывают ряд психологических защитных механизмов, воплощающих крайнюю форму антизависимости{15}.

Мне никто не нужен.

Я могу сам позаботиться о себе, потому что у меня уже есть все, что мне нужно.

Мы можем себе представить, как болезненно беспомощной чувствовала себя Джулия, потеряв мать в столь юном возрасте. Реагируя на эту боль, пытаясь уйти от ощущения себя маленькой и беспомощной, она поклялась, что никогда ни от кого не будет больше зависеть.