Читать книгу "Повседневная жизнь времен Жанны д`Арк - Марселен Дефурно"

По окончании охоты госпожа сходила с коня, остальные спешивались и доставали из корзин цыплят, куропаток, холодное мясо и фрукты, и каждый ел [и пил, и плели венки], и возвращались в замок, напевая веселые песенки.

[Зимой ужинали с наступлением темноты. Летом есть садились раньше, и после того] госпожа отправлялась пешком в поле забавляться, и дотемна играли в мяч. При факелах возвращались в зал, потом приходили менестрели, и все танцевали до глубокой ночи. Тогда же приносили фрукты и вино, и, откланявшись, каждый уходил спать.

Таким образом проходили дни всякий раз, как при-рлул капитан либо другие гости».

Разве этот текст не кажется нам безупречно точным коментарием к восхитительным миниатюрам того времени? Эти роскошные пиры, эти сцены охоты и танцев, прогулки в полях, среди окружающей замок зелени, обмен любезностями между благородными дворянами и прекрасными дамами, – разве не стали они излюбленными темами композиций для Лимбургов и их соперников?

И все же мы не можем увидеть в этих картинах изображение реальной жизни всего класса господ. Замку Серифонтен, в котором было все, что делает жизнь утонченной и составляет прелесть существования, противопоставить бедные дворянские усадьбы, жалкие дома, нередко отличавшиеся от крестьянского жилища лишь башней или каким-нибудь обвалившимся укреплением, – как, например, те два замка, которые «Юноша»[20] увидел однажды «в бедном и унылом крае»: «Там было несколько жилищ бедных дворян, то есть замки и крепости, но не большие сооружения, а обветшалые дома с убогими оградами. Два таких стояли рядом и казались одинаково бедными. Угловая сторожевая башня была лишена навеса и продувалась насквозь, так что часовой не был защищен от ветра. Точно так же и привратник, насколько я мог заметить, летом не был защищен от жары и солнечных лучей, а зимой холода и мороза…» Принадлежавшая семье Мейньеле небольшая усадьба в Фонтен-ле-Нанжис, хоть и лучше защищенная от непогоды, все же мало напоминала дворец: большой зал, «содержавший три комнаты наверху и две внизу с четырьмя каминами»; просторный хлебный амбар и хлев, кухня, часовня, все «хорошо и надежно» покрыто черепицей.

Именно так, взяв это описание за образец, следует представлять себе большинство жилищ сеньоров; именно в такой скромной обстановке сеньор и его семья вели жизнь, сильно отличавшуюся от той, какую вели Рено де Три и его гости. То, о чем говорится в воспоминаниях Диаса де Гамеса, и то, что изображено на миниатюрах того времени, та блестящая и утонченная жизнь была уделом лишь правителей и очень крупных феодалов, и только в ней выражалась склонность эпохи к роскоши и великолепию.

Стремление аристократии к более «комфортабельной» жизни отражается в изменениях в гражданской и военной архитектуре, благодаря которым древний феодальный замок с конца XIV в. постепенно становился не только крепостью, способной выдержать штурм, но и приятным для жизни местом, а иногда и превращался в настоящий дворец, роскошью внутреннего убранства соперничавший с городскими отелями. Военная архитектура, в ответ на новые средства нападения, включавшие в себя артиллерию, множила и совершенствовала средства защиты, но архитекторам удавалось примирить эти требования с новой заботой об изяществе: башни, поднимающиеся над галереями с бойницами, становились более стройными, очертания зубцов – более легкими, островерхие крыши иногда украшались слуховыми окнами, обрамленными скульптурными изображениями; все это придавало восстановленному Карлом V новому Лувру или замкам, выстроенным для герцогов Беррийского или Орлеанского, миниатюры сохранили для нас облик этих зданий, – вид совершенно иной, чем тот, что являли тяжеловесные крепости прежних времен.

Перемены во внутреннем убранстве еще более заметны: внутри ограды мощного замка Куси, возведенного в XIII в., Ангерран VII приказал около 1385 г. строить большие залы, называемые залами Героев и Героинь, и украсить их статуями. Девять Героев[21] – к которым Людовик Орлеанский прибавил коннетабля Дюгеклена – украшали и замок Пьерфон. В другой крепости, выстроенной для герцога Орлеанского, Ферте-Милоне, над главным входом был высечен барельеф, изображающий увенчание Пресвятой Девы. Это вторжение скульптуры в феодальную архитектуру свидетельствует о желании приукрасить повседневное окружение. Другое существенное свидетельство – великолепный расцвет искусства гобелена: гобелены, по преимуществу декоративные, предназначались для того, чтобы прикрыть наготу стен в больших залах и смягчить царящий в них холод. Монархи и знатные сеньоры возили их с собой, чтобы украшать ими стены змеиных резиденций и даже палаток, если речь шла о военном походе. Правители начали собирать коллекции гобеленов – как позже будут устраивать картинные галереи; Людовик Орлеанский приказал изготовить для своего отеля знаменитый гобелен с мотивами Апокалипсиса (сейчас он хранится в Анжере); его брат Карл VI также был любителем гобеленов: из оставленного после его смерти списка имущества мы узнаем, что их у него было не менее ста восьмидесяти, почти все большого размера. Любили в те времена и тяжелые, тканные золотом и шелком материи – их использовали в качестве обивки или для полога кровати; эти ткани привозили из Северной Италии или стран Востока, и обходились они очень дорого.

Мебель, стоявшая в домах знати, отличалась от той, что можно было увидеть в домах горожан, лишь более дорогими материалами, из которых была изготовлена, и богатой отделкой: окованные металлом сундуки, шкафы с резьбой, мотивы которой были позаимствованы у архитектуры стиля пламенеющей готики, поставцы или буфеты, служащие для того, чтобы выставлять в них драгоценную посуду – кубки, кувшины, чаши, – демонстрируя богатство хозяина дома. Искусство ювелиров и эмальеров той эпохи порождало причудливые и перегруженные деталями вещи, где сцены битв выступали в обрамлении, подсказанном современной им архитектурой. В Лувре хранится золотая солонка, принадлежавшая Карлу V: чаша этой солонки опирается на центральный столб с контрфорсами, аркбутанами и гаргульями. Еще более характерным для вкусов эпохи стал благодаря использованию цветных эмалей и камней сосуд для воды из позолоченного серебра, описание которого сохранилось в перечне имущества герцога Орлеанского: зеленая эмалевая чаша, украшенная лиловыми и желтыми рыбками, опиралась на четыре золоченых ножки, «а посередине этой площадки высится дерево, над которым поднимается летающий змей, из головы которого выходят трубка и ключ сосуда, и оттуда вытекает вода. И на одном конце этой площадки стоит маленькое деревце, а на нем – обезьяна, одетая в просторное платье, котту и сюрко, и на голове у нее шапка, отороченная лиловым мехом с белыми брызгами, а верх ее лазурный, с каплями белыми и красными: и в левой руке эта обезьяна держит корзину для рыбы, а в правой удочку, на которую поймала рыбу-усача. А на другом конце площадки еще одна обезьяна, одетая так же, как и первая, и в такой же шапке. Правой рукой она держит трубочку сосуда и пьет из него воду… А над этой чашей помещается кубок, снаружи покрытый зеленой и лазурной эмалью, с изображениями детей, которые ловят бабочек».