Читать книгу "Инкогнито. Тайная жизнь мозга - Дэйвид Иглмен"

Давайте в качестве примера сконцентрируемся на конкретной форме синестезии. Для большинства из нас февраль и пятница не имеют определенного места в пространстве. Однако некоторые синестетики ощущают точное расположение чисел, единиц времени и других понятий, включая последовательности, относительно своих тел. Они могут указать место, где находится число 32, плавает декабрь или лежит 1966 год[131]. Такие овеществленные трехмерные последовательности известны как числовые формы, хотя более точно подобную разновидность синестезии называют синестезией локализации последовательностей[132]. Самые распространенные ее формы включают дни недели, месяцы, целые числа или годы, сгруппированные по десятилетиям. Кроме перечисленных, исследователи встречали пространственные конфигурации для размеров обуви и одежды, бейсбольной статистики, исторических эпох, зарплаты, телевизионных каналов, температуры и так далее. Некоторые люди присваивают формы только для одной последовательности, другие — для дюжины и больше. Как и всех синестетиков, их удивляет, что не все представляют последовательности так же, как они. Дело в том, что синестетикам трудно понять, как люди могут справляться без визуализации времени. Ваша реальность для них настолько же странная, как и их реальность для вас. Они принимают предоставленную им реальность так же, как вы принимаете свою[133].

Обычным людям часто кажется, что ощущение дополнительных цветов, текстуры и пространственных конфигураций — это перцептивное бремя. Некоторые спрашивают: «Разве они не сходят с ума от всех этих дополнительных штук?». Но эта ситуация не отличается от ситуации, когда человек с цветовой слепотой говорит человеку с нормальным зрением: «Бедняга. Все, что ты видишь, ты видишь цветным. Разве ты не сходишь с ума, когда всё в цвете?». Ответ таков: цвета не сводят нас с ума, потому что цветное зрение нормально для большинства людей и передает то, что мы считаем реальностью. Точно так же и синестетики не сходят с ума от дополнительных измерений. Они просто не знают, что реальность может быть другой. Большинство из них даже не задумываются о том, что другие люди видят мир не так, как они.

Синестезия и десятки ее разновидностей подчеркивают потрясающую разницу в восприятии мира и напоминают нам, что каждый мозг по-своему определяет то, что он воспринимает или способен воспринять. Этот факт возвращает нас к главному тезису, что реальность намного более субъективна, чем принято считать[134]. Мозг не пассивно регистрирует реальность, а активно конструирует ее.

* * *

По аналогии с восприятием мира психическая жизнь построена так, что она отгорожена от всего остального и охватывает определенную территорию. Есть мысли, которые вам недоступны. Вы не можете постичь секстиллион звезд во Вселенной или представить пятимерный куб. Если эти примеры кажутся вам очевидными («Разумеется, не могу!»), взгляните на них по аналогии с инфракрасным зрением, восприятием радиоволн или реакцией на масляную кислоту, как она возникает у клеща. Ваш «мыслительный умвельт» — крохотный фрагмент «мыслительного умгебунга». Давайте исследуем эту территорию.

Функция мозга — этого влажного компьютера — генерировать поведение, соответствующее внешним обстоятельствам. Эволюция тщательно сконструировала ваши глаза, внутренние органы и так далее, а также характер вашего мышления и ваших представлений. Мы не только развили специализированные иммунные средства защиты от микробов, но также и нейронный аппарат для решения специализированных проблем, с которыми сталкивались наши предки — охотники и собиратели — на протяжении более девяносто девяти процентов времени эволюционной истории нашего вида. Эволюционная психология изучает, почему мы думаем так, а не иначе. В то время как нейрофизиологи исследуют фрагменты и части, составляющие мозг, эволюционные психологи занимаются программным оборудованием, которое решает социальные проблемы. С этой точки зрения физическая структура мозга воплощает набор программ, а программы присутствуют, поскольку в прошлом они решали какую-то конкретную задачу. Таким образом, новые конструктивные особенности добавляются или отбрасываются на основании их последствий.

Чарлз Дарвин предвидел эту дисциплину в заключении своего «Происхождения видов»: «В отдаленном будущем я вижу новые открытые поля для еще более важных исследований. Психология будет основана на новом фундаменте, а именно на необходимости постепенного приобретения каждого умственного качества и способности». Другими словами, наша душа эволюционирует ровно так же, как глаза, крылья и большие пальцы.

Давайте рассмотрим младенцев. Новорожденные — это не чистая доска. Они унаследовали оборудование для решения задач и появляются с уже готовыми решениями для многих проблем[135]. Эту идею рассматривал Дарвин (в частности, в «Происхождении видов»), а позднее продвигал Уильям Джеймс в «Принципах психологии». Затем эту концепцию игнорировали на протяжении большей части ХХ века. Однако оказалось, что она верна. Младенцы, сами по себе беспомощные, выходят в мир с нейронными программами, пригодными для рассуждений о предметах, физической причинности, числах, биологическом мире, представлениях и мотивациях других людей, общественных отношениях. Например, мозг новорожденного ожидает появление лица: имея меньше десяти минут от роду, младенцы будут поворачиваться к паттернам, похожим на лица, а не к закодированным вариантам того же паттерна[136]. В возрасте двух с половиной месяцев ребенок начнет выражать удивление, если увидит, что объект появляется из-за экрана и исчезает за ним, словно по волшебству. Дети по-разному обращаются с живыми и неживыми объектами, предполагая, что у живых «игрушек» есть внутренние состояния (намерения), которые они не могут видеть. Дети делают предположения о намерениях взрослых. Если взрослый пытается продемонстрировать, как что-то делать, младенец будет ему подражать. Но если ребенку покажется, что у взрослого что-то не получилось (возможно, тот подчеркнул это междометием «Ой!»), то ребенок будет имитировать не то, что видел, а то, что, по его мнению, намеревался сделать взрослый[137]. К тому возрасту, когда детей можно тестировать, они уже высказывают предположения о функционировании мира.