Читать книгу "Игры падших - Сергей Станиславович Юрьев"

В ладонь как будто вонзились сотни крохотных иголок, они всё глубже входили в кожу, а потом лёгкая ничего не значащая боль проникла в кости и поползла сначала к локтю, а потом добралась до плеча. Лейла хотела выдернуть руку, но не смогла даже ею пошевелить. Слабость расползлась по всему телу, а пламя очага, стоящее перед глазами, расступилось, открывая бездонный чёрный провал. Мимо промелькнула скала, торчащая из облаков, а потом на уровне глаз возникла дурно пахнущая взвесь, которая то и дело озарялась то алыми, то голубыми сполохами. Внизу промелькнуло бескрайнее, от горизонта до горизонта, поле, на котором под грохот какого-то забойного шлягера дёргалась в конвульсиях плотно сбитая толпа. Откуда-то сбоку донёсся многоголосый хохот, за которым последовало хлопанье множество крыльев, как будто кто-то спугнул стаю летучих мышей, и на толпу посыпались раскалённые угли. Те, кого охватило пламя, продолжали корчиться в танце, даже когда от них оставался лишь обугленный скелет.

Всё это вовсе не казалось сном, но и поверить в реальность происходящего не было никаких сил. Хотелось закрыть глаза, но Лейла почему-то знала, что это жуткое видение пробьётся и сквозь сомкнутые веки.

– Вот так, девочка… – откуда-то издалека донёсся голос Маргариты. – Вот так будет со всяким, кем правит жесткость, жадность и похоть. Так будет со всяким, кто разменяет душу свою на низменные страсти и мелкую корысть. Береги себя. Мне-то уж поздно, а ты береги.

– Что это было?! – Лейла тряхнула головой, стараясь избавиться от остатков видения.

– Ничего, – едва слышно отозвалась Маргарита. – Ничего. Просто ты задремала. На новом месте всегда какая-нибудь гадость мерещится.

10 декабря, 17 ч. 10 мин. Учебный центр Школы Верного Пути близ города Фэй

Нахохлившаяся канарейка взмахнула крыльями, столкнулась с ребристым куполом клетки, и, встретив на пути непреодолимое препятствие, вернулась на свою жёрдочку, всем своим видом выражая крайнее недовольство. Наставник Чао Ши Субеде открыл крохотную дверцу и с трудом просунул туда руку. Канарейка в панике прижалась к прутьям, норовя клюнуть дай-вана в палец.

– Вот так неразумная тварь стремится к свободе, но отталкивает руку того, кто хочет ей эту свободу дать. – Субеде обвёл взглядом цзяо, расположившихся полукругом на простых циновках. Учитель говорил – ученики внимали, как им и надлежало. – А теперь подумайте и решите, что я сейчас делал неправильно и как мне надлежало поступить, чтобы не наткнуться на чёрную неблагодарность.

Ответом было сосредоточенное молчание. Семь пар глаз, в которых затаились терпение и пытливость, уставились на его руки, но никто не пожелал высказаться первым, кто-то – боясь не угодить достойному дай-вану, другие – просто не найдя в зеркале собственной души ответа, который казался им верным, третьи – полагая, что язык должен следовать за разумом, а не наоборот.

Цзян Синь, юная, стройная, лёгкая, как тростинка, смотрела на легендарного наставника широко распахнутыми полными трепетного ожидания глазами. Она была здесь моложе всех и знала, что от неё никто и не ждёт ответа, а если она попытается опередить старших, это может быть расценено как непростительная дерзость.

Чжоу Хун, бывший сотник хунбаторов, ещё недавно командовавший танковой ротой, казалось, обратился в камень, и ни один мускул не дрогнул на его лице, половина которого была покрыта рытвинами старого ожога. Он вообще считал всяческое любомудрие уделом чиновников и флейтистов, но никак не солдат.

Лао Дун, в недавнем прошлом старший писарь канцелярии верховного наместника провинции Фэй, знал массу ответов на этот простой вопрос, но, как и полагалось человеку учёному, умудрённому книжным знанием и житейским опытом, не мог выбрать из них наиболее близкого к совершенству.

Чань Хэ, молодая вдова тёмника ВДВ, мать троих детей (все – мальчики, на зависть соседям), просто тихо радовалась тому, что перед её глазами стоит великий человек, близкий к Солнцу Поднебесной. Она ответила бы на этот, как ей казалось, не слишком трудный вопрос, но никак не могла понять, зачем этой глупой пичуге может понадобиться какая-то свобода, когда рядом с ней находится сам дай-ван.

Ван Бун, школьный учитель, автор нашумевшей статьи «Благочестивое почитание Государя – основа миросозерцания», удостоенной Высочайшего одобрения, тужился изо всех сил, стараясь составить благозвучный ряд простых, ясных и глубоких слов: «Свобода есть осознанная необходимость, но должно иметь достаточно разума и воли, чтобы эту необходимость осознать…» Вся беда была в том, что после каждой попытки он уличал самого себя в плагиате.

Лянь Джебе, совершенно седая в свои тридцать шесть лет, думала лишь об одном: действительно ли наставнику нужен ответ, или он хочет лишний раз показать своё превосходство над неразумными цзяо? Прожитый отрезок жизни убедил её в том, что в любом человеке есть двойное дно. Она была снайпером в бригаде «Ночных тигров», она была начальником агитационного обоза, доносившего до самых захолустных уголков империи слова о величии и мудрости царствующего дома, она была депутатом, а потом и председателем уездного хурала. Но всё это в прошлом, и сейчас ей непросто осознать, в чём суть предстоящего служения. Но она не привыкла задавать лишних вопросов и свято верила в то, что истина откроется ей, как только пробьёт назначенный час.

Яо Вай, недавний выпускник школы Верного Пути, образцовый солдат, живой цитатник Учителей Пути, тонкий ценитель искусств и знаток традиционных наук, мастер просветлённого покоя, хотя и считался среди семерых старшим по статусу, но не мог себе позволить высказаться, не выдержав должной паузы. Даже если ответ известен, он должен быть прочувствован в контексте текущего мгновения жизни. Ответить должен дать сегодняшний Яо Вай, а не Яо Вай вчерашний…

Понятно одно: несчастная канарейка – лишь образ, воплощающий собой некую сущность, стеснённую рамками привычного бытия, не знающую Пути и не стремящуюся его найти. Тесная клетка – это привычки и условности, которыми обременяет себя большинство людей, и даже среди подданных Солнца Поднебесной найдётся немало таких, кто смотрит на Истинный Свет и не может его увидеть. Во многих общинах, где не на должном уровне стоит духовное воспитание, рядовые хунцзяо до сих пор считают, что труд – лишь средство получить свою ежедневную порцию риса и кусок утки по праздникам. Они, как и эта птица, возможно, стремятся покинуть свою клетку, но им невдомёк, для чего нужен бескрайний простор открытого неба.

Чжоу Хун, бравый ветеран трёх конфликтов на демаркационной линии между империей и Шри-Лагашем, легко поднялся с циновки и, ни слова не говоря, двинулся к клетке. Все, кроме Яо Вая, посмотрели на него с нескрываемым удивлением. Остальные искренне считали, что в присутствии дай-вана ни в коем случае нельзя делать резких движений, а уж приближаться к нему цзяо следует лишь с отдельным поклоном на каждом шагу. На самом деле, этому правилу не всегда надлежит следовать, когда идёт диалог между учеником и учителем, какого бы высокого звания ни был учитель. Вопрос уже считался разрешением давать ответ. Чжоу Хун, видимо, решил обойтись без слов – он протянул руки к клетке, стоящей на высокой резной подставке, запустил три уцелевших пальца левой руки в паутину тонких прутьев, и резким движением сжал кулак. Стальные прутики беспомощно затрещали, и в ребристом своде образовался пролом, вполне достаточный для того, чтобы канарейка могла вырваться на волю. Птица, однако, не воспользовалась представившейся возможностью, а, напротив, испуганная хрустом, свалилась на днище клетки, начала бессмысленно бить крыльями и жалобно верещать. Чжоу нашёл ответ, достойный воина, но не писаря, и его сейчас не слишком заботило, насколько такое решение понравится дай-вану. Так и не сказав ни слова, он вернулся на место и замер в прежней позе, храня на лице выражение полной отрешённости.