Читать книгу "Последняя реликвия - Эдуард Борнхеэ"

Чеканщик Шенкенберг взял маленького Гавриила к себе в приемыши и по-отечески о нем заботился много лет.

Гавриил рос вместе со своими назваными братьями, Иво и Христофом. Они были почти сверстники. Старый почтенный мастер не видел особенно большой радости ни от своих сыновей, ни от приемыша, потому что все трое были озорные, своенравные мальчишки и постоянно ссорились между собой. Иво и Христоф дразнили своего названого брата то русским, то татарчонком, а Гавриил отвечал им кулаками и не раз пускал им носом кровь. Чем старше становились мальчики, тем больше росла их вражда. Наконец Гавриил (ему было тогда уже семнадцать лет) не смог дольше терпеть придирок названых братьев. Он в последний раз наградил их обоих изрядными тумаками, крикнул: «Если я русский, то русским и останусь!» — и бежал из дома своего приемного отца, прямо в Вильянди, так как слышал, что там у русских военачальником один из князей Загорских.

Здесь Гавриил с отчаянной смелостью пробрался прямо к князю. Тот, увидев его, в изумлении воскликнул: «Да ведь это мой брат Гаврило!..» — «Да, Гаврило, только не брат, а племянник», — смело ответил юноша. Он рассказал князю свою историю и передал ему кинжал, золотое кольцо и запечатанное письмо. Князь, прочтя письмо и признав вещи, поверил юноше. Да и как было не поверить, если и лицом, и статью Гавриил очень походил на отца! Взял его князь к себе и воспитал храбрым воином.

Гавриилу теперь жилось хорошо, так как дядя, не имевший детей, любил племянника, как родного сына, и обещал отказать ему все свое имущество. Когда Гавриил достиг совершеннолетия, дядя назначил его начальником отряда в тысячу человек и разрешил действовать, как ему заблагорассудится. Гавриил использовал это разрешение для того, чтобы как можно сильнее досаждать немцам, шведам и полякам. Имя его вскоре прославилось не только среди русских, но и среди врагов их. И он того заслуживал, поскольку был талантливым военачальником.

Отряд его, в какие бы переделки ни попадал, ни разу не потерпел поражения.

Сам царь Иван однажды призвал Гавриила к себе, благосклонно с ним беседовал и, быть может, оказал бы ему милость и на деле, если бы Гавриил не заговорил о своем несчастном отце и не попросил, если тот окажется жив, помиловать его. Услышав это, царь Иван нахмурился. Это был знак, который в Московском государстве приводил в трепет тысячи людей. Государь повернулся спиной к дерзкому просителю и ничего ему не ответил. Друзья и знакомые Гавриила опасались за его жизнь. Но они же и сторонились его, как зачумленного, не желая прослыть друзьями его и попасть в опалу. Дядя Федор Никитич укорял Гавриила суровыми словами.

По счастью, гнев царя на этот раз не имел серьезных последствий. Всякий рассудительный человек из подобного поворота судьбы, из подобной неудачи извлек бы для себя урок на будущее и в другой раз действовал бы гораздо разумнее, осмотрительнее — совсем не так, как прямодушный Гавриил Загорский; но он, увы, был по натуре упрям и во всяком деле любил поступать так, как велела ему его упрямая голова. У него не было никакого основания считать, что отец его еще жив, но не было у него и оснований думать об обратном. Эта мысль засела у него в голове, и он упорно сохранял надежду когда-нибудь разыскать отца.

В следующем году Гавриил со своим отрядом пошел на штурм одного из сильно укрепленных замков в южной Ливонии, одержал победу и захватил в плен важного противника. У дяди явилась мысль, что Гавриил, быть может, умилостивит царя, если сам отдаст пленника в царские руки. Гавриил вынужден был повиноваться и отвез этого пленника вместе с другими во Псков, где тогда находился Иван. Царь был обрадован, без гнева припомнил Гавриила, хвалил за победу и позволил ему просить для себя какую-нибудь награду. Гавриил, не задумываясь, опять попросил помиловать его несчастного отца. Но, видно, не перегорела еще у государя старая обида. Снова сурово сдвинулись брови Ивана, и он спросил: «Да разве твой отец еще жив?» — «Я не знаю ничего о его судьбе, но надеюсь!..» — таков был ответ Гавриила. Царь рассмеялся, что случалось с ним крайне редко, и воскликнул, качая головой: «Ох! Ну ты и глупец! Просишь пощады преступнику, а сам и не знаешь, жив ли он еще». Некоторое время раздумывал Иван, потом согласился: «Ну ладно, я обещал тебе награду и сдержу свое слово… Если ты сам доставишь Гаврилу Загорского живым в мои руки и если он чистосердечно покается в своем грехе, я, быть может, его помилую. А до тех пор не показывайся мне на глаза. Ты мне угодил своими победами, и за это я прощаю тебе мой двукратный гнев. Но не забывай, что своеволия бояр я не терплю. Больше не будет тебе, дерзкий, пощады».

Таким образом, из-за своей настойчивости Гавриил вторично лишился царской милости, на которую надеялся его дядя. Когда же Гавриил вернулся от царя с пустыми руками, дядя вспылил и пригрозил арапником выгнать его из дому, если он еще раз осмелится упомянуть имя отца. Дядя был скор на злое слово, но в той же мере и добросердечен. Арапника он в руки не взял, а полюбил своего племянника еще больше — за то полюбил, что хотел тот добиться своей цели, добиться милости для отца, и, даже рискуя головой, не отступался.

Гавриил, помня о гневе дяди, некоторое время даже не заикался об отце, но тайно продолжал свои розыски. За несколько недель до этого он в Ливонии взял в плен небольшой отряд шведов и услышал от одного из пленных, что в шведской столице якобы совсем недавно жил, терпя крайнюю нужду, какой-то русский, по описаниям похожий на Гаврилу Загорского. Гавриил не смог больше терпеть. Он рассказал обо всем дяде и стал просить позволения отправиться на поиски отца. Дядя в сердцах приказал казнить пленного, а Гавриила велел на время взять под стражу. И надели на Гавриила железа?..

Такие меры не только не сломили упорство Гавриила, но, напротив, еще более укрепили в нем волю к противодействию. Он сумел бежать из-под стражи и на свой страх, на свой риск отправился разыскивать отца.

Гавриил намеревался сначала добраться до Таллина, а оттуда поехать в Швецию. В пути у него было много разных приключений, о которых уж нет смысла здесь говорить. Последняя неудача — впрочем, может, это было к счастью? — случилась с ним вблизи мызы Куйметса. Некий чересчур бдительный юнкер увидел в нем русского шпиона…

Этим и заканчивается жизнеописание Гавриила Загорского. Что произошло дальше, юнкер Георг знает и сам, ибо Гавриил, о котором шла речь, — не кто иной, как ваш покорный слуга.

VII. Договор

гнес слушала с большим вниманием. Многие рассказывали ей о себе, но такой интересной повести она еще не слышала. Таким молодым казался ее спутник, ее спаситель, а сколь полна была событиями его жизнь. И сколь благородно было желание его — положить конец несчастьям, мытарствам его отца.

Когда Гавриил умолк, Агнес глубоко вздохнула и сказала мягко:

— Вы хороший рассказчик и еще более хороший сын. Счастлив будет человек, которого…