Читать книгу "Дропкат реальности, или магия блефа - Надежда Мамаева"

– Ехать сможешь? – требовательный голос. Почти приказ.

Сил, чтобы ответить что-то членораздельное, не было, и она лишь помотала головой.

– Дура, как есть дура.

С этими словами Илас, уже гарцевавший на лошади, подхватил девушку под мышки и усадил впереди себя на седло. Лошадь Вассы, уже привязанная веревкой к луке седла кобылы Иласа, шла рядом.

– И навязалась ты на мою голову, – сокрушенно пробормотал Бертран, пришпоривая свою вороную.

Тепло, что обнимало девушку, убаюкивало, как и мерная поступь лошади. Дрема пахла вереском, полынью и почему-то морозом. Хотелось просто окунуться в эти запахи целиком и не просыпаться. Васса смежила веки и не проснулась даже тогда, когда лошади под утро остановились у того, что полсотни лет назад было сторожкой. Сейчас этот стылый, обветшалый домишко даже охотники забросили. Больно уж бурелому много на пути к сомнительному месту отдохновения. Да и гадюки полюбили развалины. По лету или теплой весне у костра переночевать проще. И зимой под большой разлапистой елью, если найдешь такую, что нижние ветви в снег надежно утопила, тоже можно.

Смену помершему егерю, что был хозяином здесь раньше, новый барин – владетель сих земель – не прислал. Вот и врастал сруб все больше в землю, скрипя ставнями на стылом ветру. Про эту сторожку Иласу рассказывал один из сослуживцев еще в приграничье. Дескать, есть в Куярском лесу такая… заброшенная. Говорил, делясь своими мечтами (там многие выживали только ими), что когда закончит службу – туда жить поселится. На вопросы «на кой?» драгун отвечал: «Надоело все. Кровь, лица лицемерные – начальства, остервенелые – врагов. Тишины хочется, покою. Чтобы вокруг – никого. А там точно не найдут. И угол глухой, дикий, опять же от столицы всего двадцать свечей перегон, если на резвой лошади. Да только места там болотистые, вот ветровалы часто и случаются».

Не дожил тот сослуживец до своей мечты. Насквозь стрела прошила за три дня до отбывки с приграничья. Илас невесело усмехнулся наследству, что оставил драгун. Не думал, что когда-нибудь пригодится.

Глава 6

У удачи короткий спин

Спином называют период вращения шарика в барабане рулетки. Если глаз игрока наметанный, он может угадать сектор, в котором окажется шарик. Впрочем, и опытный крупье без проблем попадет в нужную серию…

Хайроллер. Об основах игры в рулетку

Разило мышами. Этот настойчивый душок, что въедается в сон, оседая в сознании, словно чердачная пыль на непокрытых волосах, Васса ненавидела с детства. Против самих погрызух девушка ничего не имела, но вот специфическое амбре лежалых вещей, облюбованных пискухами, вызывало стойкую неприязнь.

Соломенный лежалый тюфяк, что немилосердно колол спину и был не мягче булыжной мостовой. Треск поленьев, недовольных прожорливостью огня. Запах дыма, какой стоит, если давно нетопленную печь начинают использовать вновь. Звон разбившейся посудины.

Последний-то и заставил Вассарию открыть глаза. Девушка сощурилась от яркого света и откинула тулуп, которым была заботливо укрыта. На ее груди словно лежал раскаленный уголек из каменки. Окатишь такой водой – закипит, заклубится паром, а не остынет. Еще заспанная, Вассария начала на ощупь исследовать: что же это могло быть? Пальцы наткнулись на цепочку с каплевидной подвеской. Жемчужина буквально пылала, обжигая.

– Проснулась? А я уже было порадовался, что ты отправишься к праотцам.

Нарочито небрежный тон, поджатые губы. Вот только усталый взгляд человека, проведшего больше суток без сна, выдавал говорившего с головой. Все ж заботился, переживал.

Илас и вправду почти был уверен, что девчонка не выживет. Слишком хрупкая. Не годна она для таких испытаний. И тащил он ее с собой из одной своей природной упертости, за кою был не раз бит судьбой. Своих не бросать ни в бою, ни в плену. И неважно, любишь ты того, кого тащишь на плечах, или ненавидишь. Он свой. И точка. То, что с кровавыми соплями, с треском костей и рваными ранами было вбито в сознание на приграничье, за один день исчезнуть не может. Впрочем, даже служба не изменила характер Иласа: гордый, язвительный, порою резкий до грубости, надменно-спокойный. Хотя с появлением этой пигалицы блондин все чаще ловил себя на том, что сдерживаться стало в разы сложнее.

Еще месяц назад его жизнь, хоть и не размеренная, все-таки имела какой-то свой особый, но порядок. Привычная маска холодного циника, уже настолько сросшаяся с лицом, что давно и прочно забыто, что же там, под ней. Сейчас она слезала змеиным выползком. Илас привык, что его манера общения сама по себе устанавливает зону отчуждения для тех любопытствующих, которые норовят залезть под кожу, в душу.

Язвительным, холодным и надменным он был для большинства из окружения. Лишь те, с кем поневоле приходилось делить и стрелы, и руду, текущую в жилах, там, на приграничье, в другой жизни, в другом мире, там знали его иным. И то немногие.

Здесь, в столице, он выбрал для себя роль этакой каменной глыбы, с которой мастерски справлялся. Благо высшее общество не видело в этом ничего странного. Прикрывшись веерами и нюхательными табакерками, оно шептало, дескать, породу не раздавишь и Иласу есть в кого быть таким. Алияс-Гронт как-никак слыл тем еще презрительно-горделивым мерзавцем. Впрочем, несмотря на данную репутацию среди фьерр и фьеррин, блондин считался «обворожительным сукиным сыном» и имел немалый успех у дамского полу, чем иногда беззастенчиво пользовался.

Мужчина уже давно подметил, что чем неприступнее с виду крепость, тем старательнее ее пытаются осадить настойчивые фьеррины. И дело здесь даже не в красоте и титуле, хотя они выступают приятным довеском: азарт охоты присущ не только мужчинам. Но Илас относил себя к категории тех холостяков, которые семь раз меряют, но так и не женятся…

Сейчас он смотрел на заспанную, растрепанную девушку, крутившую в пальцах кулон и морщившуюся. Словно это самое украшение было из куска негашеной извести, которая при прикосновении медленно, но верно разъедает кожу.

Вразумительного ответа на вопрос: «На кой мракобес он вмешался в столь милый диалог сестренки и ямщика?» – блондин для себя не находил, как и на: «Зачем ее спас и продолжаешь помогать?» Признаться, что побудило его сделать все, случившееся накануне, воспитание и обычное человеческое чувство, именуемое альтруизмом, Иласу даже самому себе не хотелось. Считал, что стремление помогать кому бы то ни было он в себе изжил. И сейчас с раздражением констатировал, что нет, не до конца. Живое доказательство тому сидело перед ним. От этого мужчина злился еще больше.

– Можно воды? Пить очень хочется.

Васса не играла. Это было излишне. Чувствовала она себя так, словно вчера соревновалась со сказочным дедом Похмелем. И выиграла. Голова, словно фигляр, балансировала на шее, грозясь от неловкого движения упасть и разбиться вдребезги. Осознание того, что же все-таки произошло, приходило грозовыми разрядами, ослепляя своей масштабностью. А еще в дополнение недовольный прищуренный взгляд «братика».