Читать книгу "Рыжая Соня и Осенняя Луна - Энтони Варенберг"

Впрочем, Коувилар умел ждать и не торопить события, а заодно и не показывать своего недоумения теми или иными их оборотами. Во всем, что касалось инородцев, он был крайне подозрителен, глубоко убежденный в том, что от них для Бельверуса куда больше вреда, чем пользы.

Именно с его подачи был принят ряд законов, ужесточающих слежку за всеми, кто являлся в Немедию с другой стороны границ. Внутри себя Коувилар всех их считал соглядатаями и предателями, особенно тех, кто бежал с захваченных пиктами и гирканцами территорий. Что до чужой земли не сумевшим отстоять свою собственную?

Раз они бегут – значит, уже доказали, что ни к чему не пригодны, так зачем они Немедии? Разве только их деньги, которые могут пойти на содержание армии.

Чужой говор, звучавший на улицах Бельверуса, резал слух Коувилара и заставлял его морщиться, как от зубной боли, хотя сам он по долгу службы владел множеством языков и наречий и не нуждался в услугах толмачей, если требовалось допросить инородца.

Коувилар не служил «закону» как таковому, несмотря на свою высокую должность. Он полагал, что законов существует два, и свято придерживался своей линии. Если на улицах немедийской столицы найден труп человека из Заморы, Асгарда, Аквилонии, Коувилар не стал бы напрягаться, пытаясь найти убийц. Что сделано, то сделано. Если же вопрос касался коренного жителя Бельверуса, начальник тайной охраны поднимал всех своих подчиненных, чтобы восстановить справедливость и в куда менее отчаянной ситуации.

Словом, сейчас он твердо решил для себя, что, объяви Аргеваль свою волю хоть трижды, наблюдение за бритунцем будет только усилено. Не нравился Коувилару этот скользкий тип, также как и его рыжеволосая жена. Ох, не нравился…

* * *

Признаться, для Сони заявление Эльбера оказалось полной неожиданностью – она и предположить не могла, что он додумается до такого выхода из положения, и не знала, как реагировать и что сказать своему другу теперь. Эльбер и сам выглядел потрясенным – она видела, как решительное, гневное выражение его лица, с каким он только что обратился к людям Коувилара, сменилось растерянностью и почти смятением.

– Ну вот, – произнес он, – я сделал это. И фактически я совершенно прав. Аргеваль действительно дал клятву даровать мне жизнь, свободу и подданство, если мне удастся отстоять в поединке честь Немедии. А я своим правом тогда не воспользовался. Кто, кроме Гларии, знал, что я вообще выжил?.. Так вот, я полагаю, что мне совершенно незачем скрываться, словно таракану в щели.

– Эльбер… а если король откажется от своего слова? Помнит ли он о клятве, которую дал когда-то тебе?

– Помнит, можешь не сомневаться.

– Все же это как-то… неожиданно. Раньше ты ни о чем таком не думал, предпочитая не раскрывать себя, а теперь…

– Теперь многое изменилось, – кивнул он. – Я почти закончил драму о Сыне Света. Наверное, тебе этого не понять, но мне кажется, получилось то, что я хотел. Я должен придти с нею в Килву. Как же, по-твоему, я смогу это сделать, продолжая скрываться? Нет, напрасно ты полагаешь, что идея объявить о своем возвращении только что пришла мне в голову – да я постоянно думал о том, какое решение принять, но мне не хватало мужества… не хватало какого-то толчка, я медлил, тянул время. Но больше не вижу необходимости ждать. Соня, люди должны услышать и увидеть, что произошло в Элментейте, понять, что не существует на самом деле ни времени, ни границ, ни смерти, но все это преодолевается одной только любовью, – он перевел дыхание и посмотрел на Соню с надеждой, что она хоть немного поняла его.

– Мечтатель, – все еще с некоторым сомнением проговорила она. – Ну попробуй, Поющий Охотник… попробуй.

* * *

Она должна предупредить Призрака об опасности, понимала Кейулани, и сделать это немедленно. Островитянин, который разговаривал с нею нынче ночью, умен и едва ли принял за чистую монету все, что она ему наговорила, как ни старалась Кей быть убедительной и выглядеть совершенно бесстрастной. Да у нее чуть сердце не остановилось от страха, когда ледяные угли его узких безжалостных глаз буравили, кажется, самую ее душу! Под таким взглядом трудно лгать. Он спросил, кто обучил Кей Пути, и она сразу поняла – этот человек знает очень, очень много. Путь целительства – эти слова Таймацу употреблял постоянно.

– Лет пятьдесят назад в Заморе человек с Островов открыл мне секреты Пути, – спокойно проговорила она. – Может быть, раньше. Я была очень юной тогда, и мы с ним любили друг друга. Его звали Такэда, а меня он назвал Кейулани, и я не помню, каким было мое прежнее имя. С тех пор я следую Пути, который он мне указал, потому что Такэда был моим мужем перед лицом богов, и я унаследовала его Знание, чтобы служить ему.

– И куда же подевался твой супруг? – спросил Гэмбан.

– Я не знаю точно, как он попал в Замору. Он не все мне рассказывал. Но он считался отступником, который сбежал из какого-то монастыря раньше положенного срока, и его преследовали и убили за это. Я похоронила то, что от него осталось, потому что его голову те люди отделили от тела и увезли с собой.

– Такэда – имя воина одного из величайших кланов, – отозвался Гэмбан, терпеливо дождавшись, пока она замолчит. – Ив обозримом прошлом, а для нас таковым являются десятки веков, ни один человек из рода Такэда не совершал предательства, иначе весь его род был бы проклят. Ты возводишь хулу на славный и знаменитый клан. Понимаешь ли ты вполне, что делаешь?

– Он происходил от внебрачной ветви рода и не имел прав наследования, – нашлась Кей.

– Тогда никто не обучал бы его никакому Пути, и он не мог бы передать тебе Знание, коим не обладал, – снова возразил Гэмбан.

Кей вспомнила кхитайскую игру, которую показал ей Таймацу, с красивыми фигурками, вырезанными из кости и расставленными на доске с белыми и черными квадратиками-полями. Там было множество сложных правил, и требовался острый ум, чтобы усвоить их и победить, обыграв соперника. Ее разговор с Гэмбаном очень напоминал эту игру. Теперь был ее ход, а она понятия не имела, какую фигурку и в каком направлении следует двигать.

– Значит, он был со мной не до конца искренен и скрывал свое настоящее имя. Но он был и воином тоже. Он сражался на арене как гладиатор, чтобы заработать денег.

– С людьми Хайбории? – уточнил Гэмбан, усмехнувшись так, словно Кей произнесла какую-то из ряда вон выходящую глупость. – Против воина с Островов не способен выстоять больше трех секунд времени ни один круглоглазый. Это все равно что выставить тигра против слепого щенка. Даже ради развлечения такой воин не стал бы марать свое оружие в подобных поединках.

– Он сражался не с людьми, а с дикими зверями, – тут же парировала Кей. – С пантерами и ирбисами, которых всегда побеждал. Ну, почти всегда, потому что однажды, – продолжала она, – одна из этих кошек зацепила его, а я уже тогда была знахаркой и помогла ему выжить. В благодарность он потом и обучил меня многим тайнам Пути. Что здесь невероятного?

– Женщина, – сказал Гэмбан безмятежно, – поверь, что мне не составит труда заставить тебя говорить правду.