Читать книгу "Пуговичная война. Когда мне было двенадцать - Луи Перго"

– Значит, решено, – произнес он, вкратце напомнив об утреннем голосовании, – устраиваем складчину, чтобы собрать военную казну.

Десять неимущих единодушно запротестовали.

Страхоглазый, прозванный так, потому что по сравнению с ним взгляд Гиньяра был взглядом Адониса[24], а его большие круглые глаза устрашающе вылезали из орбит, взял слово от имени всех бедняков.

Это был сын несчастных бедных крестьян, которые, чтобы свести концы с концами, трудились с первого января до дня святого Сильвестра[25]. Разумеется, они нечасто ссужали своего отпрыска карманными деньгами на мелкие расходы.

– Лебрак! – сказал он. – Это нечестно! Ты заставляешь бедных краснеть. Ты сказал, что мы все равны, но ты знаешь, что это неправда и что у меня, Зозо, Бати и других никогда не будет ни гроша. Я знаю, ты всегда добр к нам; когда ты покупаешь конфеты, ты иногда даешь нам одну и даешь нам лизнуть свою шоколадку и кусочек лакричной палочки. Но тебе отлично известно, что, если кто-то даст нам монету, отец или мать тут же отбирают ее, чтобы купить шмотки, даже цвет которых невозможно различить. Сегодня утром мы тебе уже говорили. Мы не можем платить. Значит, мы отверженные! Это не республика, вот, и я не могу подчиняться твоему решению.

– И мы тоже, – поддержали его девять остальных.

– Я сказал, мы всё уладим, – гневно возмутился генерал. – И мы уладим, вот! Или я больше не Лебрак, не командир и вообще, черт побери, никто! Думаете, когда мне дают монеты, мой старик их у меня не тырит? Когда крестная, или крестный, или кто-нибудь еще приходит к нам раскатать бутылку и сует мне маленькую или большую денежку? Ну да, как же! Если я не успею удрать по-быстрому и сказать, что купил шары или шоколадку на одно су, которое мне дали, у меня его тут же отберут. А когда я говорю, что купил шары, заставляют показать их, потому что, если это неправда, хоть роди им эту монету! А если я их покажу – бабах! – парочка оплеух, чтобы знал, как по-глупому тратить монеты, которые достаются с таким трудом. Когда я говорю, что купил конфет, мне не надо их показывать, меня сразу осыпают тумаками, приговаривая, что я транжира, обжора, жадина, проглот и много чего еще. Вот. Поэтому в жизни надо уметь изворачиваться, и я вам сейчас скажу как. Я не говорю о вознаграждении, которое все могут получить, если выполнят поручение служанки кюре или жены отца Симона, они такие сквалыги, что не часто раскошеливаются. Я не говорю о монетках, которые можно собрать на крестинах и свадьбах, – это бывает редко, и на них нельзя рассчитывать. Но вот что каждый может делать. Каждый месяц к насыпи амбара Фрико приходит старьевщик, и женщины приносят ему старое тряпье и кроличьи шкурки. Я отдаю ему кости и железный лом, братья Жибюсы тоже, правда, Гранжибюс?

– Ну да, точно!

– За это он дает нам образки, перья в пенальчике, переводные картинки или одно-два су, это зависит от того, что мы приносим. Но этот гадкий скряга, за большущие кости от окороков или прекрасные старые железяки вечно втюхивающий нам картинки, которые не переводятся и ни на что не годятся, не любит расставаться с монетой. Поэтому ему надо напрямик, в зависимости от того, что ты принес, сказать: «Я хочу одну монету. Или две». Даже три, если у тебя много добра. Если он скажет «нет», надо просто ответить ему: «Старик, тогда получи от мертвого осла уши!» – и унести свои шмотки. И этот старый жид непременно вас окликнет, так-то! Я прекрасно знаю, что кости и железяки так запросто не найдешь, но самое лучшее – стащить белые тряпки, они стоят дороже остального, и продать их ему на вес за настоящую цену.

– У нас так не получится, – заметил Страхоглазый. – Мать держит на буфете большой мешок и всё сует туда.

– Тебе надо всего-навсего залезть в ее мешок и стянуть оттуда чуток. Но это не всё. У вас есть куры. У всех есть куры. Так вот, сегодня тащим из гнезда одно яйцо, завтра – еще одно; еще через два дня – третье. Заходим в курятник рано утром, когда еще не все куры снеслись; яйца надо хорошенько припрятать где-нибудь в уголке амбара. А когда у вас наберется дюжина или полдюжины, вы преспокойненько берете корзинку и, как будто вам поручили, несете ее мамаше Майо. Иногда зимой она платит до двадцати четырех су за дюжину. Даже половины хватит на целый год налога!

– У нас это невозможно, – заверил Зозо. – Моя мамаша так дорожит своими несушками, что каждый вечер и каждое утро щупает им задницы, чтобы узнать, есть ли там яйца. Она всегда заранее знает, сколько яиц будет вечером. Если хотя бы одного не хватит, на кухне будет страшный скандал!

– Есть еще один способ, лучший. Всем рекомендую. Значит, это когда отец закладывает за воротник. Я радуюсь, когда вижу, что он смазывает салом свои башмаки, чтобы идти на ярмарку в Версель или Бом. Он там ужинает с горцами или людьми из низины. Пьет всё подряд: аперитивы рюмками, вино в бутылках. Возвращаясь, он останавливается со всеми у каждого кабака и еще пьет абсент у Фрико. Мать идет за ним, она недовольна, ворчит, каждый раз они ругаются, потом приходят домой, и она спрашивает, сколько он потратил. Он посылает ее подальше и говорит, что он в доме хозяин, что это ее не касается, а потом заваливается спать, побросав свою одежду на стул. Тогда я, пока мать закрывает ворота и проведывает скотину, обшариваю его карманы и кошелек. Он никогда точно не знает, сколько там, поэтому я беру два су, три су, четыре су. Один раз я даже стибрил десять су, но это слишком, и больше я никогда не буду столько брать, потому что предок заметил.

– И вздул тебя? – выдохнул Тентен.

– Как же! Взбучку получила мать. Он решил, что это она стянула у него монету, и влепил ей здоровенную оплеуху.

– Ага, вот это хорошее дело, – согласился Було. – Что скажешь, Бати?

– Скажу, что мне затея Лебрака совсем не подходит, потому что мой отец никогда не напивается.

– Никогда? – хором воскликнуло всё изумленное воинство.

– Никогда! – удрученно повторил Бати.

– Вот ведь беда, старик! – посочувствовал Лебрак. – Да, большая беда, настоящее горе! Тут уж ничего не попишешь…

– И что тогда?

– Тогда тебе остается только подтибрить, когда тебя послали с поручением. Ща объясню: когда тебе надо разменять деньги, ты припрятываешь одно су и говоришь, что потерял его. Тебе это обойдется в одну или две оплеухи, но в этом мире задаром ничего не получишь, к тому же можно заорать, когда предки еще тебя не треснули, и орать надо как можно громче, тогда они не решатся треснуть со всей силы. Если это не деньги, а, к примеру, пачка цикория, за которой тебя послали, имей в виду, что есть пачки по четыре и по пять су. Значит, если у тебя пять су, покупаешь пачку за четыре и говоришь, что он подорожал. Если тебя отправили купить горчицы на два су, берешь вдвое меньше и рассказываешь, что тебе дали только это. Старик, мы не больно рискуем. Моя мать всегда говорит, что бакалейщик – мошенник и прохвост, так что всё нормально. И последнее. Никто не требует невозможного. Будут монеты – заплатите. Не сможете – хуже, но справимся как-нибудь иначе… Монеты нужны нам, чтобы накупить всякого добра. Значит, если найдете пуговицу, пряжку, шнурок, резинку, веревку, которые можно стащить, суйте всё себе в карманы и волоките сюда, чтобы пополнить военную казну. Мы оценим, сколько это может стоить, взяв в расчет, что оно не новое, а старое. Тот, кто будет хранить казну, заведет блокнот, куда будет записывать все поступления и траты, но всё же лучше бы каждый принес свою монету. Может, позже у нас появятся сбережения, небольшая сумма, и мы сможем после победы устроить небольшой пир.