Читать книгу "Эрхегорд. 2. Старая дорога - Евгений Рудашевский"

Лестница привела Альдарона и его исследователей в пустое помещение с низким потолком. Прямоугольный зал, семь на восемь саженей. В нем не было следов: ни черепков, ни костей, ни копоти. Внутри все было выложено агатовой яшмой. Ни царапины, ни малейших знаков. Гладкие пол, потолок и стены с проемами. Всего проемов было шесть: три напротив трех. Никаких дверей, следов от петель или других креплений. Гладкие, окатанные яшмовые углы.

Первые три проема выводили в коридоры с помещениями поменьше, похожими на обычные комнаты, три на четыре сажени. Всего таких комнат исследователи насчитали двадцать семь. Их назначение осталось неизвестным. Опять же ни следов, ни черепков, ни сажи на гладких яшмовых стенах. Там могли быть тюремные камеры, жилые или складские залы, что угодно… Сам Альдарон отчего-то назвал их Убежищами.

Почти все двадцать семь комнат были одинаковыми. Из общего строя выбивались только две. В одной пол воронкой уходил на глубину шести саженей, оканчивался тонким отверстием, назначение которого осталось невыясненным. По приказу Альдарона туда засы́пали не меньше десяти мешков песка, и каждая крупинка уходила свободно, не задерживаясь. Просунув в отверстие спицу, исследователи убедились, что оно ведет строго вниз через толщу камня. Если там и была полость, добраться до нее удалось бы только с использованием камнебитных буров.

Вторая комната отчасти напоминала каменную яму тюремного глота. Пол в ней был бугристым. Все бугры разной высоты и обхвата, но одинаково гладкие, яшмовые. После первого посещения этой комнаты исследователи, оглушенные страшным рокотом, выскочили назад, в коридор. Заподозрили обвал, но потом выяснили, что рокот – лишь искаженные звуки их собственных голосов. Дальнейшее изучение показало, что голоса преображаются по-разному. Если два человека вставали в противоположных углах комнаты и один из них твердо произносил какие-нибудь слова, то их звук распадался на множественное эхо, начинал плутать между буграми, отражался от стен и доходил до второго человека в виде странных переливов, чем-то похожих на музыку – будто на ветру журчали хрустальные подвески. У каждого человека, в зависимости от выбранного бугра, звучание было свое, особенное.

Все двадцать семь комнат, помимо прочего, объединяла одна общая странность. В них замедлялся свет. Факелы не сразу озаряли помещение. Свет начинал неспешно волнами расходиться к стенам, будто с трудом разгоняя мрак, а затем, если погасить факел, так же медленно иссякал, как это бывает в последние минуты заката, а мог вовсе заблудиться, небольшими комочками остаться в углах, полупрозрачными разводами – по стенам.

Альдарон понимал, что для настоящего исследования тут потребуются годы, если не десятилетия, работы, как это было в Мактдобуре при исследовании лигуров, поэтому в комнатах задерживаться не стал. Перешел к трем другим проемам. Они заинтересовали его значительно больше.

Каждый из них вел в отдельный тоннель. Прямые, как стрела, и узкие – больше одного человека не протиснется. Не тоннели даже, а простые разъемы, скальные искусственные щели, выбитые в тяжелой гранитной породе и полностью, даже в самой узине, облицованные все той же агатовой яшмой. Выяснилось, что тоннели уходили на несколько верст и там окончательно сужались – так, что под конец приходилось идти боком.

Альдарон выбрал двух самых худых лазутчиков, снарядил их светильниками из боальсинных кристаллов[14] и приказал идти до упора. Надеялся, что щели выведут в новые помещения, быть может, в город Предшественников.

Лазутчиков обвязали веревкой: если первый застрянет, второй его вытащит. Но до упора они не дошли. Испугались, потому что в теснине наткнулись на скелеты. Первые следы жизни, обнаруженные в Яшмовой долине, да и вообще во всех даурхаттах. Скелеты были до того старыми, сухими, что рассыпа́лись от первого же прикосновения. Не удалось узнать ни принадлежность, ни происхождение этих людей, но сомнений у лазутчиков не оставалось – скелеты принадлежали именно людям. И людей было много. Словно они, спасаясь от чего-то, шли по этим тоннелям, пока не застряли. Возвращаться не захотели. Набились там в невообразимую теснину и погибли. Судя по всему, погибли уже в Эпоху Прарождения или незадолго до нее, значит, не могли принадлежать ни каахнерам, ни тем более Предшественникам. Да и были они маловаты, чтобы считаться хоть отчасти сродственными Предшественникам. Кроме костей, не нашлось ничего, что привычно для подобных захоронений: ни ткани, ни пряжек, ни каменных инструментов, даже волос не было, которые подчас сохраняются дольше любой кости. Будто люди попали туда обнаженные, обритые и лишенные всякого скарба.

Альдарон приказал лазутчикам, ни на что не обращая внимания, идти до конца.

Во вторую попытку они сделали все возможное. Растоптали скелеты и продвинулись еще на полверсты. Одолев страх, первый лазутчик протискивался вперед до тех пор, пока мог. Сделав последний рывок и осознав, что его голова скоро не выдержит, протянул руку и – нащупал закругленный край стены. Это был конец тоннеля. Но протолкнуться дальше он не мог. Другой лазутчик едва вытащил его из западни; к счастью, яшмовые плиты даже там оставались ровными и гладкими.

На этом Альдарон не успокоился. Снарядил новую экспедицию. Отправил двух мальчиков, Хатола и Роина, спешно выписанных из Дангора. Хатола запустили первым – голым, предварительно смазав его густым жиром манника.

Хатол, как и предыдущий лазутчик, добрался до конца тоннеля, однако даже он, хоть в голове и бедрах был не шире молодой осины, не смог продраться в узину прохода. Сжатый гладкими яшмовыми плитами, лишь выставил вперед ногу и ощутил, что там, дальше, заканчиваются и стены, и пол. С трудом протиснулся на несколько саженей назад. Роин помог ему – вытянул его тонкой, повязанной вокруг талии веревкой, затем передал камень.

Удерживая правую руку перед лицом, Хатол вновь протиснулся к провалу. Замер. Бросил камень. Ни шлепка, ни всплеска, ни скрежета. Ничего. Камень упал беззвучно. Оставалось выполнить последнее поручение Альдарона.

На этот раз Роин передал Хатолу сигнальный самострел. Серными полосками, едва справляясь в тесноте, запалили сигнальную стрелу. Хатол уже в третий раз, обессилевший, напуганный происходящим, протолкнулся вперед. Вытянул руку с самострелом. Большим пальцем потянул крючок. Щелкнула стальная пластинка. Пружина, освободившись, столкнула два лаэрных кристалла. Вспыхнул зеленый огонек, и стрела, растягивая ярко-желтые усы пламени, устремилась вперед. Пролетела широкой дугой. Не встретила преград. Начала падать. Не погасла, не остановилась – так и падала, пока огонек не стал совсем крохотным, не потерялся в темноте.