Читать книгу "История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д`Арк - Жорж Дюби"

Сеньориальные налоги, основанные на обычае, по самой своей природе обладали тенденцией к росту. И они на самом деле становились тяжелее. Но этот процесс явно не поспевал за увеличением числа подданных и за повышением доходности их деятельности. На практике это привело к облегчению налогового бремени. В XII веке крестьянские семейные хозяйства кажутся менее обездоленными, чем в тысячном году. Во всяком случае, описанная система эксплуатации оказала серьезное влияние на экономическое и социальное развитие французских краев. Побуждая крестьян лучше использовать землю и добывать себе звонкую монету, налоговые платежи обусловили сокращение свободного времени работников и включение в торговый оборот излишков продукции их хозяйств. В рассматриваемый период богатства стали значительно быстрее переходить из рук в руки. Источником такого движения в первую очередь оказывалась набожность, побуждавшая людей к пожертвованиям в пользу Церкви во имя собственного спасения; вторым же источником было право на изымание средств для поддержания общественного мира. Это право питало щедрость сеньоров и расточительность их рыцарей. Указанное движение привело также к тому, что эксплуатируемый класс стал более однородным. С одной стороны, благодаря податям, которыми в равной мере облагались все крестьянские очаги, сгладились различия в правовом положении свободных людей и других категорий населения. Как показывают изыскания, в течение XI века выходят из употребления старые термины, обозначавшие рабов. С другой стороны, в первое время груз податей был достаточно тяжелым, чтобы устранить разрывы в имущественном положении тех, кого рыцари без всякого разбора называли словом «селяне». Наконец, благодаря податям образовалась глубокая пропасть между эксплуатируемыми и другими — людьми молитвы, военными людьми, освобожденными от обложений, ибо они несли служебные обязанности, в силу чего каждый из них получал свою долю доходов от этих обложений. Фискальная сеньориальная система обусловила разделение общества на два лагеря. В одном из них люди были солидарны в сопротивлении, в другом царили гордость за свои привилегии, презрение к тем, кто ими не обладал.

Писцы называли округом, «дистриктом» (от латинского глагола distringere — принудить) территорию, находящуюся под защитой башни. Действительно, порядок там устанавливался путем принуждения, причем принуждения неумолимого, когда его объектом являлся народ. Для крестьян, для путников человек, который распоряжался в крепости, был dominus — господином. Но в разговорной речи его называли сиром, производным от слова senior, что означает самый старший. Этот термин прекрасно определяет другой вид власти — военачальника над своими рыцарями.

Они также испытывали принуждение, но следовали вольному порыву своего сердца. Им полагалось любить человека, который собрал их под своим стягом, как в семье молодые любят старшего. Между господином и его рыцарями должны были бы устанавливаться такие же отношения любви, какие привязывали Роланда к Карлу Великому, Тристана — к королю Марку, племянника — к своему дяде по матери. Такое чувство естественно объединяло людей одной крови, что определяло для их круга особую важность продолжения потомства и брачных союзов. Однако не всех рыцарей округи соединяли узы крови. И тогда необходимое чувство любви порождалось с помощью символических жестов. Совершался обряд усыновления. Рыцаря приглашали преклонить колена, соединить свои руки и вложить их в руки патрона, которому отныне необходимо было выказывать преданность. Но вслед за первым жестом, который символизировал отречение от себя и совершения которого требовали От самых обездоленных в знак их подчинения, следовал другой жест, обозначавший союз. Патрон и рыцарь целовались в уста, дыхание их соединялось, они теперь стояли вместе в позах, выражающих равенство. Участники ритуала оказания чести — принесения оммажа — должны были отныне оберегать друг друга как добрые родственники, помогать друг другу делом и советом. Затем произносилась клятва верности. Вассал — «мальчонка» давал слово сеньору — «старшему», «старику» — сдерживать свой пыл, не предавать его, не причинять ему вреда.

Принятые таким образом — совершенно свободно, «чистосердечно» — обязательства основывались на той морали, в которой наставлял будущего вассала тот, кто руководил двором, вместе со своими помощниками, учеными мужами. И когда в XII веке эта мораль выражается уже не только устно, когда она находит воплощение в героических персонажах, которые литература ставит в пример воинам, историк обнаруживает ее несущую конструкцию — лояльность, преданность. Создатели нравоучительных поэм того века, заимствуя у Сенеки и Цицерона понятие дружбы, трудились ради того, чтобы придать больший положительный смысл взаимным обязательствам сеньора и вассала, которые должны полностью принадлежать друг другу, забывая о себе во имя блага другого. От силы этого императива зависело сохранение мира в среде людей, ездивших на лошадях и владевших мечом, живших за счет того, что они отбирали у черни. Чувство долга должно было иметь достаточную силу, чтобы пресекать раздоры в военном обществе, которое отличали алчность, склонность к насилию, беспрестанно порождавшему озлобленность и мстительность. Хозяину замка постоянно приходилось мирить споривших между собой рыцарей «первого разряда», которые не жили под его крышей. Все они кичились своими знатными предками. Именно благодаря происхождению эти рыцари считались людьми благородными. Благородство обязывает быть добродетельным по примеру предков, но оно и освобождает от любого подчинения.

Адальберон Лаонский говорит об этом в своей поэме, обращаясь к королю Роберту: «Людей благородных отличает привилегия — свобода от всякого принуждения со стороны любой власти, при условии, что они не совершат преступления, которое карает королевский скипетр». Неприкосновенность не была полной. Но если королевская власть становится шаткой, как это произошло в XI веке, то кто будет карать преступников, в жилах которых течет голубая кровь?

Поскольку рыцари округи благодаря оммажу становились как бы сыновьями сеньора, на них распространялась его юрисдикция. Этим правом он, однако, пользовался с осторожностью. Иногда сеньор прибегал к магической процедуре «суда Божия» — ордалии, организовывал «баталии», чтобы погасить «смертоубийственную ненависть». Такие «баталии» представляли собой некую узаконенную форму вендетты. Происходила схватка двух противников, один на один, при публике, в огороженном пространстве. Поиск справедливости в данном случае приобретал вид игры, спортивного состязания. В иных же случаях сеньор выступал как посредник, выслушивая друзей каждой из противных сторон. Он был рад, если по достижению договоренности между ними, когда противники в чем-то уступали друг другу, совершался обряд примирения, скрепляемый ритуальным целованием. По существу, вся действенность власти сира» зависела от его гостеприимства, застольного общения. Рыцари вели себя более миролюбиво, если они росли рядом с товарищами. Именно поэтому, выполняя клятву верности, воин, который не жил постоянно в замке, должен был приезжать туда на несколько дней по приглашению его хозяина, оставлять там своих сыновей на время их отрочества.

Когда людей войны «оклеточивали», включали в «ячейку», среди них тоже воцарялся порядок. Этот процесс происходил в товарищеских компаниях, участников которых тесно сплачивали совместные боевые вылазки, застолья во главе с их патроном. В пирах проявилась прежде всего еще одна его добродетель — щедрость. Расточая милости, сеньор поддерживал преданность своих вассалов, залог согласия. Он был обязан одаривать их всем, что доставляла ему власть. Так он платил за то, что ему служили. Единственный вид ограничения, который терпят рыцари в тесном пространстве округи, проистекает из того, что дар предполагает взаимность. От хозяина башни ждут удовольствий, праздников, жены, средств на обустройство, наконец, фьефа, позволяющего участвовать в доходах от сеньориального хозяйства. В обмен рыцарство помогает сеньору делом и словом. Так удается несколько умерять страсти в дружинах, привязанных к каждой крепости.