Читать книгу "Великая Америка. Тайная сила власти - Томас Джефферсон"

В 1769 г. я стал членом легислатуры, куда был избран от своего графства, и оставался им, пока Революция не закрыла и ее. Я предпринял в легислатуре попытку добиться разрешения на освобождение рабов, но она была отклонена. Действительно, трудно было рассчитывать на успех чего-либо либерального в условиях королевского правления. Наши мысли были ограничены узкими рамками, привычной верой в то, что в вопросах управления наш долг – повиноваться метрополии, подчинять свою деятельность ее интересам и даже проявлять ханжескую нетерпимость ко всем религиям, кроме ее, англиканской. Трудности, которые испытывали члены нашей легислатуры, исходили от обычая и чувства безнадежности, а не из раздумий и убеждения. Практика вскоре показала, что они смогли правильно осознать свою задачу, как только к ней было призвано их внимание. Однако в королевском совете, являвшимся другой палатой легислатуры, места занимались по воле высшей власти, и сами члены совета находились в полной зависимости от этой воли. Губернатор, назначавшийся той же властью и еще более преданный ей, наложил вето на наши законы. И вот, наконец, само королевское вето захлопнуло дверь перед всеми надеждами на улучшение.

1 января 1772 г. я женился на 23-летней Марте Скелтон, вдове Батхерста Скелтона, дочери Джона Уэйлеса. Г-н Уэйлес был адвокатом с большой практикой, что объяснялось, скорее, его огромным трудолюбием, пунктуальностью и готовностью практически вести дела, чем выдающимися профессиональными заслугами. Он был очень приятным собеседником, полным добродушного юмора шутником, и ему были рады в любой компании. Он нажил приличное состояние и умер в мае 1773 г., оставив трех дочерей. Часть его состояния, унаследованная г-жой Джефферсон, после выплаты долгов, которые были весьма значительны, приблизительно равнялась тому, что мне досталось в наследство от моего отца, и вследствие этого мы стали вдвое свободнее в своих средствах.

* * *

Когда была внесена знаменитая резолюция 1765 г., запрещающая введение гербового сбора, я все еще изучал юриспруденцию в Вильямсберге. Однако во время дебатов в Палате горожан я стоял у входа в зал и слушал блестящее выступление г-на Генри, который отличался талантом популярного оратора. Он действительно обладал этим талантом в огромной степени. Другого такого оратора мне больше не приходилось слышать. Мне казалось, что он говорил так, как Гомер писал. Г-н Джонсон, адвокат и член палаты от Норзерн Нек, поддержал эту резолюцию. Благодаря ему разум и логика в этом деле восторжествовали. Мои воспоминания об этих событиях можно найти на стр. 60 жизнеописания Патрика Генри, написанного Уиртом, которому я их и предоставил.

В мае 1769 г. губернатор лорд Ботетур созвал заседание Генеральной ассамблеи. К этому времени я уже стал ее членом. Ассамблея узнала о совместных резолюциях и обращении палат лордов и общин 1768–1769 гг., касающихся событий в Массачусетсе. Контррезолюции и обращение Палаты горожан к королю были приняты почти единогласно и все были настроены считать дело Массачусетса общим делом. Губернатор распустил палату. Но на следующий день мы встретились в зале Аполлона в таверне «Рэли», самостоятельно организовали заседание, составили статьи «Ассоциации» о бойкоте любых британских товаров, подписали их и представили народу. Мы разъехались по своим графствам и почти все были там переизбраны за исключением тех немногих, кто не одобрил наших действий.

Поскольку в течение значительного периода времени не произошло никаких волнующих событий, наши сограждане, казалось, впали в состояние безразличия к нашему общему положению, над нами все еще висели неотмененный налог на чай и декларативный акт о праве британского парламента навязывать нам свои законы в любых случаях. Но на нашей сессии весной 1773 г. мы решили, что требует внимания деятельность следственного суда, учрежденного в 1762 г. в Род-Айленде и наделенного властью высылать в Англию и судить там лиц, совершивших здесь, у нас, преступления. Считая, что старейшие и ведущие члены палаты не в состоянии проявить ту степень готовности и рвения, которую требовало время, г-да Генри, Ричард Генри Ли, Фрэнсис Л. Ли, г-н Карр и я договорились встретиться вечером в отдельной комнате в таверне «Рэли», чтобы обсудить положение дел. Возможно, там были еще один-два члена палаты, которых я не запомнил. Все мы сознавали, что самой неотложной задачей было достижение соглашения со всеми остальными колониями о том, чтобы считать борьбу против британских притязаний общим делом и договориться о единстве действий. Лучшим способом поддержания контактов было бы создание для этой цели в каждой колонии комитетов связи, первым шагом которых, вероятно, мог быть созыв в каком-либо центральном месте собрания представителей от каждой колонии, наделенных полномочиями принимать решения о совместных действиях. Поэтому мы составили проект резолюции. Обсуждавшие проект члены легислатуры предложили мне внести его на рассмотрение, но я настоял на том, чтобы это сделал новый член палаты, мой друг и шурин, г-н Карр, потому что мне хотелось предоставить ему возможность проявить свои большие достоинства и таланты перед всей палатой. Со мной согласились; внесенные им резолюции были приняты пет. соп и был создан комитет связи, председателем которого стал спикер палаты Пейтон Рандолф. Губернатор (тогда им был лорд Данмор) распустил ассамблею, но члены комитета встретились на следующий день, подготовили циркулярное письмо к спикерам других колоний, приложив к нему копию принятых резолюций и поручив председателю комитета разослать их с нарочными.

С той поры считается, что приоритет создания комитетов связи между колониями принадлежит Массачусетсу. Разделяет это ошибочное мнение и Маршалл (John Marshall’s Life of Washington), хотя из самих примечаний в приложении к его книге, на которые он ссылается, видно, что там их создание ограничивалось городами. Этот вопрос ясно изложен в письме ко мне Самуэля Адамса Уэллса от 2 апреля 1819 г. и в моем ответе от 12 мая. В своем письме г-н Уэллс исправил допущенную мною неточность в информации, переданной мною г-ну Уирту, как указано в примечании на стр. 87, относительно того, что курьеры Массачусетса и Виргинии, доставляя аналогичные предложения, встретились на пути; г-н Уэллс пишет, что в Массачусетсе решение было принято только после того, как наше предложение было получено и оглашено на следующей сессии. Таким образом их послание, встретившееся в пути с нашим, должно быть, касалось какого-то другого вопроса, потому что я хорошо помню, как Пейтон Рандолф рассказывал мне о том, как встретились наши курьеры.

* * *

Следующим событием, вызвавшим наше сочувствие Массачусетсу, было принятие закона о Бостонском порте, в соответствии с которым 1 июня 1774 г. порт должны были закрыть. Это произошло во время сессии нашей ассамблеи весной того же года. Поскольку старые члены палаты больше не играли ведущей роли в этих вопросах, г-н Генри, Р. Г. Ли, Фр. Л. Ли, еще три-четыре члена палаты, – имен которых я не припомню, – и я сам, решив, что мы должны смело занять недвусмысленную позицию в поддержку Массачусетса, договорились встретиться в зале заседаний Совета, так как там была библиотека, и обсудить надлежащие действия. Мы были убеждены в необходимости пробудить наш народ от апатии, в которую он впал по отношению к происходящим событиям, и сочли, что назначение дня всеобщего поста и молитвы лучше всего привлечет его внимание. Со дня наших бедствий в войне 1755 г. еще не было случая такого торжественного обращения. С тех пор выросло новое поколение, которое этого не помнит. И вот, с помощью Рашуорта, которого мы тщательно просмотрели в поисках хранимых им революционных прецедентов и правил пуритан тех дней, мы, несколько модернизировав их формулировки, приготовили резолюцию, объявив 1 июня, дату вступления в силу закона о порте, днем поста, скорби и молитвы, чтобы умолить небеса отвратить от нас беды гражданской войны, вдохнуть в нас твердость в защите наших прав и обратить сердца короля и членов парламента к умиротворению и справедливости.