Читать книгу "Нансен. Человек и миф - Наталия Будур"

Зато с тремя смельчаками, которых Фритьоф отобрал из более чем сорока претендентов, ему повезло. В Гренландию с Нансеном отправились лучшие из лучших лыжников: 33-летний Отто Свердруп, бывший капитан корабля, впоследствии он станет верным спутником Нансена в плавании на «Фраме»[26]; 32-летний Олав Кристиан Дитрихсон, бывший капитан королевской армии, и 24-летний крестьянин Кристиан Кристиансен Тран, которого привез с собой Свердруп (Тран работал в усадьбе его отца).

Самого Свердрупа, в свою очередь, посоветовал брату Александр Нансен, который к тому времени уже работал адвокатом на севере Норвегии.

Именно Свердруп предложил брать у доктора Ринка — единственного на тот момент специалиста по эскимосскому языку — уроки этого редкого языка, но не смог ему научиться из-за крайней сложности. Успешнее пошли дела у Дитрихсона, а потом неожиданно, по воспоминаниям фру Ринк, захотел научиться эскимосскому и Нансен.

О последнем вечере, проведённом в доме датского исследователя, жена Ринка рассказывает следующее:

«Провожая Нансена до дверей, я высказала ему то, что мне часто приходило на ум: „Я думаю, вам надо в следующий раз отправиться и на Северный полюс!“ Нансен ответил так, как будто давно об этом думал сам: „И я так думаю!“».

В Дании Нансен в эти месяцы бывал довольно часто. Прежде всего, вместе с норвежскими участниками экспедиции он посещал дом Гамеля — там они обсуждали предстоящее путешествие. 2 мая 1888 года Фритьоф отправился в Копенгаген, чтобы ещё более подробно ознакомиться с условиями жизни в Гренландии и обсудить насущные вопросы с крупнейшими специалистами по Арктике, а также попрощаться с Гамелем.

Во время визита к своему благодетелю Нансен знакомится с его женой — фру Эммой — и, как это часто бывало, мгновенно очаровывает её. У этих отношений будет своё продолжение…

В Копенгагене Нансен встретился с датчанином Кристианом Майгорем, который вместе с Робертом Пири проделал большой путь по ледяной Гренландии (в глубь на 160 километров). Он заверил Фритьофа, что ничего невозможного в его путешествии нет.

Окрылённый такой поддержкой, Нансен отправляется в Германию, оттуда в Англию и Шотландию, где его уже ждёт вся команда, напрямую отправившаяся в порт Лит из Кристиансанна.

* * *

Было бы неверно думать, что после возвращения из Италии Нансен всё своё время посвящал исключительно науке и подготовке к путешествию в Гренландию.

Он был большим любителем жизни и женщин, и дам сердца у него и в этот год было предостаточно.

Фритьоф по-прежнему поддерживал отношения с учительницей фрёкен Силов и своей шотландской возлюбленной Марионн Шарп. И ещё в его жизни случился очень бурный роман с одной из самых красивых представительниц богемы — Дагмар Энгельхарт, известной в художественных кругах под именем Кленодия — «Драгоценность».

В соответствии с правилами поведения богемы она любила шокировать публику и нарушать все мыслимые границы приличий. Она обожала жизнь в городе и развлечения, поэтому их роман с Нансеном был заранее обречён на неудачу, что совершенно не мешало безумному накалу чувств.

Зимой 1888 года Нансен случайно встречает в горах свою будущую жену Еву Саре, но тогда из той встречи «не возгорелось пламя».

Тем не менее перед тем, как отправиться во льды Гренландии, Фритьоф пишет прощальные письма пятерым женщинам: Юханне Силов, Марионн Шарп, Кленодии, Еве Саре и… Софье Ковалевской.

В литературе (прежде всего в произведениях современных российских литераторов) много споров об отношениях Нансена и Ковалевской — однако у нас есть несколько достоверных источников, и первый из них — мемуары[27] Анны Шарлотты Леффлер, близкой подруги великого математика и сестры профессора Миттаг-Леффлера, пригласившего Ковалевскую в Стокгольм и, по некоторым сведениям, познакомившего её с Нансеном[28].

Вот что в них написано:

«Я уехала в январе 1888 года, и мы увиделись с Соней лишь в сентябре 1889-го. Прошло не более двух лет, но каждая из нас пережила за это короткое время душевный кризис, и мы встретились, уже став совершенно другими людьми.

Вскоре после моего отъезда она познакомилась с человеком, который, по её словам, был самым талантливым из всех знакомых ей людей. С первой их встречи она испытала к нему сильнейшую симпатию и восхищение, которые постепенно перешли в страстную любовь. Он со своей стороны тоже воспылал к ней чувством и даже предложил стать его женой. Но Софья считала, что его влечёт к ней не столько любовь, сколько восхищение, и поэтому по вполне понятным причинам она отказалась выходить за него замуж и вместо этого попыталась со всей присущей ей душевной энергией пробудить в нём такие же сильные чувства, какие он возбуждал в ней. Эта борьба и стала смыслом её жизни на протяжении нашей двухлетней разлуки. Она мучила его и себя своими требованиями, устраивала ему безобразные сцены ревности, они много раз расходились в полном гневе. Соня чувствовала себя совершенно потерянной, но потом они вновь сходились, мирились и вновь резко рвали отношения. Её письма ко мне в то время почти не содержат сведений о её внутренней жизни. По своей натуре она была замкнутым человеком. Однако я всё же хочу привести некоторые отрывки из её посланий ко мне.

В январе 1888 года она пишет:

„Спасибо за письмо из Дрездена! Я всегда бесконечно радуюсь, получая от тебя хотя бы несколько строчек, но это письмо навеяло на меня грусть. Ну что же делать! Такова жизнь, человек никогда не получает то, что хочет, и то, что, как он полагает, заслуживает. Всё, что угодно, только не это. Кто-то другой испытает то счастье, о котором я мечтала и о котором он никогда не думал. Должно быть, блюда le grandfestin de la vie [29] сервируются не должным образом, потому что у гостей как будто запорошены глаза и они едят яства, предназначенные для других. Но Н. в любом случае, как я считаю, получил именно то блюдо, о котором мечтал. Он так увлечён своим путешествием в Гренландию, что никакая возлюбленная не может с этой поездкой конкурировать. Так что тебе стоит отказаться от великодушного предложения написать ему, потому что, я боюсь, уже ничто не сможет заставить его отказаться от поездки к духам мёртвых великанов [30] , которые, по лапландским сагам, спят на ледяных просторах Гренландии. Я же много работаю, насколько позволяют силы (над сочинением на премию [31] ), но без особой радости или энтузиазма“.