Читать книгу "Мыльная сказка Шахерезады - Дарья Донцова"

— Дашуль! Обратной дороги нет, — сурово произнес Федор. — Тебя Графом теперь не заменить, зритель увидит разницу. Назвалась водкой, лейся в горло. Ну, цыпа, еще несколько усилий — и конец. Сериал получится супер, мы захапаем «Тэфи». Наденешь на церемонию красивое платье! Попадешь в прессу.

— Мне предстоит свалиться в пропасть между семиэтажными домами, — напомнила я. — То, что соскребут с асфальта, похоронят в закрытом гробике. Даже если на его крышке напишут: «Она играла в кинушке, которая получила „Оскар“», и прибьют сверху платье от Шанель вкупе со стокилограммовым мешком собачьих сухарей и конвертиком с миллионом долларов, меня это не утешит.

На секунду в студии воцарилась тишина, затем съемочная бригада в едином порыве захохотала.

Глава 13

— Что смешного? — спросила я, когда народ успокоился.

Рая взяла меня за руку, подвела к пространству, раскинувшемуся слева от камер, и спросила:

— Неужели ты считаешь, что собака взаправду должна гавкнуться с высоты? Мы не уроды! Никого не убиваем. Для сложных трюков существуют дублеры, но в нашем сериале особых заморочек нет. Смотри вниз. Что ты видишь?

Я прищурилась.

— На полу настелена декорация, фасад здания.

— Молодец, — похвалила Рая, — Вадик ляжет на живот и поползет по картинке, ты за ним. Сообразила? Ну?

Я еще раз осмотрела огромное полотнище.

— Вадим не карабкается вверх по отвесной стене! Он елозит по полу! А зритель на экране видит совсем другое… наивные люди полагают… это же обман! — возмутилась я.

— Кинофокус, — поправила меня Рая. — Старая кинематографическая уловка!

— Вы Вадима представляете храбрецом, который сам исполняет трюки, — прошептала я.

— Ну и что? — деловито осведомилась Раиса. — Если артист работает с декорацией, ползет по ней, это и называется трюк! И надо прыгать! С одной скамеечки на другую! Никакой лажи, просто чуть другой ракурс. Дашуня, отработай, и ауфвидерзеен!

— Если не надо сигать с одной крыши на другую, я готова, — согласилась я.

— Гриша, она перестала выделываться, — заорала Рая.

— Легла на точку! — завопил режиссер. — Орел, в кадр, Граф, соберись! Погоня по вертикальной стене! Мотор.

— Кадр сто девяносто восемь дубль один!

Трах-тарарах!

Вадик пополз вперед, я старательно поспешила за ним.

— Стоп! — взвизгнул Гриша. — Дарья! Собаки не передвигаются, оттопырив задницу. И ты бежишь! Не ползешь!

Я перестала понимать, чего им от меня надо.

— Но я-то ползу по декорации!

— Да, изображая бег, ясно? — осведомился постановщик.

— Что тут непонятного? — простонал Вадим. — Очень трудно работать с непрофессионалом. Я устал!

— Тебе предлагали суперпрофи Степана, — не упустила возможности уколоть его Зоя. — Сам отказался. Степа, в отличие от Дарьи, умеет все! Ползет бегом по стене. Плавает брассом на паркете. Выпрыгивает из подвала с парашютом. Танцует лезгинку в ластах. Недавно изображал жену слона! И никаких капризов, типа: «Я устал, умру, платите больше, несите на площадку пряники в мармеладе».

Я закашлялась. Таланты Степана поражают. У меня начинает развиваться комплекс неполноценности. Ну, возможно, я смогу исполнить лезгинку, облачившись в костюм аквалангиста, но выскочить из подпола с раскрытым парашютом мне слабо. И за супругу слона мне никогда не сойти, разве что это будет карликовая особь.

— Работаем с тем, что имеем, — сказал Федор. — Какое кино, такие и собаки в нем. Давайте снимать.

Вадик поманил меня пальцем.

— Повторяй мои движения. Вытягивай попеременно руки, делай вид, что подтягиваешься, пару раз изобрази, как лапы соскальзывают. Слегка привстань, не растекайся лужей по картинке. Не слушай дебилов, каждая шваль хочет актера пнуть. Мнят себя великими, типа они Тарантино, Вуди Ален или Сергей Эйзенштейн! Ан нет! Всего-то Гришка идиот!

— Легли на точку! Мотор! — взревел Гриша.

— Кадр сто девяносто восемь дубль два! Пошли.

Бах!

Я шлепнулась на изображение кирпичной кладки и поползла «бегом».

Через полчаса, после десятка попыток, Гриша смилостивился и небрежно сказал:

— Граф свободен. Остальные продолжают. Эй, кто там?

Дверь студии приоткрылась, в щели мелькнула вспышка света.

— Папарацци! — заорала Раиса. — На площадке посторонние!

Створка хлопнула о косяк и снова распахнулась. Перед нами предстала Лизавета с фотоаппаратом в руке. Левой девушка держала за шиворот тщедушного мужичонку. Раз! Камера брошена на пол. Два! Лиза растоптала ее в крошку. Три! Журналист улетел в коридор, получив от Лизоньки пинок. Пресс-секретарь указала пальцем на режиссера и отчеканила:

— Нарушение договора! Пункт восемь дробь двенадцать а! Никаких съемок для желтой прессы на площадке. У нас продан эксклюзив журналу Олега Строева. Штрафная санкция. С тебя бабло! Наличкой! Сейчас же! Конверт в студию!

— Лизочек, не пыли, — взмолился Гриша. — Пошли, пообедаем.

Я отправилась в гримерку, сняла меховой комбинезон, попыталась причесаться и была остановлена незнакомой женщиной, вбежавшей в комнату. Она сунула мне несколько ассигнаций, пакет и ведомость.

— Распишись в графе «получено».

Кое-как удерживая трясущимися пальцами ручку, я вывела в указанном месте корявую закорючку.

Администратор испарилась, я вышла следом за ней, огляделась по сторонам, нашла угрюмо стоявшую поодаль Зою, протянула ей купюры и сказала:

— Они твои.

— Вау, спасибо! — обрадовалась дрессировщица.

— И корм забирай, — улыбнулась я. — Мне он без надобности. Извини, не хотела у Степы работу отнимать.

— Ты не виновата, — кивнула Зоя. — Это Вадик козел!

Я решила завершить беседу комплиментом:

— Степан намного лучше меня справлялся с ролью.

— Учитывая, что ты впервые оказалась перед камерой, сработала на отлично, — не осталась в долгу Зоя.

Она расстегнула мешочек, висящий у нее на талии, выудила оттуда кусок сыра и поднесла к моему лицу. Я машинально открыла рот, шматок эдама оказался на языке. Секунду мы с Зоей пялились друг на друга. Дрессировщица опомнилась первой.

— Блин! Совсем забыла, что ты не собака! Можешь спокойно есть сыр, он свежий. Скорей себе дерьма куплю, чем Степе.

Я быстро прожевала упругий ломтик.

— Спасибо. Очень вкусно.

— Хочешь еще? — хлебосольно предложила Зоя.

— Нет, — отказалась я, — меня жажда замучила. Где у них кулер?