Читать книгу "Сила неведомая - Мария Корелли"

– Простите меня! – сказал он неуверенным голосом. – Я… я не это имел в виду!

Она устремила на него гордый, полувопросительный взгляд.

– Вы не это имели в виду? – спросила она спокойно.

Удивлённое презрение сверкнуло в её глазах, затуманив их прежнюю нежность, потом она прохладно улыбнулась, повернулась и ушла прочь. В каком-то ступоре он смотрел ей вслед, как постепенно исчезала лёгкая фигура, когда она поднималась по дорожке вверх от моря к дому, где ещё звучала весёлая музыка для неутомимо танцевавших гостей. И с этого вечера между ними наступило некое молчание – их словно разделила ледяная стена. Они часто виделись в обществе, но едва перебрасывались парой простых фраз на обычные светские темы, и Моргана открыто позволяла себе легкомысленное поведение, кокетничая с её многочисленными воздыхателями и потенциальными мужьями в обычной, не сказать, что откровенной манере, которая способствовала возвращению прошлой жёсткости Ситона, да так, что он выработал в себе некое циничное отвращение и презрение к ней – и как к научному исследователю, и как к богатой женщине. И всё-таки он почти её полюбил! Его задевал за живое тот факт, что до сих пор, насколько дело касалось науки и открытий, он был ей не ровней. Раздосадованный собственными завистливыми чувствами он решил, что единственным выходом для него было проложить пропасть расстояния между нею и им. Это он и сделал – и зачем? Очевидно, что лишь для того, чтобы возбудить её насмешки! И подстегнуть её к тому, чтобы начать выяснять, куда он бежал, и последовать за ним! И она, которая всегда держала его на расстоянии, кроме того злосчастного вечера на морском побережье, отыскала его в одинокой хижине на холме и издевалась над ним в духе своих насмешек, и, вообще говоря, сказала, что «целовать его всё равно, что крапивный куст»! И это сказала она, кто на один дикий миг упала в его объятия – бах! – он подскочил на кресле в какой-то ярости на самого себя, так что его мысли стремительно столпились и перепутались одна с другой. Почему он вообще думал о ней! Будто некая внешняя сила заставляла его делать это. Потом она виделась с Манеллой и, естественно, вынесла своё суждение, основанное на красоте этой девушки, которая представлялась таким доступным искушением для него. Он снова начал разговаривать вслух с самим собой, продолжив нить своего прерванного монолога.

– Если бы на её месте была Моргана, то было бы намного хуже! Одна слишком тупая, вторая слишком умная. Однако глупая женщина стала бы лучшей женой, если бы я захотел, и лучшей матерью, если бы я желал иметь детей. Вопрос в том, чего хочу я? Думаю, что знаю, но буду ли доволен, получив это? Удовлетворит ли это страсть всей моей жизни? И что есть страсть всей моей жизни?

Он выпрямился, его глаза исполнились странной задумчивости, и на секунду он, казалось, напряг все умственные способности в одном чудовищном усилии. Повернувшись к столу, где стояла колба, он стал наблюдать за непрестанным движением и мерцанием жидкости в ней.

– Вот он ключ! – сказал он. – Такой маленький, но такой значительный! Жизнь, которая не может прерваться, энергия, которая не может умереть! Для меня – для меня одного эта тайна! Чтобы делать с этим, что я захочу: уничтожать или перестраивать! Как же я использую её? Если бы мне удалось очистить планету от жадных, склочных человечишек и основать новую расу, то я мог бы стать силой добра; но нужно ли мне это? Если не нужно самому Богу, то зачем это мне?

Он снова углубился в размышления, затем, заставив свой мозг работать, он выложил на стол ручки, бумагу и чернила и начал быстро писать, прервавшись только один раз, чтобы легко перекусить сухим хлебом и молоком в течение шести или семи часов. По окончании отведённого им самим времени он вышел из хижины наружу, чтобы посмотреть, как он часто выражался, «чем там занималось небо». Оно занималось немногим, будучи простым раскалённым куполом, на котором солнце начинало клониться к западу медленно, как тонущий огненный шар. Он вынес наружу одно из плетёных кресел и уселся в единственном тенистом укрытии у двери, полностью вытянувшись на нём и прикрыв глаза, приготовившись ко сну. Его лицо в покое представлялось весьма красивым, немного жестковатым в своих очертаниях, но сильным, благородно очерченным и выражавшим силу; амбициозный скульптор мог бы усмотреть в нём модель для Ахиллеса. Он так же мало походил на современный отвратительный мужской типаж, насколько же был и хорош; и, главным образом, он не походил на типаж американский, который нередко встречался на всём огромном континенте. По правде, он представлял собой чистого англичанина из Англии той прекрасной старой породы мужчин, воспитанных среди ветров и волн севера, для кого никакая работа не была слишком тяжкой, никакая служба – слишком суровой, никакая смерть – слишком сложной, в случае когда «приказ есть приказ». Его природная умственная одарённость была очень велика, и серьёзное обучение отточило и сделало её плодотворной; определённые разработки в области химии, которые он осуществлял, были представлены вниманию учёных в его стране, но они в обычной скептической манере отнеслись к новому взгляду на старые вещи, покачали головами, повздыхали и, в конце концов, отложили вопрос «на будущее обсуждение». Но Роджер Ситон был не тот человек, который принимает отказ. Если «мудрец» из Англии отказался принять его первый научный прорыв, то Ситон предоставлял такую возможность «мудрецам» из Германии или Соединённых Штатов. Он сделал такую попытку в Штатах, и там его приняли с распростёртыми объятиями и без всяких предрассудков. Так что он принял решение остаться здесь на несколько лет и добился места у неустанного мистика Эдисона, в чьих мастерских он терпеливо трудился как подчинённый, получив более глубокое понимание собственных инстинктивных знаний и, в дальнейшем, знание о великой природной тайне, которую он предпринял осилить в одиночку. Он до сих пор её не постиг, но искренне чувствовал себя уверенным, что был уже близок к цели. Когда он мирно спал под тихой тенью разлившегося по небу вина, которое сползало по крыше хижины, скрывая его лицо от солнца, вся его фигура в расслабленном, лёгком состоянии выражала скрытую энергию – физическую силу, удерживаемую на привязи.

Солнце опускалось всё ниже, его оттенок менялся от маково-красного до горящего оранжевого, и тогда женская фигура появилась на склоне холма и осторожно приблизилась к спящему – прекрасная фигура классической формы и очертаний, одетая в простую белую льняную одежду с красной розой, приколотой к груди. Это была Манелла. Она прошла через неописуемые мучения с этим своим нарядом; хоть он и казался простым, но некое изящество и художественный вкус в том, как она его носила, придавали прелесть его простоте, и красная роза на груди эффектно дополнялась второй в её волосах, блестяще выглядевшей на фоне её чёрных волос. Она остановилась примерно в трёх шагах от спящего мужчины и смотрела на него с удивительной нежностью. Её губы сладко дрожали, прекрасные глаза сияли мягкой задумчивостью, она в самом деле выглядела, как о ней сказала Моргана, «довольно красивой». Инстинктивно почувствовав сквозь сон, что он был не один, Ситон пошевелился, открыл глаза и подскочил.

– Что! Манелла! – вскричал он. – Я думал, ты слишком занята, чтобы прийти.

Она опустила голову, слегка устыдившись.