Читать книгу "Дорогами мечты - Барбара Хэдворт"

— «Дорогая Фиона, я знаю, что обошелся с тобой ужасно, но я ничего не мог поделать с собой. К этому времени кто-нибудь уже расскажет тебе о нас с Линдой. Я не горжусь тем, что должен признаться, — мы уже любили друг друга, когда состоялась наша с тобой помолвка. Это длинная история, Фиона, и я совсем не умаляю твоих достоинств, когда говорю, что не думаю, будто ты когда-нибудь смиришься с этим.

Благодаря твоей бесконечной щедрости в любви, ты никогда не поймешь такую девушку, как Линда, которая признаваясь, что мужчина ей небезразличен, в то же время вынуждала его жениться на другой ради денег. Я уже немного рассказывал тебе о Линде, как ей приходилось бороться в этой жизни. Она не была готова к тому, чтобы рядом с ней находился крепкий и бодрый, но бесполезный мужчина. Но потом, как это часто бывает в кино, несмотря на ее прекрасную работу в фильме „Осторожная леди“, она почти год была не у дел. Ее маленький капитал испарился. Ей пришлось неделями довольствоваться одним чаем с хлебом. Я случайно столкнулся с ней на улице, по иронии судьбы, Фиона, в день нашей с тобой помолвки! Но она даже не намекнула, в каком отчаянном положении находится. Она с восторгом рассказывала о куче предложений разных продюсеров. Но горькая правда в том, что на следующее утро у нее должно было состояться прослушивание, а у нее не нашлось ни одной пары целых чулок. Ты, наверное, читала в газетах, что случилось потом. Мне оставалось только одно — помчаться к ней на квартиру и выслушать из ее уст всю эту несчастную историю.

Вот так все и случилось. Впервые за то время, что я знал и любил Линду, я оказался сильнее, чем она. Принимать решение должен был я. Я настоял на том, чтобы она отправилась в Париж вместе со мной. К своему стыду, должен признаться, мне пришлось потратить некоторую сумму из тех денег, которыми ты меня снабдила. Но я исполнен решимости найти работу как можно скорее, чтобы заработать на жизнь для себя и моей жены».

— Благие намерения! — буркнул Фред.

— Это все? — спросила Фиона.

— Не совсем. «Всем своим сердцем я желаю тебе счастья и благодарю тебя за твою бесконечную доброту ко мне. Бобби». Тут еще есть постскриптум: «Я надеюсь, что твой отдых в клинике пойдет тебе на пользу». — Фред снова засунул письмо в конверт. — Вот. — Он вложил конверт ей в руки.

Бледные губы Фионы дрожали. Помолчав, она горько заметила:

— Почему мужчины, которых я любила, никогда не любили меня до конца? Сначала Пэдди, потом Поль, другие, о ком ты не знаешь, а теперь Бобби! Я устала, Фред, клянусь, я устала делать их счастливыми. Я даю им все, что они хотят…

— А может, Фиона, ты слишком много просишь взамен? — рискнул спросить Фред.

— Я никогда ни о чем не просила!

— Кроме их мужской гордости. Это слишком важно для мужчины, но немногие женщины понимают их чувства. Может, я сделаю тебе больно, но именно в эту минуту я меньше всего ненавижу Бобби Ивса.

— Потому что он заставил меня страдать? — Она положила письмо Бобби на столик рядом с кроватью. — Я знаю, ты всегда считал, что у меня все слишком хорошо. Ты всегда… так презирал меня, Фред.

— Это неправда. Что я действительно отвергал в тебе, это то, как трагически ты растрачиваешь себя, все свои прекрасные качества и красоту. Ты, Фиона, обладаешь всеми достоинствами, чтобы быть большим, чем очередной космополиткой, отличающейся от остальных лишь количеством денег. Легко тебе живется или нет, я не знаю, но могу предположить, что с самого рождения ты имела все, чтобы твоя жизнь стала действительно беззаботной.

— Ты хорошо помнишь свою мать? — спросила она мрачно.

— Не очень, — признался Фред, не понимая, к чему клонит Фиона. — Она просто всегда была рядом, чтобы накормить меня, когда я был голоден, и вымыть грязные коленки. Мне кажется, самым ярким впечатлением осталось то, как я негодовал, когда она пришла за мной в школу и поцеловала меня прямо на глазах у всех детей. Ничего более унизительного нельзя было представить для молодого человека шести лет.

— Я была ненамного старше, когда поняла, что моя мать ненавидела меня практически с первого дня моей жизни. Ведь мой отец оставил все свои деньги мне, а не ей. В день моего рождения, мне исполнилось шесть лет, все дети называли меня наследницей. Я не знала, что это значит, но детским чутьем поняла — это ставит меня особняком от остальных. Затем постепенно я осознавала силу денег, особенно моих денег, — горькая торжествующая улыбка тронула ее губы. — Мать и Джо, мой отчим, например, не осмеливались сказать мне «нет» из страха, вдруг я пожалуюсь бабушке, что со мной плохо обращаются, и они потеряют деньги, которые мои опекуны выделили на мое содержание. Мой отец специально оговорил в своем завещании, что эти деньги могут быть выплачены любому другому подходящему человеку, который будет заботиться обо мне, в случае если моя мать будет признана недостойной этой чести. За бабушкой, его матерью, оставалось решающее слово.

— Я не слишком знаком с американскими законами, но не думаю, что параграф в завещании, отрицающий права матери на своего ребенка, может быть признан законным, — запротестовал Фред.

— Разумеется, нет, — вздохнула женщина, — но отец оговорил в завещании, что деньги, выделенные на мое воспитание, будут выплачиваться только тому лицу, или лицам, которых одобрят бабушка и опекуны. Они не могли принудить мою мать отказаться от меня, но они в любой момент могли отобрать у нее деньги и сами оплачивать все мои расходы.

— И ты знала — и спекулировала на этом?

— Кажется, да. Мои деньги казались мне моим единственным оружием. То же самое происходило в школе. Все девочки были так милы со мной, потому что у меня было больше конфет, больше нарядов, чем у них. Я поняла, что нужно больше дарить для того, чтобы стать популярной.

— Это делало тебя счастливой? — с вызовом спросил Фред.

— Иногда. Но уже тогда у меня появились мои «настроения».

— Твои «настроения»?

Фред, настроивший себя выслушать жалобы «бедной маленькой богачки», вдруг понял, что всерьез заинтересован.

— Они начали появляться по мере того, как я теряла все, что составляет самое главное в жизни. Я считала себя самым одиноким существом в мире. Я была похожа на Мидаса в женском обличье, который понял, что золото нельзя есть, а быть постоянно голодным вовсе не весело.

— Поэтому ты выскочила замуж за своего шофера? — быстро сказал Фред. — И что ты вообразила это сможет тебе дать?

— Любовь, счастье…

— Эти понятия не всегда синонимы, Фиона.

Она проигнорировала его слова:

— Все было так чудесно поначалу — ощущать, что ты в состоянии дать тому, кто тебе небезразличен и у кого почти ничего нет, все, что он пожелает. Я до сих пор не понимаю, что случилось между Пэдди и мной. Правда не понимаю.

— Может, ты просто разлюбила его?

Фиона удрученно вздохнула:

— Это может быть причиной самоубийства?