Читать книгу "Война маленького человека - Ирина Малышко"

Я настолько вжилась в этот киношный образ, что в какой-то момент в мою жизнь ворвался самый настоящий кинематограф.

Мне позвонил один знакомый и предложил участвовать в проекте. Я даже не очень поняла, что к чему, но почему-то, не раздумывая, сразу согласилась. Местом встречи участников проекта была Лавра. Как-то так сложилась, что Лавру я практически всегда обходила стороной. Я не была человеком воцерковленным. Слово «Лавра» вызывало у меня исключительно образ Нестора Летописца, пишущего при свете лампады «Повесть временных лет».

Я пришла на встречу. Нас собирали в одном из тенистых двориков Лавры. Я немного опоздала, во дворике уже были какие-то люди. Я сразу обратила внимание на мужчину аристократической внешности – он сидел на лавочке, забросив ногу за ногу, и разговаривал по телефону. Мужчина очень напоминал мне какого-то известного американского киноактера. Я уставилась на него, тщетно пытаясь определить – на кого он больше похож: на Клинта Иствуда, на Пирса Броснана или еще кого-то. Человек десять оживленно беседовали между собой. Судя по их шортам и майкам, все они были явно не церковными служащими. Стояла ужасная жара. А в этом лаврском дворике было на удивление прохладно и очень спокойно. Вся суета города осталась за монастырскими стенами.

Человек, сидевший на лавочке, оказался руководителем проекта, в котором мне предложили принять участие. Режиссер – так я назвала его на своем внутреннем сленге. Научить людей, совсем далеких от кинематографа, видеть мир через призму кинообразов было его мечтой. С этой целью он создал школу экранной письменности, в которой намеревался обучать всех желающих киношной грамоте. Мы были первой экспериментально-пилотной группой, а объектом нашего кинематографического исследования стала Лавра.

В эти три дня, прожитые мной на съемочной площадке в Лавре, все было удивительным: и съемочный процесс, и шумная киношная компания, и общение с прекрасными людьми. Команда подобралась отличная. На три дня весь остальной мир остался где-то там, за стенами Лавры, а нас полностью поглотило таинство кинематографа. Такого творческого подъема я не испытывала давно. Но моим самым главным открытием этих дней стала сама Лавра. Она была абсолютно самодостаточным и живым организмом, живущим по своим законам и ритмам. Эти законы не были привязаны к службе, обрядам, к работе музея-заповедника. Это было нечто другое. Когда ты попадал туда – ты вроде бы продолжал жить своей жизнью: что-то говорил, куда-то ходил, что-то делал, умничал или спорил, а на тебя снисходительно смотрела со всех сторон Вечность. Даже время замедляло там свой ход.

А когда начинали бить колокола, весь город под названием «Лавра» (а Лавра – это действительно город в городе) погружался в этот ритм и звук. Мне иногда очень хотелось все бросить, лечь на теплую мостовую этого лаврского города и долго-долго смотреть в небо.

Я быстро освоилась в городе Лавра. У меня появились свои любимые места. Монастырский сад с яблонями и цветами, так напоминавший нашу дачу. Я любила бродить по лаврским улицам. Они были словно порталы, соединяющие прошлое и будущее. Перед тобой проходила вся история последнего тысячелетия: мощи Нестора Летописца и Ильи Муромца, могилы Юрия Долгорукого – основателя Москвы и премьер-министра Столыпина. Особо выделялась на фоне недавно отреставрированных церквей заброшенная всеми Онуфриевская башня, построенная на деньги Ивана Мазепы.

В Лавре мне вспоминался старый, как мир, библейский миф о праве первородства. Первыми сыновьями пророка Авраама были Измаил и Исаак. Измаил был рожден от служанки египтянки Агари, которую Сарра, жена Авраама, сама отдала ему в жены, поскольку была бесплодна. Затем Бог сделал так, что Сарра все-таки забеременела от Авраама и родила сына Исаака. Сарра, как мудрая мама, заботящаяся о будущем своего сына, потребовала от Авраама прогнать служанку Агарь вместе с сыном Измаилом. И Бог повелел Аврааму делать так, как говорит Сарра. Так Агарь с Измаилом оказалась в пустыне. Измаил – будущий отец всех арабов – утратил свое право первородства. А Исаак получил все права наследника. Прошли тысячи лет. Но и ныне Ближний Восток сотрясают кровопролитные события – последствия этой древней, как мир, истории.

Когда я смотрела на Лавру, в которой были переплетены наше прошлое и настоящее: прошлое и настоящее Украины и России, – мне начинало казаться, что нынешняя война – это тоже продолжение древнего библейского мифа за право первородства, только уже не Ближнем Востоке, а на нашей земле.

К счастью, времени на глобальные рассуждения у меня не было. Меня полностью захватила магия кино. Мы написали сценарий, триста раз перессорившись между собой, и в назначенное время приготовились к съемкам. А дальше начали происходить удивительные вещи. Лавра всегда была полна чудесами. И в тот день она себе не изменила. Как только мы взяли камеру в руки, раздался колокольный звон, он не прекращался практически до конца дня. В тот день не было никакого церковного праздника. Так долго колокол никогда не звонил в обычные дни. Даже работники музея-заповедника не смогли объяснить причину происходящего.

Нас просто накрыло этим волшебным колокольным звучанием. Переливы колоколов сливались с золотыми солнечными бликами на куполах лаврских церквей. Мы забыли о своем сценарии – камера вела нас сама. Было такое чувство, что нашими руками Лавра сама снимала фильм о себе. Потом нам осталось немного: смонтировать отснятое, и фильм был готов. Я не знаю, что это был тогда за звон, но после этого дня съемок я была насквозь пронизана жарким августовским солнцем, светом, исходившим от золотых куполов, и этим волшебным колокольным звоном. Я никогда не была человеком воцерковленным, но то, что тогда произошло с нами, наверное, и было тем, что называют Божьей Благодатью. А может, это был знак, который мы тогда не поняли.

Потому что на следующий день после окончания съемок Режиссера не стало. Он умер во сне. Это был настоящий профессионал. Даже его похороны казались кадрами фильма. Старое, заросшее высокой травой киевское кладбище с огромными соснами и березами, женщины в черных, почти вечерних платьях и черных очках, распорядитель похорон со странной речью, одинокий саксофон с пронзительной мелодией. Режиссер лежал в гробу с легкой саркастической улыбкой, как будто он наблюдал сверху за финальной сценой из своего последнего фильма. Мне даже стало казаться, что все, что произошло с нами: и Лавра, и съемки фильма, и непрерывный колокольный звон, смерть Режиссера и его похороны – все это было придумано и поставлено им самим. А мы все лишь сыграли свои роли в его последнем фильме «По ком звонит колокол».

После похорон Режиссера я сразу уехала в Одессу. Меня давно приглашали друзья. Мне нужно было срочно привести в порядок свои совсем размягченные от навалившихся потрясений и киевской жары мозги.

Ни Крым, ни побережье Азовского моря теперь не рассматривались как места отдыха. Крым был не наш. Рядом с Азовским морем шла война. Вся страна рванула в Одессу. И она приняла всех. Толпы отдыхающих бороздили по просторам городских пляжей Одессы.