Читать книгу "Гонконг - Николай Задорнов"

Японец Точибан удивился, слыша все, что говорил английский морской генерал. Не понимая его речи, он понимал смысл и обиделся за Сибирцева. Это очень невежливо и постыдно. В княжестве Какегава даже дети не простили бы отцу такую брань. Так не говорят с рыцарем. Его можно убить, но это надо сделать благородно, нельзя оскорблять. А тут крик, как на допросе воришек или мелких шпионов эдосской полицией у моста Симбаши...

...Кроме князя в школу западного кораблестроения из Хэда, рассказал Сьоза, посылаются для дальнейшего обучения несколько бывших плотников, возведенных еще во время пребывания посла Путятина в рыцарское достоинство... А деревня Хэда теперь закрыта как для иностранцев, так и для японцев, и ничего о жизни там никому узнать невозможно. Все переводчики оттуда отправлены в порты. Под страхом казни им запрещено рассказывать обо всем, что было в деревне Хэда. Голландцы начинают японцев всему снова обучать в новой морской школе в Нагасаки...

«Вот и я, офицер, сижу, как и все мои товарищи, в жилых палубах и жду команды: трайс хэммокс – подвешивай гамак! Что ж, поспим и в гамаке! Спят же матросы! И я спал. Как смею я предполагать, что чем-то отличаюсь от них! Устаревшие, глупые понятия! Не за горами реформы в России! Черт их побери! – подумал Алексей, дождавшись команды и прикрепляя свою койку к крюку. – Чем все закончилось! Впрочем, теперь на душе легче, не стыдно людям в глаза смотреть, вокруг все свои, койки Маслова и Берзиня подвешены рядом. Дальше Сидоров, Васильев, Мартыньш, Маточкин. Так же и на других судах вместе с матросами все наши господа офицеры».

Глава 10

СЮРПРИЗ

В плаванье невыносимо скучно. Погода прекрасная, дует ровный попутный ветер, гонит корабль все дальше от России. Ветер не разводит волнения. Можно развлекаться мыслями, что где-то близко берега Китая. В чистом море видны, похожие на веера, красные, оранжевые и желтые паруса на лодках китайских рыбаков. Но самого Китая еще нет. А приближение к этой великой стране очень волнует. Уже идем водами, где плавают китайцы! Веками из Китая в Японию, как объясняет Гошкевич, доходили знания. Философские книги, религиозные учения, великие истины, манеры писать картины, сочинять стихи и думать. Японцы пишут китайскими иероглифами, хотя есть две своих слоговых азбуки. Китайцы полагают, по словам Осипа Антоновича, что японцы – легкомысленные люди. Но тут на ум Алексею невольно приходит, мол, если японцы легкомысленные, то какие же китайцы!

Тоскливо и Точибану. «Я не могу среди русских и англичан жить без Гошкевича! В моем положении Осип Гошкевич-сан нужней мне всего остального. Хотя я шпион и должен выведывать все в его стране, что может стать полезным для Японии, то есть я его противник! Но это совсем не так! Я теперь понял, что шпион может очень любить тех, против кого шпионит. Пока я японский шпион в России, у меня нет лучшего друга, чем Гошкевич-сан, он русский патриот и служитель своей веры! Поэтому я не могу не любить его и мне очень больно расстаться с ним. Англичане очень гордые, но я лучше умру на их виселице, чем подчинюсь им! Расстаться с Гошкевичем-сан вдали от княжества Какегава – это значит совсем расстаться с мыслями о родине, совсем засохнуть, не слыша японских слов: молчать невыносимо, когда вокруг все говорят на своих языках, и это их облегчает. Я лишен этого. Поэтому лучше идти на какой-то риск, чтобы убили».

Точибан наблюдал за всем, что делается на английском корабле. Когда морской генерал кричит, то его голова властно приподнята, глаза округлены и выкачены, глядят куда-то в пространство, не на окружающих.

Точибан заметил, что иногда офицеры бьют матросов по морде, совершенно как полицейские в Японии. Особо провинившихся наказывают веревками. Имеются также бамбуки. Когда матроса бьют по лицу, он не кланяется, соблюдает прямизну, принимает мордобой с достоинством.

Точибан Коосай недоволен англичанами. Он прибыл как иностранец в Нагасаки. Он смотрел на японские дома, но не мог побывать на берегу. Он никогда не бывал прежде в Нагасаки. Как красив оказался этот южный порт! Точибан не сходил на берег, и его никто не приглашал, хотя он мог бы пройтись со своими новыми товарищами, как русский матрос Прибылов. На всякий случай у него с собой в матросском ранце есть кимоно, гетта[28] и палочки. Как прекрасна Япония, с которой он простился! Не зря русские, бывавшие здесь с Гончаровым, так часто вспоминают Нагасаки. А теперь Точибан на корабле в открытом океане.

Его опять увезли из Японии. Снести все это – выше сил человеческих. Подобно лишению жизни дважды. Отсекли голову. Потом оживили человека и показали ему его прекрасную родину. После чего еще раз отрубили голову. Даже хуже: человек с отрубленной головой мертв и ничего не чувствует. А Точибан Коосай наказан еще более жестоко. Он приговорен к мучениям и вечно страдает. Боль утихла, когда он отплыл от берегов родины. Но его снова вернули сюда, снова все разбередили в душе. В то же время сам он теперь очень боялся японцев. Он желал скорее уехать в Европу и рассеять себя изучением новизны. Гошкевич, конечно, догадывался! Но Гошкевича нет, и это ужасно – больному человеку оставаться наедине с собой.

– Повидали свою отчизну, Коосай-сан? – спрашивает Сибирцев по-японски.

– В их стране нет ничего хорошего. Я очень опасался, что англичане могут меня выдать из своих коммерческих видов как политического.

– Англичане не знают, что среди нас есть японец, они считают вас русским матросом.

– Они не знают, что я японец?

– Нет, на этом судне никто не знает, как я полагаю.

– Русские матросы очень верные, – сказал Точибан.

Прибылов начинает говорить по-английски! Японцы, конечно, не так глупы и тупы, как полагают западные люди. И не так несведущи, как притворяются. Японцы многое знают. Они решили все изучать. Особенно судостроение, машины и артиллерию.

Точибан Коосай был у себя в княжестве Какегава офицером-артиллеристом, не в мундире с золотом, а глупым японским офицером-самураем в смешной одежде, с косичкой и в кимоно с саблями. Потом его карьера нарушилась... На английском корабле он изучает пушки. В этом случае хорошо, если будут переводить его с судна на судно и он увидит разные образцы. Так знакомишься с разнообразными орудиями английской артиллерии.

Сибирцев немного по-японски говорил, но это не Гошкевич.

Точибан сказал Алексею:

– У вас скоро будет сын...

Алексей вздрогнул. «Иногда я сам думаю об этом, но как он почувствовал?»

– Какая будет судьба ребенка? – спросил Сибирцев.

– Его, конечно, убьют, – ответил Точибан. – Это... будет закон... убить всех детей, родившихся от... нас... от русских.

Алексей не хотел верить.

Точибан замечал, что англичане не интересуются ничем и никем и ни на что не обращают внимания, словно зная точно, что они все знают, поэтому никого не слушают. Если так, то очень счастливы, если нечего больше изучать.