Читать книгу "Византия и крестоносцы. Падение Византии - Александр Васильев"

Таким образом, поднимался вопрос о возможности полного изменения направления и характера похода. Дож Дандоло сразу оценил все выгоды предложения Филиппа для Венеции. Главная роль в походе на Константинополь и восстановлении низложенного Исаака на византийском престоле открывала венецианцам обширные горизонты. Крестоносцы, правда, требовали, чтобы поход не уклонялся от своей первоначальной цели, но в конце концов дожу удалось их уговорить, и между Венецией и крестоносцами был заключен договор о завоевании Константинополя. Большая часть крестоносцев согласилась принять участие в этом походе с тем условием, чтобы после короткого пребывания в Константинополе направиться, как раньше было определено, в Египет. Вскоре в лагерь крестоносцев под Зарой явился царевич Алексей. В мае 1203 года флот с Дандоло, Бонифацием Монферратским и царевичем Алексеем отплыл от Зары и через месяц появился уже перед Константинополем.

Наша Новгородская летопись, в которой сохранился подробный рассказ о Четвертом крестовом походе, взятии крестоносцами Константинополя и основании Латинской империи, замечает о только что изложенном моменте похода: «Фрязи же и вси воеводы их възлюбиша злато и сребро, иже меняшеть (то есть обещал) им Исааковиць (то есть царевич Алексей Исаакович), а царева веления забыша и папина (то есть папы)». Русская точка зрения, таким образом, заклеймила отклонение крестоносцев от первоначальной цели. Исследователь Новгородской летописи П. Бицилли36 признает его большую ценность и замечает, что «оно дает особую теорию, объясняющую поход против крестоносцев на Византию», которая заключается в том, что «этот поход был решен совместно папой и Филиппом Швабским, о чем не говорит ни один западноевропейский источник».

Большое количество исследователей занималось проблемой Четвертого крестового похода, и прежде всего их волновал вопрос, почему было изменено его направление. Одни ученые объясняют это случайными обстоятельствами, другие указывают на преднамеренную политику Венеции и Германии. При этом стоит заметить, что разные точки зрения появились лишь в шестидесятых годах XIX столетия; до этого времени существовал единый взгляд на проблему, так как все историки руководствовались в основном показаниями главнейшего западного источника четвертого похода – его участника, французского летописца маршала Шампани Жоффруа Виллардуэна37. В его изложении события развивались просто: крестоносцы, не имея кораблей, наняли их у Венеции, что заставило их собраться; наняв корабли, они не смогли заплатить республике св. Марка полностью условленную сумму и вынуждены были помочь венецианцам в их распре с Зарой; далее последовало появление царевича Алексея, склонившего крестоносцев к походу на Византию. То есть не идет речи о какой бы то ни было политической интриге.

Но в начале шестидесятых годов французский ученый Мас-Латри38, автор истории острова Кипр, выставил обвинение Венеции в том, что она, имея крупные торговые выгоды в Египте, заключила тайный договор с египетским султаном и вследствие этого искусно заставила крестоносцев пренебречь первоначальным планом похода на Египет и направиться против Византии. Затем немецкий византинист Карл Гопф39, казалось, окончательно доказал измену венецианцев христианскому делу; он даже называл дату, когда был заключен договор Венеции с египетским султаном, – 13 мая 1202 года. Хотя Гопф не привел текста договора и не указал, где последний находится, авторитет немецкого историка был настолько велик, что его точка зрения у многих не вызывала сомнений. Однако довольно скоро оказалось, что у Гопфа никакого документа в руках не было, а сообщенная им дата вычислена произвольно. Французский ученый Аното40, исследовав снова вопрос, опроверг обвинение венецианцев в измене, а следовательно, и «теорию преднамеренности». Если венецианцы, по мнению Аното, и могут быть обвинены, то не в измене и заключении тайного договора с мусульманами, а в эгоистическом преследовании собственных торговых интересов в Византии.

Впрочем, представители «теории преднамеренности» не ограничились только попытками доказать факт измены Венеции. В 1875 году появился новый мотив, проводимый прежде всего французским ученым графом Рианом, который доказывал, что главным виновником перемены направления похода был не Дандоло, а отвергнутый папой Иннокентием III германский король Филипп Швабский, зять низложенного Исаака Ангела. В глубине немецкой земли, дескать, была сплетена искусная политическая интрига, которая должна была направить крестоносцев на Константинополь. Исполнителем же планов Филиппа на Востоке явился Бонифаций Монферратский. В изменении направления похода Риан видит один из эпизодов вековой борьбы папства и империи. Своей руководящей ролью в походе Филипп унижал папу и его идею Крестового похода; получив в восстановленном византийском императоре союзника, Филипп мог надеяться на успех в его борьбе с папством и своим соперником в Германии Оттоном Брауншвейгским. Однако этой теории Риана был нанесен удар работой В. Г. Васильевского, который показал, что бегство царевича Алексея на Запад имело место не в 1204 году, как думали историки, а в 1202, так что для «сложной, издалека задуманной политической интриги» Филиппа не остается, пожалуй, места и времени; «немецкая интрига окажется, пожалуй, таким же призраком, как и венецианская», – пишет В. Г. Васильевский. К этому надо прибавить добросовестное исследование француза Тессье41 о том же походе, где он на основании разбора и оценки современных источников отрицает исключительную роль германского государя и возвращается к признанию наибольшего значения за рассказом Виллардуэна, то есть к господствующей точке зрения до начала шестидесятых годов XIX века, – иначе говоря, к «теории случайностей». Тессье говорит, что Четвертый крестовый поход был французским Крестовым походом и что завоевание Константинополя было не германским, не венецианским достижением, а французским.

Можно сказать, что в сложной политической истории Четвертого крестового похода действовали разнообразные силы – папский престол, Венеция и германский государь; влияла ситуация в самой Византии. Все эти силы, переплетаясь между собой, создали в высшей степени сложное явление, не вполне ясное в некоторых сторонах его и по настоящее время. Но над всем преобладала твердая воля Дандоло и его непоколебимая решительность развивать торговую деятельность Венеции, для которой обладание восточными рынками обещало неограниченное богатство и блестящее будущее. Дандоло был обеспокоен возрастанием экономического могущества Генуи, которая в это время на Ближнем Востоке, и в Константинополе в частности, начинала завоевывать сильные позиции. Экономическое соперничество между Венецией и Генуей также нужно принимать во внимание, когда обсуждается проблема Четвертого крестового похода. Наконец, не выплаченный Византией долг Венеции за венецианскую собственность, захваченную Мануилом Комнином, также может иметь известное отношение к изменению первоначального направления этого похода.