Читать книгу "Голодный дом - Дэвид Митчелл"

– Ее зовут Фрейя. Как крутую скандинавскую богиню… ну, этого…

– Богиню любви, секса, красоты, плодородия, золота, войны и смерти.

– Вот-вот, – киваю я. – В отличие от Салли, замученной тягловой кобылы или ист-эндской портовой шлюхи в романе Диккенса.

– Неправда! – восклицает Тодд. – Салли – прекрасное имя. Солнечное. Доброе.

– А по результатам научных исследований Фрейи добиваются в жизни большего, чем Салли. Вот назови мне хоть одну знаменитость по имени Салли. Ну, давай! Ага, не знаешь? То-то же. Моя сестра во всех школьных олимпиадах первые места занимала, в Сингапуре научилась бегло говорить по-китайски, в Женеве – по-французски, в июне окончила факультет журналистики в Имперском колледже и переехала в Бруклин, к своему бойфренду. Он у нее знаменитый режиссер-документалист, между прочим, американец китайского происхождения. Так вот, она приехала и тут же устроилась на работу в фотоагентство на Бликер-стрит. Представляешь? Через две недели после того, как в Штаты приехала. Такая вот у меня Фрейя. Я ей очень завидую. О господи, Тодд, ты меня сывороткой правды опоил, что ли?

– Нет, Салли. Но ты продолжай, не молчи, я люблю тебя слушать.

Оттого, что Тодд произносит три волшебных слова – «я люблю тебя», – у меня голова кружится.

– Что-что? – переспрашиваю я, хотя прекрасно слышала, что именно он сказал.

– Я люблю тебя слушать, – повторяет Тодд. – Может, Фрейя тебе тоже завидует.

– Ой, да чему там завидовать?! У меня биография ничем не примечательная, честное слово: Салли Тиммс, родилась в Кентербери в тысяча девятьсот семьдесят девятом году.

Тодд слушает внимательно, будто ему и впрямь интересно.

– Папа был менеджером нефтяной компании «Шелл», мама, соответственно, – жена менеджера «Шелл». Папа до сих пор там работает. Понимаешь, «Шелл» – как отель «Калифорния»: попрощаться можно, а уйти нельзя.{28} Когда мне было восемь лет, папу перевели работать в Сингапур. Мы туда приехали, а там – ой, повсюду сплошные правила и запреты, шагу ступить нельзя. К двенадцати годам у меня случился нервный срыв, от перенапряжения наверное, и… – Я умолкаю.

Интересно, Тодду нравится моя искренность или он ищет предлог, чтобы побыстрее отвязаться от психопатки? Но взгляд карих глаз подбадривает меня, и я продолжаю:

– В общем, родители решили, что мне тяжело адаптироваться к жизни за границей, поэтому отправили меня в Вустершир. В Грейт-Малверне есть школа для девочек. Вот я шесть лет там и провела – все как обычно: дрянная английская погода, дрянная английская еда. Как ни странно, там было много девчонок из Сингапура – проблемные дочери богатых родителей. Как я. – («Только худее, симпатичнее и стервознее»). – На первый взгляд самое подходящее для меня место, только мне… Я его всей душой ненавидела.

– А родители знали, что тебе там плохо? – спрашивает Тодд.

Я пожимаю плечами:

– За что боролась, на то и напоролась. Папу отправили в Бруней, мама осталась в Сингапуре, Фрейя уехала в Сидней – электронной почты тогда еще не было, так что жили мы как-то… отдельно друг от друга. Нет, летом и на Рождество собирались всей семьей, мама с Фрейей были очень близки, почти как сестры, а я – белая ворона, что ли… Нет, белая ворона – это необычно и загадочно, а я… Ой, Тодд, прости, я тут все ною и ною.

– Ничего подобного. Тебе трудно пришлось.

Отпиваю дрянное винцо и замечаю:

– Не труднее, чем сиротам СПИДа, жителям Северной Кореи или филиппинской прислуге в семействе менеджера «Шелл». Просто забываю, что на самом деле мне повезло.

– Все мы об этом забываем, – говорит Тодд.

Я только собираюсь возразить, что уж он-то так не поступает, как какой-то чернокожий парень с обесцвеченными волосами открывает дверцу духовки, приговаривая:

– Подвиньтесь-ка, ребята.

Он вытаскивает из духовки противень с ломтиками духовитого чесночного хлеба, угощает нас:

– Берите, не стесняйтесь.

Акцент у парня странный – то ли лондонский, то ли притворный кокни, но чесночный хлеб пахнет очень аппетитно, так бы и съела.

– Если ты хочешь, то и я не откажусь, – предлагает Тодд.

На третьем куске Тодд говорит:

– А мама у меня слепая.

Я замираю с четвертым куском у рта, прекращаю жевать.

– Тодд!

– Ну а что в этом такого? Многим инвалидам тяжелее.

– Ничего себе! Ты поэтому с родителями живешь?

– Ага. Меня приняли в Эдинбургский университет, мама с папой разахались, мол, сынок, как тебе повезло, поезжай, но папа уже не молод, я – единственный ребенок в семье, поэтому я и остался. И ни капельки об этом не жалею. У меня отдельная квартирка над гаражом, все удобства, ну, для… – Тодд умолкает, сообразив, что упоминание «подружек» может меня задеть, – не хватало еще, чтобы я решила, будто он ко мне клеится.

– Для личного пространства и независимого существования? – подсказываю я, пытаясь изящно утереть потеки масла с подбородка.

– Ну да, для личного пространства и независимого существования. Отличная фразочка. Не возражаешь, если я возьму ее на вооружение?

– Только в разговоре со мной, – дерзко отвечаю я, глядя, как Тодд с улыбкой слизывает чесночное масло с пальцев. – Тодд, прости за нескромный вопрос, а у мамы слепота врожденная или приобретенная?

– Приобретенная. Мне одиннадцать лет было, когда у нее обнаружили ПДС – пигментную дистрофию сетчатки. За год мама потеряла почти девяносто процентов зрения. Ужасно… Сейчас она только свет от темноты отличает. Впрочем, нам еще повезло: ПДС часто сопровождается глухотой и крайней усталостью, но у мамы слух острый – стоит мне бранное слово сказать, она за милю услышит. Она работает на дому, аудиокниги шрифтом Брайля перепечатывает. Недавно вот последний роман Криспина Херши закончила, «Сушеные эмбрионы».

– Классно! – говорю я, но не добавляю, что, по-моему, книга не по делу распиарена.

Еще чуть-чуть – и колено Тодда коснется моего. Если б я выпила больше или если бы на моем месте была Ферн или Фрейя, то давно бы уже сама легонечко дотронулась до него и сказала: «Ну поцелуй же меня, дурачок, я совсем не против!» Но скажи я такое сейчас, он решит, что я просто тупая жирная телка, ничем не лучше Ланса. Нет, нельзя… ни в коем случае.

– Классно, – повторяю я.

– Ты маме понравишься, – говорит Тодд, вставая. – Даже очень.

Ой, он меня с мамой знакомить собрался?

– Я интересных людей люблю, Тодд, – отвечаю я, страшно довольная тем, что удалось вставить слова «я», «люблю» и «Тодд» в одно предложение. – Буду рада нашему знакомству.