Читать книгу "Венец всевластия - Нина Соротокина"

Вот кто, значит, есть дьяк Курицын! Он у еретиков «главный заступник». Но это еще вопрос, кому верить… Паоло аккуратно положил свиток на место, потом осторожно, так кошка лапкой пробует воду, поднял за краешек обложной лист книги, заглянул. «Сказание о Дракуле Воеводе». Кто такой Дракула, почему не знаю? И ведь не спросишь! Ладно, это потом.

Что там еще, под неведомым Дракулой? «Лаодикийское послание» — было написано на титульном листе. Стихи какие-то… таблица. Паоло готов был руку дать на отсечение, что своей волей Курицын никогда, ни при каких обстоятельствах не покажет ему эти тайные бумагу. А может, сия Лаодикийская таблица приспособлена для составления гороскопов?

Паоло задыхался от напряжения, лоб взмок. Он быстро запер ларец. Попробуй у него кто-либо силой отнять ключ, так, пожалуй, и не разомкнет руку-то. Ее как судорогой свело. Ему нужна глина. Хороший, влажный кусок мягкой глины, чтобы сделать оттиск. А там уж он найдет, где заказать ключ. Будет ключ, можно сделать копию. Но где найти глину зимой? Разве что в подвале под палатами…

15

В мае Елена Волошанка получила из Литвы письмо от Лёнушки. Письмо было передано шляхтичем тайно, что само по себе подразумевало — родителей в известность не ставить. Оленушка была человеком скромным, набожным, не по букве, а истинно, поэтому старалась придать письму строгий и благочестивый тон, но меж строк плескался восторг: как это сподобило судьбу подарить ей такое богатство, такую радость и счастье? Из письма следовало, что Александр, супруг ее, и пригож, и ласков, и умен, и обходителен, словом, Елена поняла, что Оленушка влюбилась без памяти в своего мужа, и искренне порадовалась за названую сестру.

Всем этим Елена поделилась с верным другом покойного мужа, а стало быть, и ее — дьяком Курицыным, поделилась как бы между прочим, и тем удивительнее была реакция Федора Васильевича. Тот вдруг озаботился сильно, а потом сказал и вовсе несуразную фразу:

— Хорош улов, да не ко времени.

И как это понимать?

Дьяк шел к Елене с совершенно особым и чрезвычайно важным сообщением, а теперь все медлил, не зная, как приступить к важному разговору. Они сидели на скамье под яблонями в саду, с горки отлично было видно, как блестит за стенами Кремля Москва-река. Иные яблони уже распустились, другие только набирали сок в бутонах. Пчелы гудели… Жара была почти летняя, и Федор Васильевич расстегнул верхние пуговицы своей богатой опашени.

Заметь эту пару сейчас кто-то из злопыхателей, и он не посмел бы сказать дурного слова. Все знали, что любовь к покойному Ивану Молодому Курицын перенес на сына его — Дмитрия. Дьяк давно привык к мысли, что отрок со временем будет великим князем на Руси, а потому принимал самое горячее участие в его воспитании, искал и учителей достойных и лекарей знающих.

Курицын так давно был вдов, и при этом столь нарочито равнодушен к женщинам, что в глазах людей утратил не только пол, но и возраст. Он был правой рукой царя, главным советником его в делах внешних (со внутренними делами Иван Васильевич справлялся сам и редко спрашивал совета).

Коли дьяк на таком посту, ему не до утех женских. Да и стар уже. Иные считали его ровесником царю, другие говорили — что вы, он старше государя! Федор Васильевич не спорил и не торопился сообщить истину. Жизнь подносила ему так много сюрпризов и неожиданностей, что возраст он набирал, как бы пренебрегая прожитыми годами и календарным временем. Один турецкий плен чего стоит! Десять с лишком лет назад был он направлен послом в Венгрию, прожил там четыре года, а по дороге домой был захвачен турками. Житье в Туретчине было долгим. Хорошо еще, что не продали его в рабство. Хороший переводчик на рынке много стоит. А Курицын знал венгерский, польский, молдавский, греческий, латынь. Из плена вызволил его государь. Дьяк вернулся в Москву с седыми висками. А теперь что считать? Все его года, все сорок восемь лет, ему принадлежат.

Но подсматривать за героями нашими было некому. Сад Елены Волошанки, равно как и двор ее, находятся за высоким забором. Отдельное жилье было даровано еще Ивану Молодому, а по смерти супруга было сохранено за его вдовой. Последний пожар сильно потрепал постройку, но не скажешь, как про царский двор, мол, выгорел дотла. Обновили, подчинили, заменили сгоревшие бревна новыми — можно дальше жить.

Пробили часы на новом княжеском дворе. Раньше часовая машина, прозываемая «частомерье», стояла подле храма Благовещения. Теперь там идет строительство, возводят для государя Ивана палаты каменные. Частомерье было старым, установлено оно было более восьмидесяти лет назад. Тогда для всех это было диво-дивное, молот ударял в колокол каждый час, размеряя часы дневные и ночные, и ударял тем колоколом не человек, а самодвижная хитрость. Часы порушил пожар, и находились они в полном небрежении до тех пор, пока флорентийский мастер не вернул им по приказанию царя былую силу. Большая радость для всех слушать опять их мелодичный перезвон и соотносить себя со временем.

Курицын наконец решился.

— Я должен донести до вас, княгиня, известия неприятные. Горе мне, редко прихожу к вам теперь с хорошей вестью.

— Не томите… Иль дурное о Дмитрии?

— Нет, нет! Разговор на сей раз пойдет о вашем батюшке. Дошли до нас сведения, что господарь волошанский Стефан напал на литовские владения.

— Быть не может! Это вы точно знаете?

— Да уж куда точнее. Из Литвы прибыл посол Станислав Петряшкович. Он теперь и пеняет государю Ивану и помощи от него против Волошии ждет.

Елене не надо было долго объяснять сущность происшедшего. Раз заключили мир с Литвой, то, стало быть, по обычаю и по старине иметь общих друзей и врагов. Но не может быть того, чтоб господарь Стефан стал врагом московскому государю.

— Что же теперь будет? — спросила она упавшим голосом.

— Грамоты будем составлять, печати вешать, послов звать да гонцов гнать. Государь уже повелел искать способ, чтоб примирить Александра и вашего батюшку.

Курицын не раз упреждал Елену, объяснял ей, как вести себя с царем, де, не сказала бы по недомыслию чего лишнего. И сейчас они обсудили происшедшее во всех подробностях. Елена покорно кивала головой.

— Теперь я понимаю, почему вы так сказали про письмо Ленушки… про улов ни ко времени. Но ведь одно другому не мешает. Я так рада за Лёнушку, что послал ей Господь любовь. Вот так едешь неизвестно куда, и приедешь к любимому.

— Разумеется, я очень рад за княгиню Елену, — поспешно сказал Курицын. — А это — просто пословица, случайно с языка сорвалась. Я о своих делах думал.

В глазах Елены не прозвучал вопрос — каких? Дела дьяка Курицына были столь обширны, что женского ума как бы и не касались. Однако, позволь себе Курицын откровенничать на этот раз, она бы все поняла и приняла размышления дьяка близко к сердцу.

Когда Иван отдавал дочь Елену в Литву, то в расчеты его меньше всего входила счастливая жизнь супругов. Любить мужа жена обязана, это всякий знает, но не настолько, чтоб ради него забыть отчизну свою, отца и нужды государства Московского. Иван поставил на дочь, как на кречета в охоте, как на бойка-петуха, прости, Господи. Елена должна была стать своим человеком во вражеском стане и доносить о каждой мысли мужа, о каждом его намерении. Более того, царь замыслил окружить дочь русским штатом, чтоб были рядом с дочерью мудрые и умелые соглядатаи. Если Елена умом не все объемлет, то толковый человек сообразит послать в роковой час нужную грамотку государю Московскому.