Читать книгу "Еда Древнего мира - Олег Ивик"

В начале четырнадцатого века до н.э. Кносский дворец снова постигла катастрофа - примерно в 1380 году он был разрушен пожаром. Причины пожара не ясны, существует версия, что дворец подожгли критяне, взбунтовавшиеся против своих поработителей-бюрократов. Так или иначе, дворец так и не был восстановлен полностью. На его территории поселились какие-то достаточно случайные люди, которые устроили в Южных пропилеях склад, а в мегароне царицы - гончарную мастерскую. Но пожар, уничтожив дворец, сослужил тем не менее хорошую службу науке. Дело в том, что писцы Крита, в отличие от своих ближневосточных коллег, не имели обыкновения обжигать свои таблички, и, не случись пожара, ни одна из них не сохранилась бы до сегодняшнего дня. Огонь превратил хрупкую глину в керамику, а заодно законсервировал архивы в развалинах теперь уже почти никому не нужного дворца до прихода археологов. Тем временем на материковой Греции - в «златообильных» Микенах и чуть менее богатом, но тоже далеко не последнем Пилосе, да и в некоторых других городах -активно перенимали критский опыт и учились грамоте. Здесь, используя все то же линейное письмо Б, стали пачками создавать хозяйственные описи на глиняных табличках, и хотя Кносс уже лежал в руинах, но дело его бюрократов не пропало. Впрочем, Микены и Пилос не надолго пережили Кносс - они пали под ударами дорийцев примерно на рубеже тринадцатого и двенадцатого веков до н.э. Страшный пожар уничтожил Пилосский дворец-резиденцию воспетого Гомером царя Нестора, участника Троянской войны; случилось это, возможно, еще при жизни самого Нестора (если, конечно, верить Гомеру, что таковой существовал на самом деле). Во всяком случае, дворец сгорел достаточно скоро после окончания войны, сохранив рекордное для материковой Греции количество табличек - более тысячи штук. После чего почти на всей территории Греции на три-четыре столетия наступили так называемые «темные века», и старая письменность была забыта, равно как и былое великолепие и пышные пиры царей крито-микенской эпохи. Но глиняные таблички с дотошным учетом былой роскоши, прежде всего еды и питья, лежали в развалинах дворцов в ожидании археологов. А в погребенных под рухнувшими стенами подвалах этих же дворцов стояли сотни пифосов и амфор с остатками зерна и масла, вина и пряностей, рыбы и фруктов...

На табличках той эпохи перечислено огромное количество самой разнообразной еды, а также того, из чего ее делают. Здесь фигурируют быки, коровы, овцы, козы, лошади, свиньи... Отдельно учитывались «откормленные боровы» и «оленьи туши». Упомянуты сыр, пшеница, ячмень, маслины, растительное масло, лен (из семян которого, возможно, тоже делали масло), смоквы, вино, мед, разнообразные коренья... В ассортимент ароматных трав и пряностей входили укроп, сельдерей, мята, болотная мята, сафлор, тмин, шафран, кориандр, кардамон, сезам... Использовался и даже экспортировался с Крита корень кипера (это растение мы знаем под именем «иван-чай»). Авторам настоящей книги не известно, что именно делали с кипером люди бронзового века, но в дореволюционной России из листьев иван-чая действительно готовили нечто вроде чая, а из корней - нечто вроде пива. Не исключено, что критяне поступали так же... В табличках упоминаются и другие растения, явно съедобные, но ученые пока что не смогли перевести их названия. Среди них наверняка есть бобовые культуры, потому что археологи находят их в развалинах ахейских дворцов. Но что говорится о них в глиняных архивах, не известно.

Интересно, что в описях не перечисляются такие, казалось бы, необходимые в хозяйстве и в кулинарии вещи, как рыба и дары моря. Впрочем, греки времен Троянской войны действительно рыбу не любили и ели только от бедности. Вероятно, простым критянам и ахейцам приходилось есть ее достаточно часто-рыбные кости и раковины моллюсков встречаются среди кухонных отбросов и в Микенах, и в других греческих городах бронзового века. Но в архивах царских дворцов она не упомянута даже при описании рациона рабов. Впрочем, на разного рода посуде нарисованные рыбы и прочая морская живность встречаются в изобилии; особенно художники любили изображать осьминога, обвивающего пифос или амфору своими щупальцами. Но насколько эти осьминоги представляли для них кулинарный соблазн, а насколько эстетический, судить трудно.

Точно так же не упомянуты в табличках домашние и дикие птицы. Это тем более удивительно, что в Египте, который был ближайшим соседом Крита (да и от материковой Греции отстоял не так уж далеко), кур во втором тысячелетии до н.э. уже разводили, а диких птиц египтяне ловили и откармливали чуть не с самого начала своей истории. Но их северные соседи этот опыт не переняли. Конечно, трудно поверить, что критяне и ахейцы не охотились на птиц, но, вероятно, это было столь незначительной прибавкой к их столу, что она не удостоилась фиксации в табличках. Хотя охота как таковая была прекрасно известна - таблички сохранили термин «охотник», который буквально переводится как «проводник собаки». А сюжет на лезвии микенского кинжала (кошка, нападающая на диких уток) позволил известному археологу Уильяму Тейлору предположить, что «микенцы специально тренировали кошек для охоты, аналогично соколам и ястребам в Средние века». Впрочем, авторы настоящей книги, не будучи специалистами по дрессировке кошек, но и не уверенные, что таковым специалистом является сам У. Тейлор, позволяют себе отнестись к этому предположению с некоторым недоверием.

Из других профессий, которые имеют отношение к продовольствию, в табличках упомянуты земледельцы («владельцы земли»), жницы, овчары, волопасы, свинопасы, бортники, мукомолы (точнее, мукомольщицы), пекари и «смотрители смокв». Последние были зарегистрированы в Пилосе, где инжир действительно выращивался очень массово - он входил и в рацион рабов. Сохранились пилосские таблички о выдаче продуктов, в том числе смокв, прачкам - женщинам и детям. Сопоставив данные нескольких табличек, ученые подсчитали, что каждая взрослая прачка получала в месяц чуть меньше двадцати литров зерна и столько же смокв (вероятно, сушеных). Дети получали половину этой порции. Надзирательница, как это ни странно, питалась одинаково со своими подопечными и надбавки за вредность не получала. Зато надзирателю полагалась порция в два с половиной раза больше. Из других документов известно, что зерно, которое обычно получали в Пилосе рабыни, - это пшеница. В Пилосе, да и вообще в ахейской Греции, в отличие от Месопотамии и Египта, пшеницы выращивалось больше, чем ячменя.

Интересно сопоставить этот рацион с уже упоминавшимся в главе «Клинописные меню» рационом женщин и детей, работавших в шумерском лагере военнопленных. Маленькие труженики Пилоса находились, по сравнению с шумерскими детьми, в выгодном положении: зерна они получали чуть больше (около десяти литров, у шумеров - восемь литров ячменя), кроме того, им причитались еще и смоквы. А вот женщины в Пилосе питались не намного лучше, чем в Месопотамии: смоквы смоквами, но зато зерна они получали меньше, чем шумерские рабыни (20 литров против 32). Поскольку авторам настоящей книги никогда не приходилось питаться ни зерном, ни смоквами в чистом виде, им трудно сказать, насколько двадцать дополнительных литров инжира могли компенсировать недостающие двенадцать литров зерна. Во всяком случае, авторы предпочли бы инжир, хотя бы из соображений разнообразия. Впрочем, напомним, что шумерским пленницам в конце концов стали выдавать еще и пиво (его авторы предпочли бы однозначно), а пилосские документы ни о чем подобном не сообщают. Но пиво в крито-микенском мире, хотя и было известно, популярностью не пользовалось, вместо него обычно пили вино. Позднее вино в Греции и Риме пили все, его давали даже самым распоследним рабам, сидевшим на голодном пайке. Что же касается бронзового века, то, судя по вышеупомянутым табличкам, спиртные напитки еще не считались здесь обязательными, по крайней мере для рабов.