Читать книгу "Тени прошлого. Восставшие - Александр Тамоников"

– Модуль – самое то. Успеешь ответ супруге написать.

– Бывшей! Но ответ после работы.

– Надеешься, что Ольга передумает и будет просить прощения?

– Нет! Но все, закрыли тему. Зря я вам рассказал.

– Лучше было носить в себе?

– Черт его знает, что сейчас лучше, а что хуже. Пошли.

Экипаж двинулся к модулю.

Время тянулось медленно, но ничего не могло остановить его.

Офицеры пообедали под пристальным вниманием замполита.

В 16 часов к ним заглянул Павлов. Он был в хорошем настроении. Странно все же, человеку предстояло вести подчиненных на разведку, которая могла закончиться чем угодно, в том числе и гибелью, а у старшего лейтенанта хорошее, приподнятое настроение.

– Привет, властелины небес.

Истомин кивнул:

– Привет!

Павлов посмотрел на всех членов экипажа по очереди.

– Такое впечатление, парни, что здесь сегодня кого-то похоронили.

Ответил Фролов:

– Не кого, Боря, а что.

– Хорошо сказал. И что же такое можно похоронить?

– Любовь.

– Чего? – Павлов замер в ступоре.

– Любовь, сказал, пехота, – проговорил Истомин.

– Вы чего, за идиота меня держите? – спросил десантник.

Истомин повернулся к Фролову:

– Проводить нашего друга?

– Ну зачем же, – ответил Фролов, присев на кровать, – пусть знает, пусть все знают, все равно слухи расползутся. Да и решение в часть быстро придет.

– Вы о чем, мужики? – непонимающе смотрел на пилотов Павлов.

Командир экипажа бросил ему лист бумаги.

Старший лейтенант поймал:

– И что это?

– Прочитай, все поймешь.

– Это письмо?

– А ты не видишь?

– Я не читаю чужих писем.

– Оно адресовано мне, я разрешаю. Чтобы долго не объясняться.

– Ну если так.

Павлов поднял исписанный тетрадный лист. Прочитал быстро. Проговорил:

– Вот оно, значит, что?

Он положил письмо на тумбочку, присел на стул:

– Да, дела! Нет, но вот как можно верить бабам? Жили же нормальной семьей. Сына родили. А как муж на войну попал, так кое-где засвербило? И одноклассник – первая любовь, ее мать, кстати, объявился. И по хрен семейная жизнь, и то, что муж не на курорте загорает, а жизнью постоянно рискует. Все по хрен, и только ради того, чтобы мужика иметь.

Фролов попытался возразить, но Павлов не дал:

– Не надо, Вова. Любовь – морковь, все это бред. В реалии же Ольга не может быть без мужика.

– Но раньше-то могла? – сказал Истомин.

– А ты уверен, что раньше у нее не было мужиков? Прости меня, Вова, за жестокие слова, но все кипит внутри от возмущения…

Бобров указал на выход:

– Огнетушитель на щитке!

– Чего?

– Огнетушитель, говорю, на противоположном щите, в коридоре.

– Да пошел ты. А насчет мужиков, повторюсь, вы уверены, что у Ольги до этого момента не было мужиков? Я – нет. Только, скорее всего, раньше скрывать измену удавалось, а тут она вылезла наружу, и не сообщи она о своих похождениях, какой-нибудь другой доброжелатель сообщил бы Володе об этом. Вот и пришлось признаваться, приписывать сюда всякую хрень про первую любовь.

– Ты не прав, Боря, – сказал Истомин.

– Можете считать как хотите. Мне жаль, Володь, что все так произошло, но ты должен понять, на этом жизнь не кончается. А я вот теперь не женюсь. На хрена надо? Чтобы жить и смотреть, не гуляет ли возлюбленная? Или женюсь лет в сорок, перед дембелем, когда и сам нагуляюсь и избранница тоже, когда надо будет думать о настоящем семейном благе. А ребенка заделать и в сорок можно. Нормально.

– Погоди, – проговорил Истомин, – а как же колечко и предложение Осиповой?

– Никак. Я слово офицера жениться давал? Нет. И не дам. А все остальное хрень, обещания, колечко, признания. Вот если дал бы слово, тогда все, кранты, даже по пьянке и какой-нибудь старой кляче. Женился бы, потому как слово офицера – это святое.

– Это демагогия, – проговорил Бобров.

– Считай, как хочешь.

Фролов прикурил сигарету:

– Ладно, хватит. Что у нас по работе?

– А что по работе? – воскликнул Павлов. – Работа, как работа. А задачу начальство поставит.

– Но нам тоже надо обсудить, как действовать.

– Обсудим. После постановки задачи и инструктажа обсудим. Но работа несложная. Я на эту разведку выходил уже десятки раз. Тем более местность знакомая. Нет, меня просто колотит.

– Не загоняйся, – сказал Фролов, – это жизнь.

У входа кто-то кашлянул.

Истомин выглянул:

– Кого там еще принесло?

– Подполковника Елагина.

– Командир? – удивился Истомин. – Прошу прощения.

Комэск вошел в жилой блок, поприветствовал офицеров и прапорщика, кивнул Фролову:

– Выйдем, Володя!

Капитан последовал за подполковником в коридор, из него на улицу. В курилке никого не было, там и присели на скамейки.

– Ты, извини, – начал Елагин, – я зашел, когда… в общем, слышал о твоей проблеме. Случайно.

– Ну слышали, и к лучшему. Не станет сюрпризом решение суда из Союза.

– Я сожалею, Володя.

– Не надо.

– Знаешь, думаю, тебе и соответственно твоему экипажу сегодня лететь не следует. Пошлю экипаж старшего лейтенанта Короленко.

– Почему? Да мне просто необходимо заняться делом, в модуле от мыслей разных с ума сойду.

– Понимаю, но состояние…

– А что состояние? Нормальное состояние, боевое.

Комэск вздохнул:

– Да уж вижу. Успокаивать не стану, это бесполезно, да и наговорили тебе уже друзья. Значит, не менять экипаж?

– Нет. Прошу вас.

– Ты точно в порядке?

– Так точно.

– Хорошо. Но медицинский осмотр для тебя углубленный. Я попрошу Петровскую более тщательно тебя обследовать. Так что не удивляйся, если она начнет задавать вопросы, не имеющие непосредственного отношения к полету.

– Решили проверить психологическую устойчивость?

– У тебя на борту будет взвод плюс штурман и борттехник. Собой рискуй сколько хочешь, другими не сметь. Если Петровская обнаружит, что у тебя что-то не так, не взыщи, экипаж сменю!