Читать книгу "Охота на охотника - Николай Гуданец"

Что же касается меня, то по пути на виллу Командора особой смекалки даже не потребовалось. Когда «Москвич» вдруг слегка и плавно накренился, вписываясь в очередной поворот, я чуть не рассмеялся: неужто они совсем за дурака меня держат. Эту трассу с хорошо профилированными виражами невозможно спутать ни с какой другой. И по дороге туда и обратно я подсчитывал повороты, глядя на часы, зная точно, что здесь, на достославном элитном шоссе, машины обязаны держать скорость шестьдесят, не больше и не меньше.

В ближайший выходной я взял такси и отправился кататься. Проехал мимо секретной виллы, запомнил, какова она снаружи, и немного погодя велел шоферу возвращаться. А на обратном пути увидел знакомый «Москвич-каблучок», свернувший на уже вычисленную мной боковую дорогу, снабженную запретным знаком, и подъехавший к воротам в глухом заборе, поодаль от шоссе. Так что даже тени сомнений у меня остаться не могло.

Я запомнил навсегда это шоссе, с раскладкой по минутам, запомнил нужный поворот и дорогу к воротам в заборе, даже не сознавая толком, зачем. Может, от смутной обиды, вызванной недоверием. Может, из лихости, из профессионального самолюбия. А еще и потому, что сообразил, зачем понадобились романтические предосторожности, поездка в глухом кузове, темная комната и кисейная завеса. Очень просто, ведь в случае чего я не смог бы никакому следователю, никакому судье объяснить внятно, кто такой Командор, как он выглядит и где его искать.

Ну да ладно, обойдемся теперь без всяких следователей и судей.

Меня здорово выручил Раймонд, а я его сильно подкузьмил. Исключительно из-за того, что мне слегка не по душе предложенная сделка. Там, наверху, никто не поплатится за кровь, страх и грязь. Никого не швырнут в камеру, не вызовут на допрос, не поведут под конвоем. Все разоблачения станут достоянием узкого круга лиц и закончатся очередной перестановкой сановных фигур. А это не по совести.

Дражайший Раймонд, извини, что пришлось тебя перехитрить. Терпеть не могу, когда меня заставляют играть не мою игру. Лучше я сделаю по-своему. Так будет честнее.

Алина спит на заднем сиденье. Скоро мы минуем Волоколамск.

…Вот и всё, я один в машине и еду уже на запад. Низкое солнце порой брызжет в глаза лучиком, отраженным от зеркальца заднего вида.

В предрассветных сумерках я высадил Алину на площади у трех вокзалов, чуть ли не силой засунув в ее карманы пачки денег. Я велел ей немедля, первым попавшимся поездом, уехать куда угодно, только не к родне, ведь искать начнут именно у близких. Объяснил, что к воскресенью она сможет возвратиться в Ригу и ничего не опасаться. Еще дал ей телефон Раймонда, пусть передаст ему, что я прошу у него прощения. Хотя скорее всего чихать он хотел на такие сантименты.

Напоследок соврал, пообещав, что мы обязательно будем вместе, когда все закончится. Я ведь понимаю, на что иду.

Двухполосное, с отличным асфальтом шоссе бежит себе мимо дач, мимо прозрачных березовых рощ и сосновых лесов, мелькают частые будочки постовых милиционеров, возле каждой боковушки красуется неизменный «кирпич», проезд запрещен. Сворачивать нельзя, останавливаться нельзя, можно только держать скорость шестьдесят и ни на йоту выше.

Привечаю взглядом дорожные достопримечательности, вроде гипсовых медведя, косули, оленя, наконец вижу одну из дач гения всех времен и народов, построенную из красного кирпича и своими очертаниями в точности копирующую Кремль.

На моих часах еще рижское время, ровно семь. В Москве – восемь. Командор звонит кому-нибудь из охотников. Быть может, он набрал мой номер – выяснить, куда я запропастился и как посмел не явиться в Петровский парк. В пустой рижской квартире трезвонит фиолетовая «Лана». Командор, насупившись, слушает длинные гудки. Он раздражен и встревожен. Он уже знает, с резидентурой в Риге творится что-то неладное.

Я уверен, что он живет на своей вилле даже зимой. Когда меня возили для аудиенции, стояла поздняя осень, с заморозками. А вилла имела совершенно обжитой вид. Хотя в Москве у него, безусловно, фешенебельная квартира в самом центре. Может, я ошибаюсь. Но если на свете есть хоть капля справедливости, я найду его здесь.

Пять минут девятого по московскому времени.

Заглушаю движок, торможу и съезжаю на обочину. Уложился, как и хотел, минута в минуту. Вон она, дорога, охраняемая знаком «кирпич», ведет направо, к воротам в глухом зеленом заборе.

Вспоминаю, каким я был дураком, еще вчера утром хотел явиться сюда, чтобы искать защиты и справедливости.

Рассиживаться нельзя. Открываю замок капота и выхожу. Делаю вид, что ковыряюсь в моторе, в на самом деле осторожно вкладываю две стеклянные трубочки одну в другую, первая толщиной с карандаш, вторая – с карандашный грифель. У толстой трубочки двойные стенки, за которыми переливается белесая жидкость. У тонкой внутри виден заполненный чем-то желтым капилляр. Называется эта штука «детонатор кислотный ДК-4». Срабатывает от переламывания.

Мимо проносятся лощеные «Волги», изредка «ЗИЛы», из Ильинского и Николиной горы в Москву. Четверг для них – особый день.

Машин из Москвы почти нет.

Краем глаза вижу, что постовой милиционер, уже доложивший обо мне по рации, вышел из будки метрах в ста позади и неторопливо топает в мою сторону.

Верхний край переднего номера я еще заранее слегка отогнул монтировкой. Углубление залеплено кусочком скотча, чтобы не набилась грязь. Снимаю скотч и вставляю детонатор. Там, под номером, наложен слой чехословацкой взрывчатки «Семтекс», которая хранилась у меня все в том же кейсе. Прикрываю углубление грязным, крошащимся снегом и отряхиваю руки.

– Гражданин, здесь запрещено останавливаться, – говорит подошедший милиционер, отрывисто поднося руку к козырьку.

– Товарищ старший сержант, да у меня движок заглох, – жалуюсь я. – Сейчас починю и поеду, я нашел, в чем дело.

– Документы попрошу.

Он сурово косится на замызганные бока машины.

Пока старший сержант изучает документы, сажусь за руль и включаю стартер. Движок старательно квохчет, но не заводится.

– Чините побыстрее, – говорит милиционер, возвращая права, доверенность и техпаспорт. – Здесь нельзя стоять.

– Да я же сам спешу, – отвечаю я, снова принимаясь копаться в двигателе, а милиционер с чувством исполненного долга шествует обратно к будочке.

В этот момент начинают открываться ворота в заборе. Без лишней суеты захлопываю капот, сажусь, пристегиваю ремень. Из ворот выезжает сверкающая черная «Волга» и мягко катит к шоссе. Я тоже трогаюсь. Две машины, его и моя, сближаются под прямым углом с примерно равной скоростью. Приоткрываю дверцу, чтоб не заклинило, и придерживаю ее локтем. Остаются считанные метры. Шофер черной «Волги» тормозит и останавливается у края шоссе, чтобы пропустить меня.

Ловлю себя на сожалении о своей верной «восьмерке», послужившей мне верой и правдой.

Жму на газ и подаю руль вправо, нацеливаюсь в борт «Волги». Резко пригибаюсь, чтобы самому не вышибло мозги.