Читать книгу "Не проклинайте мужа Светом - Александра Лисина"

Госпожа Ольдман в нашем Мире личность довольно известная. Сколько ей на самом деле лет, никто не знал, но поговаривали, что больше даже, чем самой Жабе. И я была склонна в это верить — уж больно много знала знаменитая травница, да и вела себя… странновато.

Жила она на отшибе, в одном из самых неблагополучных районов города, в маленьком розовом особнячке с симпатичными занавесочками в горошек и нарисованными на калитке ромашками. На лужайке перед ухоженным крыльцом всегда благоухали цветочки самых причудливых форм и расцветок, а из окна кухни то и дело долетали вызывающие обильное слюноотделение ароматы свежей выпечки — госпожа Ольдман как никто уважала свежие пирожки с требухой.

Йерж, проводив меня к самой калитке, виновато развел руками:

— Меня не приглашали, так что я тут подожду.

— Не надо. — Я покачала головой, прекрасно зная, что мужчин, особенно темных и особенно полукровок, госпожа Ольдман не жаловала. — Встретимся в трактире, ближе к полуночи. У меня еще дела в Городе.

Целитель, которого Улька за неимением другой альтернативы силком навязала мне в сопровождающие, с видимым облегчением испарился. А я, настороженно глянув в сторону приоткрытого окна, решительно толкнула низенькую калитку.

Смех смехом, а люди и нелюди пропадали в этом милом домике с завидной регулярностью. Особенно чужаки, не знакомые с правилами поведения. Внешняя несерьезность калитки и сказочная беззащитность домика скрывали под собой мощную магическую составляющую и довольно жестокие шутки хозяйки. Причем жестокие настолько, что я бы, например, поостереглась выяснять, из чьей именно требухи городская ведьма с такой любовью стряпает свои пирожки.

— Хелечка, моя дорогая! — Не успела я сделать и пары шагов, как в доме распахнулась дверь, и на крыльцо выбежала десятилетняя девочка в потертом розовом сарафане. Торчащие во все стороны белесые патлы, озорная улыбка, оголенные до неприличия исцарапанные коленки и нечеловечески яркие зеленые глаза, в которых горела искорка неугасимого любопытства. — Давно тебя не было! Проходи, проходи, моя хорошая, с самого утра тебя жду!

— Здравствуйте, госпожа Ольдман, — коротко поклонилась я, старательно держась единственной безопасной тропинки. — Как дела? Как здоровье?

«Девочка» звонко расхохоталась, а когда я поднялась по ступенькам, погрозила мне пальчиком.

— Вот шутница. Все подтруниваешь над бабушкой?

— Какая же вы бабушка? — пробормотала я, снимая туфли и босиком проходя в небольшую, увешанную плетеными ковриками гостиную, где уже был накрыт стол, стояло огромное блюдо румяных пирожков и дымились две чашки с травяным настоем. — На вас пахать можно еще много-много лет, а то, глядишь, и замуж позовут. Если, конечно, осмелятся.

— Тьфу на тебя, негодница, — беззлобно фыркнула травница, лихо захлопывая за мной дверь и вприпрыжку подбегая к столу. — Садись давай, зелье стынет. А травы свои на пол клади. Да не бросай, а аккуратненько, осторожненько… Я ведь правильно стебелек разрыв-травы там увидела, да?

— Правильно, — ничуть не удивилась я и бережно сложила свою ношу возле двери. — Даже спрашивать не буду, откуда вы узнали, что я приду. Но, как обычно, осмелюсь поинтересоваться: из чего у вас зелье?

Госпожа Ольдман снова расхохоталась.

— Что ты как маленькая, Хель! Сколько лет прошло, а все бабкину оплошность вспоминаешь!

Я скептически искривила губы. Ну да, оплошность. Кинуть вместо бодрящей травки корешок первоцвета, снимающий с суккубы любую личину, — хороша ошибочка, да? Я потом три дня не могла облик сменить! Теперь всегда спрашиваю, хотя и не уверена, что мне ответят правду.

При виде моего выразительного лица «девочка» укоризненно покачала головой.

— Да нет там ничего серьезного. Так, легкое успокоительное, немного тонизирующего… Тебе ведь не помешает, верно?

На меня в упор взглянули проницательные, пробирающие до дрожи зеленые глаза, похожие на бездонные лесные озера.

— А почему ты одна? — обманчиво ласково спросила ведьма, крутя в тоненьких пальчиках вилку. — Где ваш замечательный ангел? Почему опять не пришел?

— Домашнее задание делает, — честно ответила я. — Сидит в своей комнате и старательно собирает благодать в пробирку, чтобы провести завтра уникальный эксперимент на «ядах».

— Я давно его жду, Хелечка, ты ведь знаешь. А ты упорно его от меня прячешь.

— Пока не изъявит желание сам, даже заикаться не стану.

Я твердо встретила острый взгляд травницы, и та огорченно всплеснула руками.

— До чего же ты упрямая, деточка! Его же можно заранее подготовить, намекнуть, попросить… Не мне тебя учить, как невинным мальчикам предложения делать! И не надо так смотреть — Мартина твоего не съем! Интересно мне просто, понимаешь? Сроду полукровок от Неба не видела, а тут — такой шанс.

Я как можно спокойнее пожала плечами.

— Быть может, когда-нибудь вы удовлетворите свое любопытство. Но не думаю, что это случится в ближайшее время.

— Во что ты вляпалась, Хель? — совсем другим голосом осведомилась травница, глядя мне прямо в душу. — И почему на тебе висит метка смерти?

Ее показную веселость как рукой сняло. Вместо задорной девчонки передо мной сидела умудренная жизнью ведьма, которая видела меня насквозь. Но так было всегда, когда она того хотела. Именно поэтому я и пришла.

— Рассказывай, — потребовала госпожа Ольдман тоном, не терпящим возражений. — Все по порядку. Прежде чем торговаться за твои травы, я хочу знать, на что ты планируешь потратить выручку.

От травницы я вышла уже затемно — уставшая, но с немалым прибытком, как денежным, так и по части знаний. И без того гнетущего груза в душе, с которым ходила последнее время.

Я давно заметила — домик госпожи Ольдман непостижимым образом высасывал из людей всякую гниль. Словно языком слизывал тоску, печаль, любые тревоги, оставляя после них лишь легкую грусть и полупрозрачную, совсем невесомую дымку светлых воспоминаний.

Чаще всего именно за этим к ней и обращались. Те, кто потерял близких, друзей, себя самого… те, кто утратил веру и кому стало в тягость собственное существование. Кому-то госпожа Ольдман помогала, приглашая зайти на чашечку горячего травяного настоя. Других, напротив, безжалостно гнала, не давая шанса на успокоение. Самых настойчивых отваживала. Самых дерзких жестко останавливала. И лишь глупцов безнаказанно допускала к зеленой лужайке, где их путь, как правило, и заканчивался.

Своими глазами однажды видела, как какой-то дурак, наплевав на доводы разума, сиганул через забор и решительно зашагал к дому, намереваясь стребовать с травницы какой-то мифический долг. Где-то на третьем шаге симпатичная изумрудная травка у него под ногами расступилась, открыв пылающее жерло гигантской, усеянной острыми зубами глотки, и дурак с приглушенным воплем ухнул в нее с головой. Пасть немедленно захлопнулась. «Лужайка» довольно заурчала. А еще через полгода на том месте вырос чахлый кустик чертополоха, заставивший меня по-новому взглянуть на растения вдоль забора и всерьез задуматься, кем был тот или иной цветочек при жизни и не стоит ли мне осторожнее ступать по сочной траве, которая тоже могла быть чьим-нибудь невеселым посмертием.