Читать книгу "Все дело в платье - Татьяна Веденская"

– Я не хочу выглядеть как кто-то. Я – это я, – возразила Маша, невольно поймав себя на том, что выглядеть как Ольга Дмитриевна она очень даже согласилась бы. Но так, чтобы сама Ольга Дмитриевна при этом аннигилировалась, исчезла бы, просто бы не существовала никогда.

Эта мысль не давала Маше покоя и после очередного занятия. Ведь ясно же, что Гончаров перевернул листок с их историей. Или выбросил весь блокнот. Или даже оставил его валяться в прихожей, чтобы в случае чего поверх их истории записать чей-нибудь адрес и телефон. Зачем Маша сравнивает себя с его новой пассией, отчего все силы тратит на мечты о том, чтобы Ольга Дмитриевна исчезла?

Нужно пережить и двигаться дальше. Эта мысль, мелькнув в сознании, тут же оставила кровавый след, как будто Машино сердце порезалось об острый край листа. Она вздрогнула, огляделась по сторонам, словно на секунду полностью потеряла ориентацию во времени и пространстве.

Гончарова больше не будет. Неужели мир остается стоять на месте? Но ведь с тех пор, как Гончаров вернулся на просторы «Раздолья», прошло больше двух недель, и ровным счетом ничего не произошло. Кроме разве случайно замеченных Машей «тех самых» долгих, тяжелых взглядов Николая, когда он считал, что Маша не видит.

Или он просто в задумчивости смотрел на стену, под которой сидела/стояла/проходила Маша.

– Вполне возможно, я все сама себе придумала! – пожаловалась Маша парикмахерше Зарине, у которой всегда ровняла кончики волос. Она зашла в парикмахерскую утром в четверг, чтобы вечером пойти со Степочкой играть в «Мафию», а еще потому, что ей нужно было ехать договариваться о помещении для проведения публичных слушаний и у нее образовалась пара свободных часов.

– А какая разница? Мужика-то нет? Увели, верно? – бросила Зарина, продолжая жевать жвачку. В ее мире все было просто и понятно, и иногда Маше казалось, что так было бы действительно лучше – упростить все до одной-двух формул. Мужики – козлы, бабы – дуры. В гусином паштете из «Пятерочки» и в помине нет ничего от гуся. Прической можно решить если не все, то многое. Если бы Маша умела пришпиливать такие вот ярлыки к любым жизненным ситуациям, можно было бы не переживать. Впрочем, главное, Зарина была первоклассным парикмахером. Это было главным в их отношениях.

– Я не знаю, как сказать. Может, и увели. Только сначала я его вроде как бросила, – задумчиво пояснила Маша, отдавая голову под теплые струи.

– Короче, сейчас он спит с другой, да? – уточнила Зарина, которая сама была давно и счастливо замужем. Этот простой факт, а также абсолютная уверенность в том, что на все вопросы можно найти простой ответ и эффективное решение, делали ее вполне неплохим психологом для большинства замороченных клиенток.

– Спит? – с болью переспросила Маша. – Этого я не знаю. Работают вместе. Уезжают и приезжают вместе, почти всегда, надо сказать. Что это значит?

– Это значит, милая моя, что тебе надо делать ноги. На черта тебе сдался этот мужик? Только годы потратишь, а все равно никакого толку. Тебе нужно брать свою жизнь в свои руки.

– Нужно что-то менять, – кивнула в совершенном согласии Маша.

– Эй, осторожно! Воду на пол льешь же! Слушай, а давай тебя перестрижем? У меня одна клиентка, как мужика меняет, тут же стрижку другую делает. А?

– Надо подумать, – пробормотала Маша, прикусив губу. – Я не меняла мужика. Я…

– Чего тут думать? Ты говоришь, у Гусеницы его тоже длинные волосы? Может быть, он так решил заменить тебя.

– Глупость какая! – воскликнула Маша, но мысль эта неожиданно оказалась вполне приятной. Что, если он выбрал эту черноволосую Гусеницу, потому что она отдаленно – очень отдаленно, – но напоминала Гончарову о Маше?

– Ничего не глупость. А ты сделай короткую стрижку. Под эту… как ее… Кристин Стюарт.

– Это которая Белла? – ухмыльнулась Маша. – Так у нее же длинные волосы.

– Только не сейчас. Она постриглась. Да я сейчас найду! – заверила ее парикмахерша и принялась показывать ей картинки из интернета. Результатом этого просмотра стало то, чего Маша никак не могла ожидать. Ни от себя, ни от современной индустрии красоты.

Глава 9

Побочный эффект пирогов

Только бы не увидела мама. Эта мысль жгла Машу, но ужас ситуации был в том, что мама все равно увидит. Не сейчас, так вечером. Как могла она «развестись» на уговоры Заринки! Зачем? Чего и кому она хотела доказать тем, что срезала две трети своих длинных волос, без которых теперь чувствовала себя почти голой. Даже хуже – не голой, а вообще в чьем-то чужом теле. Мама убьет ее. Она вообще на себя теперь не похожа.

Зарина оторвалась, что называется, по полной. Давно хотела, как она сказала. Маша всегда выглядела скучно, она сказала. Так скучно, что челюсти сводило от желания зевнуть. Так она сказала. И что-то про то, что хоть раз в жизни нужно меняться, и меняться кардинально.

– Господи, спаси и сохрани! – вот и все, что смогла сказать Маша, когда увидела окончательный вариант в большом зеркале салона красоты. И тут же пожалела, что согласилась – и на перемены, и на эксперимент, заключавшийся в том, чтобы довериться парикмахерше, ее чувству стиля и пониманию красоты.

– Ничего и не господи, – рассмеялась Зарина, разглядывая результат трудов своих. – Лучше, чем в «Модном приговоре».

– Приговор налицо, это факт. Расстрелять. – Маша осторожно покачала головой из стороны в сторону, словно боясь, что ее новая прическа может просто свалиться с головы, если тряхнуть ею слишком сильно. Но прическа осталась на месте, как и сделанный Зариной макияж. И из зеркала на Машу смотрела незнакомка, о которой не было известно ровным счетом ничего.

– Неужели тебе не нравится? – удивилась Зарина, подправляя выбившийся локон, хотя делать это было бессмысленно, ибо все волосы были уложены в идеальном «художественном беспорядке».

– Нравится или нет, я бы тут даже не измеряла такими категориями, – пробормотала Маша. – Кто это?

– Это ты! – кивнула Зарина. – Ты можешь быть и такой.

Это была действительно новость. Средней длины, до плеч, стрижка была настоящим «взрывом на макаронной фабрике», но он, этот взрыв, каким-то непостижимым образом подходил Маше. Она была словно сошедшая со страниц журнала звезда, пойманная папарацци на выходе из ночного клуба, где она веселилась с вечера до утра. Немного усталая, растрепанная, с огромными, подведенными темным карандашом глазами, бледная, хлопающая пушистыми ресницами – рыжеволосая красавица с затаившимися среди этого пожара светлыми прядями. Это была кто угодно, но только не Мария Кошкина. Юная Николь Кидман. Милла Йовович с пистолетом в руке, держащая под прицелом весь мир. Дрянная девчонка, дочь лесного разбойника.

– Меня не пустят домой! – простонала Маша, но незнакомка в зеркале задорно тряхнула вызывающе яркими, блестящими в электрических лучах локонами.

– Половина дела – это макияж. Смоешь, и все кончится. Да и волосы можно перекрасить обратно, если уж на то пошло, – заверила ее Зарина, но эта идея Маше тоже не понравилась. Она не знала, что именно она чувствует, глядя на рыжую, смелую красотку в зеркале. Страх, смущение, удовольствие, чисто женское восхищение тем, как из привычной куколки вдруг вышла яркая бабочка.